Пересмешник
Шрифт:
Это был высокий высохший старик. Желтая натянувшаяся кожа обтягивала его скелет, грозя вот-вот лопнуть от ветхости. Бесцветные глаза, лихорадочно блестящие и в то же время сонные, все иссеченные полопавшимися сосудами, глубоко запали, словно провалились в череп, и были совершенно безумными и больными. Седая щетина на ввалившихся щеках, истрескавшиеся, все в болячках губы, немытые патлы волос, густые лохматые брови.
От него сильно пахло лунным порошком и застарелым потом, а его одежда, к моему великому изумлению, оказалась
От наркотика старик был слаб настолько, что его покачивало, и он благоразумно, наверное по давно уже выработанной привычке, прислонился к стене.
— Пить, — попросил человек.
Я подошел к ведру с водой, в котором плавал латунный ковшик, зачерпнул, протянул ему. Он долго и жадно булькал, его острый кадык ходил ходуном, а часть воды пролилась мимо рта и стекла по подбородку на грудь. Напившись, дед почти минуту переводил дух, слепо глядя на нас и, кажется, даже не замечая. Алые отблески костра плясали на его лице, делая его еще более резким и грубым, чем оно было на самом деле.
— Вы самая лучшая из моих последних грез, — наконец сказал он.
Талер скривил губы то ли в усмешке, то ли в жалостливом сочувствии.
— Кто вы? — спросил я.
Он не ответил. Забормотал что-то и провел перед собой рукой, общаясь с кем-то другим.
— Считаешь, что это Ночной Мясник? — хмуро обратился ко мне Талер.
— Только потому, что человек использует наркотик, живет в таком месте и собирает тематические газетные вырезки, нельзя назвать его убийцей, о котором говорит весь город. К тому же посмотри на него. Он так слаб, что даже муху прихлопнуть не сможет.
— Не скажи, — не согласился Стэфан. — Знавал я наркоманов, которые по силе могут поспорить с махорами. Препараты выкидывают с родом человеческим разные фокусы.
— Он же не все время вводит себе в вену мяуррскую дрянь, — с сомнением предположил Талер, не слышавший рассуждений амниса.
Я пожал плечами и убрал Анхель обратно в ножны. На мой взгляд, никакой опасности не было.
— Он старик. А то, что сделал с Греем Ночной Мясник, требует дюжей физической силы. Не так-то легко не просто убить, но еще и раскромсать на тысячу кусочков. Особенно если это делать быстро.
Так считал не только я, но и Скваген-жольц. Газеты писали, что проверяются врачи, в первую очередь опытные хирурги, способные на раз выпотрошить пациента и собрать его заново. Никаких успехов это не принесло, как и проверка ветеринаров, патологоанатомов, таксидермистов и прочих, связанных с работой, где следует знать хоть какую-то анатомию.
— Я жил с ним многие годы, — произнес старик, глядя в пустоту, и его лицо скривилось, словно он хотел заплакать. — Его идея душила меня, его мысли приносили муки. Каждую минуту. Я так молил Изначальное пламя освободить меня от него…
— И чего ты хочешь
Стэфан предложил перестать заниматься ерундой и уйти от греха подальше. Он тоже считал, что здесь делать нечего.
— Знаете, друзья мои, оно меня все-таки услышало! — рассмеялся старик.
— Кто тебя услышал, старче? — устало сказал Талер.
— Пламя! Оно освободило меня от этого человека. Но и ему дало свободу, выпустило! Выпустило в мир! Это я! Я виноват в этом!
Он обхватил голову руками и зарыдал, покачиваясь из стороны в сторону.
— Я виноват! О Всеединый! Я так виноват! Прости, прости меня за все эти жертвы! Я не смог его остановить!
Он рыдал, размазывая по лицу слезы, и кашлял, а я со все возрастающей жалостью понимал, что нельзя оставлять здесь больного человека, пускай он сто раз сумасшедший и тысячу раз наркоман. В Рапгаре существовал и социальные службы, и они вполне могли позаботиться о старике, особенно если он окажется гражданином. В мэрии существуют специальные фонды как раз для таких, как он.
— Он не желал слушать меня, молодой чэр, — прошептал старик, явно обращаясь ко мне и в то же время глядя сквозь меня. — Его навязчивая идея пройти по дороге до конца… его привлекало желание распахнуть двери дома… он так этого хотел, что сам себя боялся. Но я видел в его глазах лишь кровь и смерти. Много смертей.
Сгарикан зарылся обратно в тряпки, сдавленно рыдая и говоря, что он не хотел, чтобы так все получилось.
— Сгоревшие души, Тиль! — вспылил Стэфан. — Неужели ты не видишь, что мы бесполезно тратим время! От него нельзя ничего добиться!
Талер, судя по всему, был точно такого же мнения. Я же отличался большим упорством и упрямством и вновь выудил наркомана из рваных одеял. Я во что бы то ни стало намеревался узнать от него о тех людях, что напали на мой дом в поисках Эрин.
— Я пытался его остановить. Предупредить! Избежать жертв! Говорил, но меня не слушали! Я вижу каждое убийство, все, что случится! За что мне такая мука?! За что в мою последнюю ночь?! Кровь! Так много крови! Он пройдет этой дорогой до конца, и никто не сможет его остановить!
— Ему не хватало благодарных слушателей, — сказал Талер, но я резко вскинул руку и гневно тряхнул головой, показывая ему, что он должен молчать.
— Все мои грезы только об этом! Я знаю, что произойдет! О Всеединый, ну почему они не желают слушать меня?!
Кажется, наконец-то из этих бессвязных причитаний у меня начата складываться кое-какая, пускай и пугающая, картинка.
— Я тупой кретин! — прошептал я. — Талер, кажется, мы утерли нос всему синему отделу Скваген-жольиа!
— Ты изменил свое мнение и считаешь, что перед нами Ночной Мясник? — вяло поинтересовался он.