Переводчик
Шрифт:
– Значит, во вторник 17 000 на Кайманы, в четверг – 18 500 на Кипр. – Чтобы хоть как-то перебить мерзкий, все усиливающийся запах, Арнольд закурил сигару. – Сколько за прогон?
– Девять.
– Девять? Миш, ты охренел, вся Москва за шесть процентов гоняет.
– Вот и гоняй через всю Москву, у тебя же суммы копеечные, скажи спасибо, что помогаю по старой дружбе.
– В жопу такую дружбу!
– В жопу? Давно пора! Кстати о жопе, Костя, посмотри, кто это у стойки в кожаных брючках? – Миша указал наманикюренным мизинчиком на миниатюрное ангелоподобное существо с румянцем во всю щеку и роскошными льняными кудряшками, похожее на Леля из
– А, этот... Двустволка с Украины, здесь на гастролях.
– Обидно, а я так хотел чистой и светлой любви.
– На халяву, значит?
– Почему на халяву, я просто верю в любовь, – томно промурлыкал Миша и, повернувшись к Арнольду, уже без всякой истомы в голосе продолжил: – У тебя действительно копеечные операции, так что не удивляйся, если через месячишко еще процент задеру. И вообще, когда тебе надоест наконец этой ерундой заниматься в своей богадельне, да еще и за гроши? Платят-то, небось, десятку, не больше?
– Пятерку, – застенчиво ответил Вайнерман.
– Пятерку сейчас старшая операционистка в приличном банке имеет. Короче, херней кончай заниматься, иди к нам, у нас скоро должность зама отдела по работе с физлицами освобождается. Такое место! Через пару-тройку месяцев, когда осмотришься, в полном шоколаде будешь, зря, что ли, Плешку с золотой медалью окончил...
– Я подумаю.
– Подумай, только недолго, на такое место охотников тьма.
– Ладно, ребята, мне пора, – Арнольд рассовал по карманам телефон, сигарницу, зажигалку и встал.
– А может, с нами останешься? – игриво подмигнул другу Костя. – Чувствую, сегодня такая охота будет...
– Конечно же будет. Мне уже охота, – засмеялся Миша.
– Меня ждут, пока, – перекинув через плечо ремешок сумки с ноутбуком, Вайнерман двинул к выходу. На улице ему попался на глаза Лель-гастролер со старенькой «Нокией» в руке. Отбросив манерность, тот орал на всю Тверскую:
– Стас, ты шо, охерел в корягу или тебе бабки не нужны? Говорю же, Дитер приезжает. Какой-какой, этот, как его, Хутен... Хотен... а, бля, Хупенкотен, помнишь? Да. Да. Как в прошлый раз: отхарить в два смычка, потом обоссать в два ствола и так пару раз за ночь. И тонна евро на кармане, прикинь. Скорее думай, а то я Колька подпишу... – Увидал Арнольда, на всякий случай улыбнулся ему и поморгал.
Обойдя Леля-пидора, Арнольд разыскал среди многих припаркованных машин свою скромную «Нексию» и забрался внутрь. Пока прогревался двигатель, достал трубку и позвонил:
– Мама, я скоро буду.
– Мерзкий мальчишка, ты опаздываешь, я очень на тебя сердита.
– Прости меня, мамочка.
– Будешь наказан.
– Да, мамочка, конечно.
Арнольд включил поворотник и тронулся. На душе его пели райские птицы, и сердце замирало в предвкушении. Путь его лежал на Сокол, и спешил он, естественно, не к своей родной маме Софье Григорьевне Вайнерман, урожденной Копиевкер, а к ушлой проститутке с творческим псевдонимом Нана. Когда-то, в конце прошлого века, эта дамочка приехала из родного Кургана покорять столицу с дипломом врача-психиатра наперевес. Однако врачебная карьера не задалась, в Москве психиатров оказалось еще больше, чем психов. На малую родину возвращаться категорически не хотелось, и неглупая девушка Нана, тогда еще Катя, проанализировав рынок спроса-предложения, нашла свою нишу и начала ковать денежку, предоставляя нетрадиционные услуги закомплексованным
Оставив машину на стоянке рядом с домом, он подбежал к подъезду и открыл дверь.
Лифт быстро поднял его на седьмой этаж.
В прихожей его встретила «мама» в длинном халате и в бигуди. Выглядела она грозно.
– Мама, я... – начал с порога оправдываться «сынок».
Две звонкие, но несильные оплеухи справа и слева (что значит опыт) прервали этот лепет.
– Мерзкий мальчишка, ты опять опоздал. Я знаю, ты весь день плохо себя вел. Быстро иди в свою комнату и раздевайся. Я тебя сейчас накажу.
– Да, мама, – Арнольд вошел в «свою» комнату со школьными учебниками на полке, игрушками на шкафу и расписанием уроков ученика четвертого «Б» класса на стене.
– Быстро раздевайся.
– Да, мама.
Голенький финансист лежал на животе на диванчике, а «мама» опять же звучно, но не слишком сильно (что значит техника) била ремнем по пухлым ягодицам.
– Мамочка, прости меня, пожалуйста, я больше не буду, – Арнольд заплакал.
– Ты плохой мальчишка, ты должен быть наказан, – не прекращая порки, она взяла страпон и аккуратно (что значит практика) засунула его «сыночке» в задницу, – вот тебе, будешь знать... – Что такое интересное он будет знать, не прозвучало, да в этом уже и не было нужды: Арнольд орал в полный голос (что значит хорошая звукоизоляция), его тело тряслось от рыданий и оргазмов, процесс воспитания достиг кульминации.
Наказав «сыночка», «мама» отвела его в ванную. Пустила воду, намылила его голову детским шампунем и, смыв пену, поцеловала в начинающую лысеть макушку:
– Ты все-таки хороший мальчик, мама любит тебя.
Мама, – слезы счастья текли по просветленному лицу Арнольда вперемешку со струями воды, – мама...
А потом он надел свою любимую пижамку со слониками (48-й размер 4-й рост) и в ней уже пил вкусный чай с вареньем. Почистил зубки и в этой же пижамке лег спать в обнимку с мягкой игрушкой – белочкой. А «мама» спела ему колыбельную песенку (что значит пять лет в институтской агитбригаде) и гладила его по голове, пока не уснул.
Когда Вайнерман начал слегка похрапывать, она вышла из спальни и направилась на кухню, где в одиночестве выпила свои законные сто пятьдесят граммов водки и выкурила сигаретку. Еще один день прошел...
Заснувший школьником с драной задницей, Арнольд восстал ото сна жестким, агрессивным дельцом, строгим и способным на поступок. Вернее, его вежливо разбудили.
– Арнольд Моисеевич, вы распорядились разбудить вас в восемь. – Дама в строгом платье, в которой трудно было узнать вчерашнюю расхристанную «мамку», осторожно дотронулась до его плеча. – Когда прикажете подавать завтрак?
– Через двадцать минут, и не опаздывайте.
– Будет исполнено.
После завтрака в английском стиле он направился в прихожую, обулся и надел поданное «прислугой» пальто.
– Удачного вам дня, Арнольд Моисеевич.
Он слегка кивнул головой и походкой обреченного на победу проследовал к выходу, а она зашла в «его» спаленку, взяла с тумбочки восемьсот оставленных ей долларов, машинально их пересчитала и пошла к себе досыпать. Начинался новый день.
Путь к автостоянке лежал мимо контейнеров с мусором. В ближнем из них ковырялся какой-то персонаж, выставив наружу здоровенную жопу в ватных штанах.