Перешагнуть через пропасть. Гедонистическая инженерия против уныния, одиночества и разобщенности
Шрифт:
Когда сидишь на подобной конференции по «Большим Идеям», где мечтают исключительно масштабно и стремятся к глобальным переменам и где об изобретениях и открытиях, о которых вы, скорее всего, и не слышали, уверенно говорят как о готовых решениях всех проблем – от нищеты до рака, – практически невозможно не заразиться общим оптимизмом и не восхититься смелостью идей. «Стивен Пинкер был прав!» – так и мелькает у тебя в голове. Великий просветительский эксперимент последних трех столетий мчится на всех парах, что бы там ни твердили всяческие Кассандры и отрицатели. Грамотных и сытых становится все больше. Войн и болезней – все меньше. Налицо все признаки несомненного прогресса человечества, правда, о нем почему-то мало говорят. Из ближайшего будущего нас манит полностью автоматизированный, роскошно обставленный коммунизм, пусть и не совсем
Логично будет заключить, что все, безусловно, улучшается по экспоненте.
Но потом возвращаешься домой, читаешь ленту новостей – и тебя накрывает волной симптомов глобального кризиса: пожары в Амазонии, в Малибу, за Полярным кругом. Пандемия, пожирающая Землю. Потоки беженцев, пытающихся выбраться из Сирии, Венесуэлы – мало ли где станет совсем худо прямо завтра. Эбола. Коронавирус. Популизм. Терроризм. Сексизм. Расизм. Кругом сплошные «измы». Постоянно.
Нужно быть совсем бессердечным, чтобы этого не видеть: все, безусловно, ухудшается по экспоненте.
Как заметил когда-то Э. Б. Уайт, автор классической детской книги «Паутина Шарлотты», «я встаю по утрам, разрываясь между желанием улучшать мир (или спасать его) и желанием наслаждаться жизнью в нем (или смаковать его). Поэтому мне так сложно строить планы на день» [31] . Попытки составлять карты, схемы и планы будущего мира, состоящего из перепутаницы противоречивых, многокомпонентных экспоненциальных кривых, – занятие головоломное даже в мирное время. Тот самый анализ функций многих переменных, который многие из нас пытались одолеть в старших классах. Нельзя сказать, что мы в нем поднаторели с тех пор.
31
The New York Times. Shenker, Israel. “E. B. White: Notes and Comment by Author” July 11, 1969. https://archive.nytimes.com/www.nytimes.com/books/97/08/03/lifetimes/white-notes.html?_r=3.
Сейчас на нашем графике пересеклись две кривые. Назовем их кривой оживления и кривой выживания. Кривая оживления начинается слева внизу и плавно изгибается вправо и вверх. Она отражает личностную и культурную самореализацию и все те радужные перспективы, которые забивают эфир на подобных экспоненциальных конференциях. Если бы жизнь была вечным пикником на пляже, по этой кривой можно было бы узнать, что туда брать, кого приглашать и где расстелить одеялко, чтобы вид был самый красивый.
Кривая выживания начинается в самом верху слева и с течением времени обрушивается вниз. Тут все далеко не так радужно. Если бы жизнь была вечным пикником на пляже, на этой кривой было бы отражено, что море вдруг отступило, животные рванули со всех ног куда повыше, а ваш телефон раскалился от предупреждений о цунами.
Кривая оживления оптимистична, всегда примерно одинакова и сосредоточена на том, чтобы обеспечить себе как можно больше выбора, – на то, чтобы смаковать мир. Кривая выживания очень зависит от момента, пессимистична и сосредоточена на том, чтобы успеть выбрать хоть что-нибудь, – на том, чтобы спасать мир. И мы сегодня, похоже, угодили на самое их пересечение. Вероятно, поэтому нам так сложно строить планы на день.
Дело не только в том, что мир меняется экспоненциально и мы не успеваем осмыслять его. Дело в том, что мы становимся свидетелями крушения смысла как такового. Этот разрыв мы ощущаем постоянно – как неуверенность, тревогу и растерянность. Даже самые знакомые, самые надежные вехи уже не указывают, где верх, а где низ.
В апреле 2019 года случился пожар в знаменитом Соборе Парижской Богоматери. Франция объявила чрезвычайное положение. Президент Эммануэль Макрон разразился потоком твитов и мобилизовал все ресурсы. Не прошло и нескольких дней после того, как пожар удалось потушить, как появились первые аналитические статьи. Кто-то замечал, что отвага пожарных и щедрые пожертвования модных домов вроде Louis Vuitton и Yves Saint Laurent
32
“Notre Dame: An Omen.” The Dennis Prager Show. April 16, 2019. https://dennisprager.com/column/notre-dame-an-omen/.
Если пожар в Соборе Парижской Богоматери при всем своем символизме произошел случайно, то обрушение башен-близнецов в финансовом квартале Нью-Йорка в 2001 году случайным не назовешь. «Аль-Каида» выбрала эти здания своей мишенью именно за то, что они были воплощением экономической мощи Запада. То, что эти небоскребы-символы оказались настолько беззащитными, стало потрясением для всего мира. С падением башен рухнуло и ощущение безопасности Америки.
Получается, что наши сооружения становятся воплощением наших убеждений. Это полезно учитывать, рассматривая нынешний кризис смысла. Все мы в той или иной степени страдаем комплексом великих сооружений: здания институтов, которые в какое-то время в каком-то месте играют самую заметную роль, отражают и наши ценности. Они сразу показывают нам, кто тут главный и что для нас самое важное.
Когда-то в эпоху великих империй, фараоны строили пирамиды, а короли – дворцы и замки в подтверждение своего священного права на престол. В Средневековье монастыри и соборы высились по всей Европе, отражая мощь и величие церкви. С появлением национальных государств в XVIII веке центральное место на планах и небесных линиях городов заняли здания судов и парламентов. К XX веку, эре корпораций, надо всем этим вознеслись небоскребы – памятники магнатам и банкам, которые их выстроили. А сегодня все внимание приковывают кремниевые кампусы, выстроенные по проектам знаменитых архитекторов. Сейчас власть в физическом мире принадлежит тем, кто изобретает миры виртуальные.
Но если башни-близнецы и Собор Парижской Богоматери – это пример комплекса великих сооружений в кризисные времена, когда трещины в основаниях нашей культуры проявились в виде буквальных трещин в фундаментах наших строений, на самом деле мы наблюдаем крах милостивой божественной власти практически повсюду. И дело не только в монументах власти и величию, которые мы создали. Дело в самих институтах.
В 2008 году, когда даже легендарные Bear Stearns и Lehman Brothers всплыли кверху брюхом, никто не мог взять в толк, как рынок умудрился рухнуть настолько внезапно и бесповоротно. Эфирным временем завладели политики, которые журили алчных потребителей из среднего класса, что те, мол, в стремлении владеть особняками за городом отхватили себе ипотеку не по зубам. К тому времени, когда появились всевозможные результаты вскрытия вроде «Игры на понижение» Майкла Льюиса, стало очевидно, что институты наподобие Goldman Sachs оказались настолько прозорливы и эгоистичны и настолько мало заботились о клиентах, что такое даже трудно себе вообразить.
Если мы думали, будто подобное при всей своей кошмарности удалось полностью предотвратить всевозможными законодательными реформами в духе «не допустим» вроде закона Додда – Фрэнка, мы опять же ошибались: враг просто ушел в подполье. И за моря. В Сингапуре скандал 1MDB показал, что миллиарды долларов ушли со свистом на проекты-пустышки, на финансирование голливудского кино – словом, были откровенно разбазарены, а в результате разоблачения был снят с поста премьер-министр [33] . Господа банкиры из Goldman Sachs и на это смотрели сквозь пальцы.
33
Goldstein, Matthew, Alexandra Stevenson, and Emily Flitter. “Goldman Sachs Ensnarled in Vast 1MDB Fraud Scandal.” The New York Times. November 1, 2018 г. https://www.nytimes.com/2018/11/01/business/goldman-sachs-malaysia-investment-fund.html.