Перевести стрелки
Шрифт:
— Это Древняя? — Поинтересовалась симпотяжка, кидая взгляд на сложенную пополам винтовку юноши.
Тот кивнул.
— "Взломщик". Лет пятнадцать до Прихода выпущена.Ответ касался не только винтовки, но и зажигалки. Однако стрелок в детали вдаваться не стал.
Девушка покивала уважительно. Такие вещи хранились в семьях нередко. Их берегли. И тратили деньги на одаренных инженеров, чтобы продлить им строк службы как можно дольше.
— Красиво, — повторила та, еще несколько секунд понаблюдав за причудливым танцем пламени. — Удачи с оценками, бронебойщик!
— И тебе, коллега! —
Девушка стоила того.
Однако чем ближе юноша приближался к главному корпусу, тем меньше его интересовали прелести незнакомки из параллельной, скорее всего, группы.
Гораздо больше с каждой секундой его волновали оценки его способностей, вывешенных на белом листе. Его можно было разглядеть метров со ста.
Однако не успел молодой человек подойти к листу, как был немедленно окликнут.
— Эй, Детка!
Народ притих, и стал медленно расступаться. Меньшиков — парень добродушный, но именно это прозвище буквально сшибало оковы с его внутреннего зверя, а становиться участником драки перед кураторами и инструкторами в день зачисления никто не желал.
— Что молчишь? — Насмешливо бросил еще раз задорный женский голос.
Толпа выдохнула... ЭТОЙ было можно.Николай же продолжал всматриваться в исписанный аккуратным твердым почерком лист.
Глава 2
— Эй, Ника! — Вновь насмешливо прозвучал звонкий голос над площадкой.
"... Макеев, МакАртур, Мезенцев...", — мозг автоматически отмечал фамилии, выискивая ту единственную, что сейчас действительно имела для меня значения. Моя собственная.
— Эй, Детка, чего молчишь-то? — Морщусь, но не отвечаю — занят.
Этот голос мне знаком. Так что пусть себе покричит. Обычно я на такое реагирую чуть менее чем адекватно, чтобы у следующего или следующей просто желания не возникло что-то подобное выкинуть, но в каждом случае есть исключение. Здесь и сейчас имя ему — Елена Терская.
"... Да!... Меньшиков!", — с восторгом прочел свою собственную фамилию в середине не слишком длинного списка. Все-таки в этом году количество претендентов было что-то уж слишком велико. Почти двести пятьдесят человек на семнадцать мест. Половина отсеялась еще на трехмесячных подготовительных курсах. Просто сами поняли, что не справляются, а вовремя подать документы в ряды, например, Пехотного Училища, совсем не поздно! А требования к кандидатам там куда ниже...
— Радуешься, малыш, да?! — Заметила злая отчего-то до чертиков Терская.
Народ стал опять отодвигаться от места назревающего скандала. Их понять было можно. С одной стороны, этот странный Меньшиков зеленоглазой блондинке прощал куда больше, чем всем остальным. Даже топтание на собственной "мозоли", но сегодня девушка явно переступала всяческие границы.
Мне же пока было не до того. Семьдесят шесть баллов! Из ста! Меня готовили с детства. Самого. Отец все надеялся, что я стану инженером, к чему, кстати, у меня были немалые таланты, а "вся эта дурь" лишь для того, чтобы самоутвердиться в обществе сверстников. Возможно, он чувствовал себя виноватым за то,
Пара разбитых носов, и вот уже выводящее меня из себя слово "Детка" стараются избегать. Еще пара лет — и вспоминают даже с уважением... И только когда меня нет рядом.
И все-таки результат испытаний порадовать не мог. Я рассчитывал на куда больший. И тот факт, что мало кто справился лучше, для меня оправданием не служил. С самого детства мне было все равно на успехи других. Приоритет — собственный результат.
Спи, засыпай, глазки закрой!
Осенней порой, Детка, отбой.
Ветры шумят, листья кружатся,
Ты сладко уснешь, и все может статься:
Мирные дни и добрые ночи,
Всего ты добьешься, если захочешь!
От моего негромкого голоса народ как-то совсем "расстроился". Даже Терская чуть примолкла. Одно дело нарываться, другое — видеть своими глазами, как я напеваю ненавистную мне песенку (одну из!), под которую вот уже который год засыпают сотни тысяч детей по всей империи.
Ее сочинил мой отец — один из лучших детских композиторов и сказочников страны. Хотя, как по мне, строки были достаточно грубыми и... Не знаю! Людям вот нравится. Задевают что-то в их душах нехитрые рифмы и аккорды. Детка — это я, чтоб вы понимали. Отец мой, наследное дворянство получивший за свое творчество, всегда хвастался, что все его вдохновение — это я. Иногда он любил поднимать меня на руки, демонстрируя всем, кому именно обязан своими успехами. Видел я свои ранние фотографии. Действительно очаровательный, если смотреть объективно, малыш, который великолепно смотрится на черно-белых изображениях... Проблемы начались позже. Когда мне исполнилось лет семь. Ангельская довольно узнаваемая внешность никуда не делась, став объектом для довольно жестких издевательств. Дети жестоки. По себе знаю. Годам к десяти со мной старались не связываться, так как это могло легко закончиться разбитым носом.
Однако по-настоящему неприятно стало лет в пятнадцать. Никому же в голову не пришло меня одеть перед фотосессиями. Так что стартовал новый цикл шуток на тему, "а у тебя там выросло или все так же осталось?". Некоторое время даже навыки, уже крепко вбитые дядькой Игорем, не помогали сдержать шквал насмешек...
Все устаканилось спустя пару лет. Тот замечательный возраст, когда молодежь начинает куда больше занимать собственное будущее и вопросы получения профессии. Мы же не изнеженные "сынки и дочки эпохи Изобилия", когда отпрыски спокойно сидели на родительских шеях лет до тридцати, а дальше жили "как кривая вывезет".