Пересмешник
Шрифт:
— А что за разговоры о воле Лунной кошки? — с подозрением произнес я. — Надеюсь, внутри меня не отправят на ритуальное заклание?
— У мряурров есть закон, по которому ни один инородец не мряуожет быть на Круге Когтей. Он соблюдается. Но в то же времряу уже был нарушен больше пяти раз, пока прайды живут в Рапгаре. В книге мряолитв, которая досталась нам от первых, встретивших Лунную кошку, есть строки, где она молит своих неразумряуных детей быть чуткими к тем, кто стоит на пороге встречи с ней.
Он сделал жест, приглашая меня подняться в храм.
— Мы не вправе отказать, если только это не влечет опасность
— Чтобы ее привести, следует умереть. Этого я делать не собираюсь. Во всяком случае, сегодня.
— Вне зависимости от твоей смерти ее благословение снизойдет на это святое мряуесто.
Я перестал вникать в теологические представления мяурров, сочтя их сейчас не слишком важными для меня. Сразу после входа мы попали в огромный зал, купол которого уходил высоко вверх, здесь пахло лунным корнем и слышалось приглушенное пение. Прежде чем я успел рассмотреть в полумраке хоть что-то, Мряшал толкнул дверцу в стене и по извилистой лестнице привел меня в небольшую ложу, где с балкона открывался вид на зал.
— Жди здесь. С тобой поговорят, когда найдут времряу. Я приду за тобой.
Шурша мантией, он скрылся.
В помещении, куда меня привели, была лишь маленькая деревянная скамеечка. Я сел, положил руки на перила балкона и стал смотреть вниз.
Зал в форме эллипса, как я уже говорил, был огромным и, казалось, впитывающим в себя свет. Окна, находящиеся на дальней от меня стороне, по чьему-то приказу закрыли непроницаемыми для солнечных лучей щитами, и густой полумрак в помещении не могло разогнать пламя двух жаровен, что стояли по бокам от высокого, похожего на трон резного кресла.
Впрочем, все быстро изменилось, когда четыре десятка мяурров внесли в зал большие факелы на длинных бронзовых шестах. В полу оказались специальные пазы, куда воткнули шесты, и свет огня разогнал тьму в центре помещения. Стала видна площадка, приблизительно тридцати футов в диаметре, ограниченная белым меловым контуром. Ее, словно крылья, охватывали трибуны. Лишь первые ряды были прекрасно различимы, все остальные, уходящие к потолку, скрывались в полумраке. Судя по шорохам и шепотку, все места оказались заняты мяуррами, и я не сомневался, что сегодня здесь собралось все взрослое мужское население Кошачьего приюта.
Среди тех, кого я мог увидеть на достаточно хорошо освещенных трибунах, была совершенно разношерстная публика в буквальном и переносном смысле слова. Каждый прайд, каждая семья этого племени отличается друг от друга по множеству внешних признаков. Разные морды: узкие и широкие, плоские и вытянутые, похожие на тигриные или львиные или еще на два десятка других представителей дикого кошачьего племени, населяющего наш мир. Разная шерсть: пушистые, короткошерстные, черные, белые, рыжие, полосатые, пятнистые. Разная длина и форма хвостов, лап и ушей. Все эти признаки говорили знающему человеку о родословной мяурра и его принадлежности к определенной семье и прайду.
Я худо-бедно мог понять, с представителем какого прайда общаюсь, но что касается семей — был полным профаном. В каждом прайде их не меньше пятидесяти, и запомнить такое многообразие признаков… Нет. Не скажу, что невозможно, но просто это не самое важное в моей жизни.
Двое котов в золотых мантиях щедро сыпанули
Судя потому, как много кидали порошка в огонь для ритуальных воскурений в честь Двухвостой кошки, у мяурров его было в достатке. Отсюда следовало, что всегда найдется ворюга, готовый рискнуть собственной шкурой, подставиться под острые когти и стянуть унцию бесценной для наркоторговцев дряни.
Ударили в гонг. Его звук достиг наивысшей точки, отражаясь от потолка и стен певучим «ом-м-м-м», и, когда он стих, шепотки и шевеление на трибунах прекратились. Двое все тех же мяурров в золотых мантиях под руки подвели к креслу третьего. Он был очень старый, сгорбленный, еле волочащий лапы, с седой, словно выгоревшей на солнце шерстью, большими ушами с кисточками, как у рыси, и облезлым, похожим на осеннюю безлистную ветку, хвостом.
Старик с трудом уселся, положив лапы на подлокотники, выпустил грозные когти, впившиеся в мягкую древесину, и, медленно подняв голову, оглядел трибуны.
Сын Луны, самый старый, самый мудрый кот, которого выбирают из шести старейшин прайдов и который определяет политику и поведение своего народа.
Почти три минуты он рассматривал тех, кто пришел, а затем заговорил.
Голос его, вопреки моим ожиданиям, оказался сильным и глубоким. Он с легкостью разносился по всему залу, и мяурры, подавшись вперед, внимали каждому слову. Я, в отличие от них, ничего не понимал. Язык мяурров — набор хриплых, мурлыкающих, шипящих грудных звуков. Родной язык уроженцев Спинотиса считается одним из самых сложных среди тех, кто населяет Рапгар. Знают его немногие, а учить почти никто не стремится — коты прекрасно изъясняются на всеобщем.
Минуты четыре я терпел, затем не выдержал и прорычал задумавшемуся Стэфану:
— Ты долго собираешься маяться от безделья?!
— Прости! Отвлекся на разговор с Анхель, — оживился он и начал переводить с половины фразы, опуская стандартное «мряу» то и дело попадающее на букве «м»:
— …они запятнали себя, запятнали свою семью, запятнали свой прайд и тех достойных мяурров, что несли ответственность за них, поручились честью за их доблесть, воспитывали и вкладывали знания. Это позор для нашего народа, когда вместо детей рождаются презренные мыши, которым не место среди гордых воинов!
По рядам пробежал первый одобрительный шепоток, впрочем мгновенно стихший.
— Как завешали нам великие предки, истинные потомки благородной Двухвостой кошки, лазающие по горячим скалам и охотящиеся на вепрей, — гнилое яблоко следует без жалости выбрасывать. Ни я, ни старейшины, никто из моего народа — племени отважных воинов — не потерпит, чтобы преступивших хоть что-то связывало с настоящими мяуррами!
Эти слова был встречены согласным ревом. Я уже подозревал, что случится дальше, и, неприятно скривив губы, снял шляпу, бросив ее на скамью рядом с собой.