ПЕРЕСТРОЙКА В ЦЕРКОВЬ
Шрифт:
Но не стоит эту апостольскую терпимость к мотивам проповеди переносить на содержание проповеди. Есть проповедь Христа и есть проповедь «подделки» под Христа. Тут уже речь не об искренности, а о содержании проповеди: идет ли речь о том Христе, которого знали апостолы, или же о некоем человеческом артефакте под вывеской «Христос». Не думаю, что апостола Павла порадовала бы проповедь гностических аскетов, которые также употребляли имя Христа, но совершенно с другим значением.
— А с епископами у вас есть несогласия?
— Не без этого. Вот читаю я в «Концепции миссионерской деятельности Русской Православной Церкви» п. 2.3: «Миссионером
Специального миссионерского образования у меня нет (а у кого из современных известных миссионеров оно есть?). Я окончил обычную Духовную семинарию и академию в те годы, когда о миссионерстве и заикаться было нельзя.
Я не сортирую свои аудитории — мол «тем, кто слышал православное свидетельство», вход воспрещен. Более того, среди моих слушателей много таких, которые и «слышали православное свидетельство», и были им весьма обескуражены…
Вот представьте, что проходит миссионерская конференция. Много батюшек. Чтобы их удобно было возить от места обеда до места работы конференции, выделено несколько автобусов. И гаишная машина с мигалкой. Автобусы с обычными, нетонироваными стеклами. Бороды и камилавки батюшек хорошо видны. И вот с утра кавалькада мчится из гостиницы до ДК. На обед из ДК — в гостиницу. После обеда — из гостиницы в ДК, и, наконец, вечером — из ДК в гостиницу. При этом движение на главной магистрали города гаишники перекрывают. Можете себе представить реакцию замотанных горожан на такое «православное свидетельство»? И среди моих слушателей очень немало людей, которым уже не повезло встретиться с подобным «свидетельством» или с чем-то худшим. И опять, выходит, я не миссионер. В отличие от моих студентов миссионерского факультета Тихоновского унивеситета, получающих у меня же профильное образование…
И кстати, как тезис о «специальном миссионерском образовании» совместить с п. 3.5 — «Целесообразно, чтобы миссионеры имели или приобретали светское высшее образование»?
Или в конце того же пункта «Концепции» читаю: «Миссионер призван передать всё богатство богословского наследия Православной Церкви». Боже, ну как же я вмещу в себя «ВСЁ богатство богословского наследия»! Что за утопизм? Назовите мне имя человека, знающего в богословии «всё». Уж точно это не я, (и подозреваю, не авторы этого текста). И как я передам другим неохваченное мною? Ну и зачем было стремиться к таким красивостям?..
И дальше: «При этом он должен следовать многовековым традициям православного духовничества». Так, а если миссионер — не священник, он тоже должен следовать «традициям духовничества»? И кроме того, это все же весьма разные вещи — миссионерство и духовничество. Мисиия — это публичное слово Церкви к чужим, духовничество — интимнейшее слово к своим…
А ведь «Миссионерская концепция» утверждена Синодом нашей Церкви. И, тем не менее, видите, я позволяю себе не с каждой запятой этого текста соглашаться…
— Критику епископы вам прощают?
— В нашем очень небольшом кругу православных миссионеров принято считать нашим гимном песню Юрия Шевчука «Разговор на войне». Впрочем, это не торжественный гимн, а просто средство защиты от отчаяния — через воспоминание о том, чтослужим мы Тому, Кто выше любой иерархии: «С тех пор, когда
— На Ваш взгляд, как отличить традиции и нормы благочестия от фарисейства? Мы сегодня все начитанные, все знаем и по литургике и по истории Церкви и так далее, любому батюшке считаем вполне уместным сказать: «А в социальной концепции РПЦ написано… А вот это поздняя традиция… А святитель такой-то говорил об этом совсем не так…». Насколько это допустимо? Как определить действительно, чем руководствоваться в духовной жизни, и проследить, чтобы благочестие у нас не стало фарисейством?
— Советовать или нет священнику зависит от того, в каких отношениях состоит советчик с этим батюшкой. Если он впервые зашел в храм, вряд ли его совет будет уместен. Другое дело, если имя такого советчика — Алексей Ильич Осипов. Вот у него (как у человека с огромным личным опытом жизни в Церкви и как у заслуженного профессора Духовной Академии) есть право подойти и шепнуть батюшке, мол, в проповеди не совсем то слово было сказано, а вот это литургическое новшество в вашем приходе мне не очень понятно… Но если это обычный мирянин, после прочтения пары книг Мейендорфа-Шмемана ставший считать себя знатоком литургики, то это нетактично.
Впрочем, однажды я и сам одобрил локальную богослужебную реформу. Весной 2006 года приезжаю я на Западную Украину. В одном городке останавливаюсь у батюшки — моего однокурсника по семинарии. Он решает со мной посоветоваться:
«Есть такие устойчивые штампы в нашей речи: "сохранение супружеских обетов","нарушение супружеских обетов", просто "супружеский обет". Но парадокс в том, что этих обетов нет на самом деле! В чине венчания никто никому ничего не обещает. У нас же венчаются двое исихастов: они друг другу в любви не признаются, они вместе молятся — сомолитвенники стоят. Это у католиков есть обещания. Но я нашел издание чешского православного требника, в котором такие обеты есть. Жениха батюшка спрашивает: "Обещаешься ли сохранить себя в любви и верности своей жене даже до гроба? — Обещаюсь". Потом вопрос к невесте: "Обещаешься ли сохранить себя в любви, верности и послушании своему мужу даже до гроба?" — "Обещаюсь"».
И дальше батюшка рассказал, что поскольку у нас в требнике этих слов нет, то он сначала спрашивает людей — перед венчанием: отводит жениха в сторону, отдельно от невесты, и спрашивает: «Смотри, можно так венчать, можно так, с клятвой будешь венчаться?» И 90 % мужчин говорят: «Нет, конечно». «Таких я, — продолжает он, — венчаю обычным чином, в надежде на милость Божию. Но некоторые соглашаются. И всех тех, кто согласились венчаться с клятвою, я записываю в отдельную тетрадочку. И те, кто венчались без клятвы, через два-три года снова холостые. Те, кто венчались с клятвою, — ни одна семья не распалась!».
Эту реформу я одобрил.
Так что важно то, какие отношения у человека со священником. Иногда можно и подискутировать, иногда это будут только лишние нервы. Но в любом случае, я считаю полезным, если в Церкви будет дискуссионная атмосфера. У нас нет единого предписания, чему следовать в каждой ситуации: ветхозаветные, новозаветные, канонические, святоотеческие предписания очень разнообразны и нередко противоречат друг другу. Поэтому нужна сложнейшая система богословской мысли. Важно, чтобы в Церкви эти вещи обсуждались: и в семинарских спальнях, и в приходских чайных, и на Интернет форумах.