Пересмешник
Шрифт:
— Принеси печенья и молока, — приказал я Бласетту, решив действовать точно так же, как в поезде, во время встречи с Эрин.
Он вернулся в мгновение ока, с недовольной миной поставил перед пленниками блюдце и положил стопкой имбирное печенье. Почти сразу же троица перестала реветь, а «упавшие» в обморок приоткрыли глаза, решив узнать, не миновала ли опасность. Следующие несколько минут они завтракали, умильно сжимая в маленьких ладошках куски поломанного мной печенья и то и дело наклоняясь к блюдцу, наверное казавшемуся им размером с хорошую ванну.
Бласетт
— Ну а теперь кто-нибудь из вас сможет мне рассказать, чем вам так не приглянулось мое крыльцо?
Кажется, я поторопился, потому что одна из малышек подавилась угощением, а вторая на всякий случай опять хлопнулась в обморок. Мне потребовалось некоторое усилие и масса терпения, чтобы разговорить «злостных преступников».
Старшую звали Пуня Чуховая, она была главой рода Звездочек, и именно по ее указанию все эти дни у меня под дверью появлялся мусор с помойки. Ну, во всяком случае, я считал это мусором, а вот мелочь имела собственное мнение на данный счет. На взгляд маленького народца, всё-всё-всё, начиная от битых стеклышек и листьев и заканчивая трупом крысы, являлось очень большой ценностью.
Собственно говоря, маленький народец решил сделать мне щедрые подношения из своих сокровищниц, чтобы задобрить. Слушая их историю, я не знал, смеяться мне или плакать. Раньше род Звездочек обитал в заброшенном доме, что находился в конце улицы и в данный момент разрушался строителями для возведения нового особняка. Соответственно, малышам и малышкам негде жить, а зима уже совсем-совсем близко. Вот они и подумали, что, возможно, я смилостивлюсь и пущу их пожить у себя, если мне поднесут хорошие дары.
Почему выбрали меня, а не чэру эр'Тавию, полковника МакДрагдала или любого другого соседа, разумно объяснить они не могли и лишь виновато шмыгали носами.
— И что мне с вами делать?
Анхель беззвучно смеялась. Вся эта ситуация ее безумно веселила.
— Сколько вас?
— Немного, господин, — сказала Пуня Чуховая и пробормотала что-то совершенно неразборчиво.
— Ничего не понял.
— Сорок.
Лицо Бласетта окаменело. Я же пожал плечами. При росте и размере маленького народца много места в огромном доме они не займут. Против этого племени я никогда ничего не имел, считал их существами добрыми, наивными и немного комичными. Так что будет очень забавно разместить у себя под боком такой муравейник. Удивлю Данте, он подобного экстравагантного поступка от меня точно не ждет.
— Хорошо. Можете оставаться.
Мои последние слова потонули в ликующих писках. Бласетта же едва паралич не разбил, но удар он выдержал с честью.
— Будете жить в комнате и кладовке, в восточном крыле. Там отдельный выход в сад. Но запрещаю таскать мусор, подниматься на второй этаж и воровать продукты. Я скажу кухарке, она будет оставлять вам еду. Если возникнут какие-то вопросы, обращайтесь к господину Бласетту. Он мое доверенное лицо и назначается ответственным за ваше поведение.
Дворецкий посмотрел на меня с тоской и осуждением, как на предателя, который подсунул ему пару фунтов взрывчатки с горящим фитилем.
— И не спалите мне дом! — напоследок сказал я, слушая, как «хохочет» Анхель.
Чему она радовалась, ума не приложу.
— Мат, — сказал Талер, передвигая офицера на три клетки вперед.
— А, сгоревшие души! — махнул я рукой. — Ты снова меня обошел. Когда-нибудь я тебя сделаю.
Он довольно улыбнулся и стал расставлять фигуры на их первоначальные позиции.
— Ты хоть раз в жизни у него выиграл? — пробурчал Стэфан, следивший за нашей партией с самого начала.
— Две победы. И пять ничьих.
Талер поднял глаза, понял, что я общаюсь с амнисом, и поправил меня:
— Четыре ничьих. Последняя, в день выпуска, не в счет. Я был пьян.
— Да, мой мальчик, играть с ним в шахматы — все равно что с тобой в карты.
— Старина Талер непотопляем, — согласился я. — Он единственный, кому я систематически проигрываю.
Мой друг, слыша эти слова, хмыкнул, но было видно — ему приятно, что его таланты оценили.
Талер достаточно много времени проводит у меня в доме. Если он не на службе, стрельбище, в оружейном клубе или у Катарины, то гостит у меня. Свою квартирку он ненавидит почти так же, как одиночество, и практически не бывает у себя в берлоге.
Я ничуть не возражаю, чтобы Талер приходил, мне он совершенно не мешает, к тому же, как я уже говорил, в доме полно пустых гостевых комнат, а Полли будет только рада накормить новых жильцов. По ее мнению, здесь слишком скучно и пустынно.
— Чэр эр'Картиа, к вам посетительница. — Блассет вошел с прямой спиной и ледяным лицом.
Он все еще дулся из-за истории с маленьким народцем.
— Кто?! — Я резко обернулся к нему, сразу подумав об Эрин.
— Мяурр. Кошка. Она представилась, но, к стыду своему, я не в состоянии запомнить такое имя с первого раза, чэр.
— Фэркаджамрея?
— У вас великолепная память, чэр, — поклонился Бласетт. — Пригласить ее к вам?
— Будь так добр.
— Сию минуту, чэр.
— Это та самая? Из мышурров? — оживился Талер.
Я, прищурившись, посмотрел на него и совершенно нетактично поинтересовался:
— Тебе не пора? Ты сто лет не был на стрельбище.
— Если ты считаешь, что лучший друг оставит тебя, когда ты полезешь рисковать собственной шеей в логово к торговцу дурью, то ты не знаешь, что такое друзья!
— Я рад, что ты вспомнил о риске. Я лезу во все это исключительно потому, что, как ты знаешь, мне нечего терять. Разумеется, никто не говорит, что я не хочу жить долго и счастливо, но если взвешивать наши жизни на весах…
— Оставь, пожалуйста, свои недалекие теории, — отмахнулся он. — Чья жизнь важнее — умирающего или того, кто не знает, что с ним случится завтра, вопрос пустой и философский. Я на эту удочку не клюну.