Перевёрнутый мир
Шрифт:
Из разговоров я уже понял, что сидящий на нижних полках народ больше всего интересовался вопросом о земле и тем, кто будет управлять государством. Мне это было безразлично: из работ Владимира Ильича я знал, что государством научатся управлять даже кухарки. Меня же волновало совершенно иное. Как увильнуть от прелестей гражданской войны.
Судя по всему, я еду в Петроград с каким-то особым поручением. Возможно, что я являюсь участником какого-нибудь заговора. Конец семнадцатого и восемнадцатый год – это ведь как раз время
Нет, в Петрограде мне задерживаться не резон. Нужно пересаживаться на другой поезд и ехать до Хабаровска. В Петрограде в эти смутные времена очень просто попасть под расстрел.
Мой живот заурчал, подсказывая своему хозяину, что пора бы подкрепиться. Я не стал ему возражать и вынул из мешка сало и хлеб.
Расстелив чистую тряпицу, я отрезал от буханки краюшку хлеба, затем крупно отрубил сала и, приподнявшись повыше, стал не спеша довольствоваться тем, что послал мне Бог.
За принятием пищи я продолжал прислушиваться к разговору внизу.
– Война до победного конца… – возмущённо выкрикивал щупленький солдатик своим ехидным голоском. – А вот нехай сами бы и повоевали!
– Так большевики же фронт окрыли. И кому? Исконному нашему врагу, немцам, – воскликнул добротно одетый господин.
– Ежели они наши враги, то отчего же тогда все цари испокон веку на немецких прынцессах женились? – щупленький солдатик посмотрел вокруг себя с победным видом.
– Поэтому и женились, чтобы немчуру задобрить, – отозвался кто-то из солдат.
– Цари-то друг в друга не стреляют. Они этих удо- вольствиев приберегли для нас.
– Всё правильно. Паны дерутся, а у холопов чубы трещат.
На минуту в купе наступило затишье.
– Когда в Питер-то приедем?– прервал тишину чей- то вопрос.
– Скорее всего, завтра, – авторитетно ответил добротно одетый господин.
– А что, братки, не сгоношить ли нам чего-нибудь? Сегодня ведь как-никак последний день семнадцатого года. – предложил обладатель густого баса, крупный мужчина по виду мещанин.
Купе заметно оживилось, а я наконец-то определился со временем моего нового пребывания в прошлом. Итак, тридцать первое декабря 1917 года. Ну что ж, от этого эпохального дня мы и начнём вести отсчёт времени.
Солдаты выжидательно уставились на мужиков. Те, кряхтя от досады, поёрзали-поёрзали, да и полезли в свои мешки. На свет была извлечена бутыль самогона, в простонародье называемая «четверть». Чего уж там мелочиться?
Солдатики тоже развязали свои котомки и достали нехитрую солдатскую снедь.
– Слышь, казачок, ты как, кумпанию уважишь? – обратился ко мне всё тот же щуплый солдатик.
Я молча отрезал от шмата сала ещё кусок, вынул из мешка початую буханку хлеба и всё это богатство протянул вниз.
– Ну вот, это по-нашему. Окопника сразу видать, – заулыбался солдат. – А ну-ка, робяты, потеснись. Нехай станичник к нам спускается.
Я ухватился за края полок и легко спрыгнул вниз, благо что не надо было натягивать сапоги, они были на мне. Солдатик уважительно присвистнул, а другой, по виду вольноопределяющийся, не сдержавшись, проговорил:
– Да ты, служивый, настоящий богатырь.
Только теперь я заметил, что Семён Касьян был парнем хоть куда. Что ростом, что статью казак выдался на радость родителям и на погибель слабому полу. Молодец, приятно посмотреть.
– Это где ж такие богатыри родются? – поинтересовался щуплый солдат.
– С Амура я. Слыхали про такую реку на Дальнем Востоке?
– Как не слыхать, слыхали. Это где мы с японцем в девятьсот пятом годе воевали?
– Почти что. С японцами мы за Маньчжурию и Сахалин воевали. А река Амур чуток поближе будет, – попытался внести я полную ясность, хотя вполне обоснованно сомневался, поймут ли они это «чуток поближе».
– Ладно, садись, казак. Все мы тут из разных мест. Российская земля просторами богата.
Я протиснулся на предоставленное мне место и взял протянутую кружку.
– Ну что, братки, за прошедший год? За то, что войну мы эту проклятущую прикончили, – провозгласил первый тост обладатель густого баса.
Загремели солдатские кружки, затем все дружно выпили.
– А зелье-то у тебя, дядя, знатное, – переведя дух, вымолвил «щуплый».
– Ещё бы! На чистой пшенице сварено.
– Про окончание войны это ещё поглядеть надо, – неожиданно проговорил «вольноопределяющийся».
– А чего глядеть, штыки в землю и баста. Хватит, навоевались, – прогудел «бас».
– Не скажи, отец. В России все бунты заканчивались большой кровью. А тут революция. Умоется ещё Россия- матушка кровью, попомните моё слово. Да и с немцами вопрос ещё не закрыт. Кайзер-то свои войска домой уводить не торопится.
Пессимистический прогноз «вольноопределяющегося» на мгновение навёл на солдат тоску. Воевать никому не хотелось.
– Да вы сами-то на себя посмотрите. Зачем домой оружие тащите? – не унимался «вольноопределяющийся». – Сейчас на руках у народа столько оружия, что можно второй фронт открывать. С немцами мы временно замирились. Так в кого стрелять-то будем? То-то и оно. Друг в дружку будем стрелять.
– А ведь действительно, мужики, никто ведь оружие на передовой не оставил,– недоумённо присвистнул один из солдат.
Все посмотрели друг на друга, по-новому оценивая сложившуюся ситуацию. Ни один солдат не ехал без оружия.
– А ведь мы даже на полковом комитете постановили: оружие забираем по домам, – произнёс «щуплый».
– А кто больше всех за эту резолюцию горло драл?
– Ну, знамо дело, кто. Большевицкие агитаторы. Ну, там анархисты ещё и эсеры.
– Так вот теперь и поимейте своё мнение, кому эта война на руку.