Перевернутая страница
Шрифт:
– Ладно, ладно, тешь себя этими глупостями на здоровье.
– Потом ведь будешь мучиться, что не узнал, в чем тут хитрость заключена.
– А все-таки интересно, что он собирался мне показать?
– Секстант, астролябию достал. Делал вид, что умеет ими пользоваться. Смешно. Такими фокусами только детишек развлекать.
– А почему, собственно, смешно?
– Потому, что это не так уж и сложно. Практически все моряки этим раньше владели, пока электроника все не заполонила.
– Скажи еще, что все моряки таблицы Брадиса знали наизусть.
– Сейчас про эти таблицы вообще никто не помнит. А, да что там говорить, народ не знает, как выглядит логарифмическая линейка, у всех теперь компьютеры имеются.
– Стоп, погоди, но он же что-то
Самолюбие обиженно взвилось:
– Нашел отмазку! Вот именно, что должна! Тебе много заплатили за твою писанину? Шиш с маслом тебе заплатили.
– Ладно, ладно, угомонились, эмоции в сторону. Собственно говоря, действительно, сто рублей – смешные деньги за интересное зрелище.
Я развернулся назад и двинулся к антиквару, на ходу роясь в кошельке.
Сторублевая купюра легла на столик антиквара:
– Показывайте.
Антиквар взглянул на свои ручные часы и перевел на меня невозмутимый взгляд:
– Двести рублей.
Я скептически хмыкнул:
– Хотите отыграться и наказать меня за упрямство?
Антиквар выразительно скривил рот, посмотрел мне в глаза:
– Цена зависит от вероятности успеха. Видите ли, сударь, это не всегда успешно срабатывает.
Я усмехнулся:
– Я об этом сразу догадался.
Антиквар сложил руки на груди и слега поморщился:
– Ну если догадались, то подходите через десять минут. Цена будет снова сто рублей.
Я достал еще одну купюру и раздраженно буркнул:
– Все понятно. Вот двести рублей.
На этот раз антиквар скептически и ехидно улыбнулся:
– Да ни черта вам не понятно, сударь.
Он еще раз взглянул на свои часы:
– Тысяча рублей!
От такой наглости у меня отвалилась челюсть:
– А через минуту вы скажете: «Две тысячи»? Так, что ли?
Антиквар недовольно скривил лицо:
– Тысячу сейчас или приходите позже. Минут через десять, со своими ста рублями, я вам еще и скидку сделаю на пятьдесят рублей.
В голове пронеслось: «Да что я торгуюсь, как баба на базаре? Тысяча так тысяча. Плевать».
Но судьба распорядилась иначе. В моем кошельке оставалось только пятьсот пятьдесят рублей, о чем я и сообщил моему визави.
Тот отреагировал быстро:
– Должны будете, сударь. Потом занесете.
Он схватил цилиндр и стал вращать его диски относительно друг друга, как заводят детские игрушки. И тут же поспешно выкрикнул:
– Руку, сударь.
Я озадаченно вытаращил глаза. Антиквар настойчиво повысил голос:
– Подставьте ладонь! Ну же! Быстрей!
Глава 4. Вы хочите песен? Их есть у меня
Цилиндр лег в мою ладонь приятной тяжестью. В нем что-то щелкнуло, диски плавно стали вращаться относительно друг друга и наполнили все вокруг звуками. Это была странная механическая мелодия. Торжественность в ней перемежалась с каким-то варварским боевым маршем и легкими музыкальными фразами опереточного фарса. Бронзовые и серебряные накладки на внешних поверхностях дисков цилиндра после манипуляций антиквара сложились в целостную картинку. Теперь моему взору предстала не эклектика, а изящное изображение. Оно представляло собой дракона и птицу, гонящихся друг за другом по кругу. При вращении дисков это изображение перемещалось и изменялось гармонично с производимыми диском звуками. Дракон при перемещении дисков извивался, а птица плавно взмахивала крыльями. В голове пронеслось: «Так вон в чем, оказывается, все дело. Повращать надо было диски относительно друг друга. Ларчик просто открывался. А я не допер».
Тут я почувствовал и еще кое-что необычное. Цилиндр при вращении дисков легко вибрировал и покалывал мою ладонь. Пальцы руки от покалывания рефлекторно сжались и еще плотнее прижали цилиндр к ладони. Но движения дисков сжатие моей ладони не остановило. При этом вибрирующие покалывания перешли в запястье. Они, как тонкие корни растения, стали плавно прорастать через мою руку в предплечье. Дойдя до каких-то точек в моих мышцах, они превращали их в новые очаги ощущений. Казалось, в этих точках вспыхивало резкое, но приятное покалывание, которое рождало новые пучки вибрирующих корешков, бешено устремляющихся в мою плоть. Эти пучки плавно и между тем довольно быстро проросли в моем теле и оккупировали его полностью. Самое интересное заключалось в том, что это не вызывало во мне ни малейшей тревоги. В какой-то момент появилось ощущение, что гибкие вибрирующие корешки затвердели и образовали внутри меня армирующий каркас. Из меня как будто извлекли мой родной скелет и заменили его этим проросшим во мне вибрирующим растительным каркасом. Странная мелодия оборвалась. Покалывания в ладони прекратились. А вот мое тело все продолжало оставаться пленником вибрирующего каркаса. Я погрузился в сонную прострацию. Все мои органы чувств оказались оторваны, отрезаны, устранены от восприятия внешнего мира. Зрение теперь было обращено внутрь меня. Я видел в подробностях эту то ли водоросль, то ли лиану – короче, это странное растение, проросшее внутри меня и соприкасавшееся с моей оболочкой из кожи. Обоняние ощущало не обычный, терпкий, пряный аромат. Слух напрягала звенящая тишина. И в этой тишине раздался бой курантов. Он взорвал меня изнутри и заполнил разнообразием звуков. Удары курантов размеренно следовали один за другим с большими паузами. Каждый очередной удар дополнялся отголосками эха и перемежался с ними. Эхо металось, перекатывалось внутри меня, как в огромной каменной пещере, разделенной на залы. А стенками этих залов служили стебли и корни проросшего во мне странного растения.
И этими ощущениями все ограничивалось, они оставались единственным, что я на тот момент способен был воспринимать. На каком именно ударе бой курантов смолк, точно не могу сказать. Но то, что их было не меньше пяти, не сомневаюсь.
Странный растительный каркас внутри меня стал набухать и заполнять мою бренную оболочку до отказа. Заполнившая меня консистенция стала побулькивать и пениться, как созревающая бражка. Все это я наблюдал своим внутренним зрением. Пряный аромат сменился затхлостью и плесневым запахом. В этом момент я стал напоминать сам себе кокон куколки гигантского насекомого.
Достигнув апогея брожения, заполнявшая меня субстанция стала с легким шипением рассасываться и исчезать. Запах тлена сменился ощущением свежести. Во мне стало возникать освобождение от нагрянувшей в меня напасти. Мое направленное внутрь меня зрение стало затухать и слабеть, превращаясь в полумрак. Одновременно с этим у меня стало пробуждаться зрение, к которому я привык. В моих широко открытых глазах появилось сначала мутное изображение окружающей действительности. Это изображение с каждым мгновением обретало четкость, яркость и краски. В конце концов мой взгляд с трудом сфокусировался на лице антиквара. Тот не мигая, изучающе смотрел на меня с некоторым соболезнованием. Я устало фыркнул и потряс головой. С моих бровей сорвалось несколько капелек пота. Я положил цилиндр на стол. Моя рука дрожала. Антиквар пошевелил бровями и прокомментировал произошедшее:
– Кажется, получилось.
Только тут я заметил, что дышу тяжело и напряженно. Антиквар с хитринкой прищурил один глаз:
– Ну как? Стоило оно этих денег?
Я с трудом узнал свой охрипший голос:
– Да уж, кажется, стоило.
Я сделал попытку улыбнуться. То, что я посчитал свою улыбку беззаботной и жизнерадостной, скорее всего, было моей ошибкой.
Антиквар стал смотреть на меня сочувственно и как-то странно притих. Меня же в отличие от него, наоборот, прорвало. Это было похоже на неконтролируемый словесный понос. Я говорил и не мог остановиться. Через некоторое время я поймал себя на том, что несу какую-то несусветную ахинею и околесицу. Мой словесный поток касался всего на свете и ничего в частности. Но в нем, как ни странно, я находил успокоение. Осознав несуразность своего поведения, я смущенно замолчал.