Пересвет. Инок-Богатырь против Мамая
Шрифт:
– Что же стряслось? – тихо вымолвил Пересвет. – Что-то с Шугой? Или с Авдотьей Микуличной?
– Недавно из Переяславля в Москву выехал обоз купеческий, – промолвил Прошка, глядя себе под ноги. – С тем обозом ехала в Косариху племянница Авдотьи Микуличны. Позавчера на обоз напали лихие люди, все добро купеческое растащили, кого-то из купцов топорами посекли, кого-то ножами изрезали… Немногие из обозных живыми до Косарихи добрались. Пропала и племянница Авдотьи Микуличны. Вот такие дела, молодец.
Юродивый тяжело вздохнул, поправляя на себе старую заплатанную рубаху явно с чужого
Машинально пошарив в корзине, Пересвет нащупал горбушку ржаного хлеба и луковицу. Сунув это подаяние в заскорузлые Прошкины ладони, он быстро скрылся за воротами.
Ослябя находился возле хозяйственных клетей, выбирая себе топор для работы в лесу. Там его и разыскал Пересвет.
– Ну, где ты ходишь, друже, – сказал Ослябя. – Артель уже в сборе, тебя лишь нет.
– Я разговаривал с эпитиритом Стефаном, – хмурым чужим голосом промолвил Пересвет. – Стефан позволил мне отлучиться из монастыря на несколько дней. Я сей же час отправляюсь в Косариху, брат.
– Понимаю, какая надобность тебя туда влечет, друже, – чуть усмехнулся Ослябя, повязывая голову узкой бечевкой, чтобы длинные волосы не падали ему на лицо.
– Напрасно усмехаешься, брат, – помрачнел Пересвет. – Беда у меня: Шуга угодила в руки разбойников.
Пересвет пересказал Ослябе все, что узнал от юродивого Прошки о купеческом обозе, выехавшем из Переяславля, но так и не добравшемся до Москвы.
– Шугу надо выручать, – молвил Пересвет. – Нужно отыскать этих злыдней, что ее похитили. Они где-то в лесах близ Косарихи прибежище себе нашли.
– Разбойников этих, может, человек двадцать, что ты сможешь сделать в одиночку, друже. – Ослябя с сомнением покачал головой. – Не дело ты задумал.
– Я полагал, что ты со мной пойдешь, брат, – сказал Пересвет, заглянув в глаза Ослябе. – Помнишь, когда мы с тобой были гриднями в молодшей дружине Корибута Ольгердовича, никто с нами не мог сравниться во владении мечом и копьем.
– Хочу тебе напомнить, брат, что мы с тобой ныне послушники в монастыре, – твердо промолвил Ослябя, не отводя глаз. – Не пристало нам нарушать заповеди Господни, тем более проливать кровь людей.
– Не людей, а злодеев! – невольно вырвалось у Пересвета. – Неужто ты остался бы в стороне, ежели с Чеславой случилась такая же беда. Неужто ты не поддался бы праведному гневу?!
– Не поддался бы, брат, – без колебаний ответил Ослябя. – Нету у меня права кого-либо судить, тем паче убивать кого-либо своей рукой. Для всех преступников есть княжеский суд, а для всех людей – высший суд Господень.
Смерив Ослябю презрительно-осуждающим взглядом, Пересвет резко повернулся и зашагал прочь. Он был в рясе и клобуке, но с мечом у пояса и со щитом в руке.
– Опомнись, брат! – бросил ему вслед Ослябя. – Вспомни слова Спасителя: «Не суди, да не судим будешь».
Однако Пересвет не остановился и не оглянулся, он даже не замедлил шаг.
*
Двадцать с лишним верст Пересвет преодолел за полдня, он так спешил, что ни разу не позволил себе даже краткой передышки. Оказавшись в Косарихе, Пересвет уже не застал там людей из разграбленного разбойниками обоза, все они к тому времени вернулись в Переяславль-Залесский. Авдотья Микулична и ее муж отговаривали Пересвета от его отчаянной затеи выследить разбойников в лесу и отбить у них Шугу. «Воеводы московского князя не оставят это злодеяние без наказания, – молвила Авдотья Микулична. – Рано или поздно этих злодеев переловят и истребят. Одному тебе, младень, с целой разбойной оравой не совладать. Дождись-ка лучше ратных людей из Москвы и Переяславля и вместе с ними отправляйся на поиски татей лесных».
Не прислушался Пересвет к речам Авдотьи Микуличны и ее супруга. Сняв с себя рясу и переодевшись в мирскую одежду, Пересвет в тот же день двинулся в лесные дебри, чтобы выследить там разбойничью шайку.
Сначала Пересвет отправился к тому месту, где на лесной дороге был разграблен переяславский обоз. Со слов Авдотьи Микуличны выходило, что добра разного разбойники захватили очень много. Стало быть, размышлял Пересвет, не могли злодеи все награбленное разом в свой укромный стан унести, ибо возы через чащу не проедут, а обозных коней они не взяли. На спине все награбленное далеко не унесешь, значит, тати должны были устроить где-то поблизости от лесной дороги тайные схроны. Пересвет собирался отыскать один из этих тайников, к которому разбойники должны были непременно вернуться.
Оранжевый свет вечернего солнца, пробиваясь между стволами сосен, висел в лесу тут и там бледно-розовыми косыми полосами. Тяжелые ветви могучих елей заслоняли небеса; чуть ли не на каждом шагу под ногами Пересвета оказывались полусгнившие упавшие деревья и покрытые мхом коряги. Пересвет крался по чаще, как охотник, выслеживающий добычу, в руках у него был лук с наложенной на тетиву стрелой. Было душно и безветренно. Звенели над ухом комары.
Пересекая лесную поляну, Пересвет вдруг заметил на густом ковре из кустиков черники что-то светлое и длинное, не похожее на древесный ствол. Сумерки уже опустились, поэтому Пересвету пришлось нагнуться, чтобы разглядеть получше свою находку.
Перед ним лежал человек, растянувшись во весь рост, разметав руки и уткнувшись лицом в землю. Он был одет в длинную льняную рубаху и суконные белые порты, на ногах у него были лыковые опорки. На рубахе виднелись пятна засохшей крови. Пересвет присел на корточки и взял лежащего перед ним человека за руку, он почувствовал, что рука теплая.
– Ну-ка, дружок! – тихо сказал Пересвет, перевернув незнакомца на спину. – Очнись же!
Незнакомец открыл глаза, когда Пересвет слегка ударил его по небритым щекам. Он не шевелился и смотрел на Пересвета с испуганным видом.
– Подымайся, приятель, – дружелюбно произнес Пересвет. – Ты не ранен?
– Не знаю… – чуть слышно ответил неизвестный.
Пересвет помог ему встать на ноги. При осмотре выяснилось, что у незнакомца сильно разбита голова.
– Кто это тебя так огрел, друже? – спросил Пересвет, осторожно ощупывая глубокую ссадину и слипшиеся от крови волосы на голове у незнакомца.
– Меня зовут Корепан, – проговорил пострадавший, морщась от боли. – Угодил я в неволю к разбойникам, да вот сумел удрать от них. А ты кто, друже?