Перевёрнутый мир
Шрифт:
Вот так-то. Революция не любит, когда кто-то имеет собственное мнение. Революция любит слепое почитание и кровь. Много крови. Это подтвердила на практике ещё Французская революция. Жаль только, что уроки истории нас ничему не учат.
А по сути, что такое революция? Это банальное перераспределение власти и материальных ценностей. Народ как был нищим и обманутым, так им и остаётся. Уж в этом-то я убедился.
«Кухарка должна уметь управлять государством»… Доуправлялись. Я вспомнил длиннющие
Окружённые плотной толпой солдат и матросов, мы вышли на улицу, нас повели в казармы. Отправление на фронт было назначено на завтрашнее утро.
Часа в четыре утра я растолкал Ивана.
– Чего?– недоумённо посмотрел он на меня сонными глазами.
– Пора нам отсюда на вокзал двигать. Наши друзья там, поди, переживают за нас,– прошептал я в ответ.
– А может, того… Подмогнём революции?
– Что, служивый, не навоевался? Домой нам надо ехать, Ваня. Домой! Мы там нужны. А здесь пускай без нас разбираются.
Иван, как бы раздумывая, посмотрел на меня, а затем, что-то для себя решив, поднялся на ноги. Больше не говоря друг другу ни слова, мы крадучись направились к выходу.
Револьверы у нас отняли ещё в трактире, поэтому с вечера я приготовил небольшой камень. Булыжник – это оружие пролетариата. Так кажется говаривали певцы революции, нам поневоле пришлось брать на вооружение это изречение.
На выходе из казармы за столом вполне мирно посапывал небритый матрос. На носочках сапог, моля Бога о том, чтобы не скрипнула половица, я подошёл к нему. Короткий замах, и голова засони с глухим стуком падает на стол.
– Будешь знать, как небритым на службу ходить, – шепчу я сквозь зубы.
Мы осторожно выглянули из дверей казармы. Около выхода, прислонив к стене свои трехлинейки, стояли и о чём-то разговаривали двое солдат-часовых.
Я молча показал Ивану его цель.
– Только не насмерть, – прошептал я ему.
Он согласно кивнул головой. Не теряя ни мгновения, мы в два прыжка одолели разделяющее нас расстояние. Недоуменный, испуганный взгляд, короткие всхлипы… и оба часовых оказались на земле.
– Плохо вас унтера гоняли, мать вашу раз этак! – Иван пренебрежительно сплюнул в сторону. – Кто ж на посту оружие из рук выпускает?
– А ты думаешь, оно бы им помогло? – усомнился я.
– Оно, конечно, так, но всё равно не положено.
– Ладно, служака, пошли на вокзал. Нужно поскорее уносить ноги.
Направляясь к вокзалу, мы старались обходить стороной большие группы вооруженных людей; наконец добрались до места, нашли попутчиков.
Нас ждала неутешительная новость: штабс-капитана: куда-то увели вооруженные люди.
– Что,
– Да нет, кроме него ещё много других военных.
Ну что ж, если Стрельников не дурак, то он найдёт способ выпутаться из сложившейся ситуации, а нам необходимо подумать о временном убежище. Следует переждать, пока закончится добровольно-принудительная мобилизация.
– Послушайте, Иван Вольдемарович, если вы по- прежнему желаете, чтобы мы выполняли нашу договорённость, то должны нам помочь.
– Каким образом, господин есаул? – удивлённо спросил Онуфриев.
– Нам необходимо где-то переждать эту мобилизацию. На ближайший поезд на Восток нам всё равно не попасть. Сейчас все составы формируют для отправки на Западный фронт, а находясь на вокзале, мы рискуем разделить судьбу штабс-капитана.
– Ну, разумеется, господа, у меня есть в Москве хорошие знакомые и даже родственники.
– Вот и прекрасно. А идти вернее всего следует к родственникам. В наше время даже у друзей могут пробудиться непомерные аппетиты, как и у вашего друга ротмистра.
– Да, да, господин есаул, я с вами совершенно согласен. Мои намерения относительно вас остаются прежними. Я видел вас в деле.
– Ну, вот и прекрасно, тогда в путь, – подвёл я итог.
Чтобы обезопасить себя по дороге к родственникам графа, я придумал небольшую хитрость. Мы с Иваном нацепили на рукава красные повязки и повели семью графа как бы под конвоем.
Хитрость удалась. Несколько раз нас останавливали красногвардейские патрули и спрашивали: кого ведёте? Мы отвечали, что ведём семью буржуев.
Попавшийся по дороге мальчишка-газетчик размахивал номером «Правды» и кричал:
– Свежие новости из Петрограда! Вчера ночью Ленин подписал Декрет о роспуске Учредительного собрания. Караул устал, караул хочет спать. Матрос Железняк закрывает Учредительное собрание…
– Вот и пришёл конец Российской демократии… – грустно прокомментировал событие граф.
– Разве она когда-нибудь в России была? – усмехнулся я.
– Ну, какие-то зачатки появлялись. А теперь большевики узурпировали власть. Попомните мои слова, молодой человек, скоро начнётся настоящий террор.
Об этом мне можно было и не говорить. Уж это-то я знал не понаслышке. Как-никак, история была моим любимым предметом, по которому я всегда имел твёрдую пятёрку.
Благодаря нашей придумке, мы благополучно добрались до окраины Москвы. Как видно, хоть в этом Бог был на нашей стороне.
Родственники Онуфриевых оказались на редкость милыми гостеприимными старичками, и жили они не в старинном графском замке, а в скромном особняке. Как раз то, что нам было нужно – не привлекать к себе лишнего внимания.