Переводы
Шрифт:
План дозрел и был как следует отрепетирован задолго до возвращения переводчика, и командный состав горел желанием опробовать его, хотя Дондрагмер одновременно разрабатывал еще один проект и почти непрерывно торчал у радиоаппаратов. Так они держались несколько дней, но вот однажды утром капитан и помощник, исполненные решимости опробовать свою идею немедленно, не сговариваясь, отправились на холм, где стояли планеры. Погода давно уже установилась, и дул только обычный для месклинских морей ветер, — то ли он помогал, то ли мешал полетам. Видимо, на этот раз он склонен был помочь; планеры натягивали привязные тросы, словно живые существа, и члены экипажей стояли у крыльев, вцепившись в кусты, готовые в любую секунду прийти на помощь напряженно натянутым канатам.
Барленнан и Дондрагмер шли к машинам до тех пор, пока им грубым окриком не приказали остановиться. Они понятия не имели о чине и о правах типа, отдавшего этот приказ, поскольку на нем не было никаких знаков различия; но в их планы не входило пререкаться по таким пустякам. Они остановились и с расстояния в тридцать-сорок ярдов принялись разглядывать машины, между тем как члены экипажей глядели на них довольно враждебно. Очевидно, спесивость была неотъемлемой чертой народа Риджаарена.
— Вы удивлены, варвары, — произнес наконец один из них. — Если бы я счел, что, глядя на наши машины, вы можете чему-нибудь научиться, я бы прогнал вас прочь. Но я скажу только, что больше всего вы похожи на малых детей.
Он говорил на языке Барленнана примерно с таким же акцентом, как и его начальник.
— Ну, глядя на ваши машины, многому не научишься, — сказал Барленнан. — Смотри, сколько неприятностей приносит вам ветер, сколько народу занято, а тут всего-то и нужно только — сделать крылья складными и опускать переднюю часть плоскости…
Он произнес слово «крылья» по-английски, так как в его языке такого не было. Страж немедленно потребовал объяснений; получив их, он на мгновение утратил высокомерный вид.
— Так ты видел планеры раньше? Где?
— В жизни никогда не видел летающих машин, подобных вашим, — ответил Барленнан. Он не сказал ни слова лжи, и только ударение на слове «вашим» вводило собеседника в заблуждение. — Мне не приходилось раньше бывать так близко от Края Света, и я полагаю, что эти ваши хрупкие конструкции развалились бы на куски под собственной тяжестью, если бы вы попытались слетать на них дальше к югу.
— А как же…
Но тут страж замолчал, сообразив, что тон его не приличествует цивилизованному существу, разговаривающему с варваром. Некоторое время он пытался сообразить, какого же тона ему теперь придерживаться; в конце концов он решил передать эту проблему на усмотрение начальника.
— Когда Риджаарен вернется, он, несомненно, охотно выслушает все ваши предложения относительно мелких усовершенствований в планерах. Если они окажутся ценными, он, может быть, даже снизит вам портовые налоги. Ну а до тех пор я вынужден просить вас держаться подальше от наших машин; вы можете заметить в их конструкции некоторые ценные особенности, и тогда, к великому нашему сожалению, придется рассматривать вас как шпионов.
Барленнан и его помощник, в высшей степени удовлетворенные произведенным эффектом, вернулись на «Бри» и дословно пересказали этот разговор землянам.
— Как он реагировал на твой намек, будто у вас есть планеры для полетов в широтах с двухсоткратной силой тяжести? — спросил Лэкленд. — Ты считаешь, он поверил?
— Не могу сказать; просто он решил, что либо он много говорит, либо много слушает, и отложил разговор до прихода своего шефа. Впрочем, мне представляется, что начало мы положили хорошее.
Возможно, Барленнан был прав, но переводчик по возвращении вел себя точно так же, как и прежде. После посадки его планера и перед тем, как он стал спускаться с холма к кораблю, была какая-то задержка: вполне возможно, страж доложил ему о разговоре, но вначале переводчик даже не заикнулся об этом.
— Начальник Внешних Портов решил пока считать, что вы не имели дурных намерений, — начал он. — Конечно, вы нарушили наши правила, сойдя на берег без разрешения; но он понимает, что вас к тому вынудили обстоятельства, и склонен отнестись к вам снисходительно. Он уполномочил меня обследовать ваш груз и определить размеры портовых налогов и штрафа.
— А не пожелает ли начальник лично взглянуть на груз и, возможно, принять что-нибудь в знак нашей благодарности за его доброту?
Барленнану удалось приглушить саркастические нотки в голосе, и Риджаарен ответил чем-то похожим на улыбку.
— Ваши намерения достойны всяческой похвалы, и я уверен, что мы с вами поладим. К сожалению, он сейчас занят на одном из прочих островов и задержится там на много дней. Если к концу этого срока вы все еще будете здесь, я уверен, что он с удовольствием воспользуется вашим предложением. А мы пока приступим к делу.
Во время осмотра груза Риджаарен умудрился выдать Барленнану такие сведения, что, наверное, убил бы себя, если бы осознал свою промашку. На словах он, конечно, стремился принизить ценность всего, что попадалось ему на глаза; он бесконечно долдонил о «милости» своего отсутствующего начальника. Но он тут же под видом штрафа завладел значительной долей запаса «еловых шишек», которые были собраны во время перехода через перешеек. А ведь в этих фруктах островитяне не должны были бы испытывать недостатка, потому что перешеек явно находился в пределах досягаемости планеров, да и сам переводчик обронил замечание, свидетельствующее о знакомстве островитян с туземцами этих районов. Значит, если эти фрукты представляли в глазах Риджаарена такую ценность, выходило, что «варвары» с перешейка оказались не по зубам высококультурному народу переводчика, и этому народу еще далеко до положения царей мироздания, на которое они претендуют в глазах чужеземцев. Это означало, что план помощника имел все шансы на успех, так как переводчик пойдет на что угодно, лишь бы не оказаться на более низкой ступени, нежели «варварская» команда «Бри». Поняв все это, Барленнан почувствовал, что настроение его поднялось подобно ракете землян; он был готов обвести этого Риджаарена вокруг пальца, как ручного «терни». Он употребил для этого все свое искусство, и команда честно подыграла ему.
После того как штраф был уплачен, зрители на холмах принялись толпами спускаться к кораблю, и тогда выводы Барленнана относительно ценности «еловых шишек» полностью подтвердились. Вначале Барленнан не собирался распродавать весь их запас, поскольку он рассчитывал получить за них весьма высокие цены дома; но затем сообразил, что на обратном пути ему все равно придется вновь идти через перешеек, где можно будет собрать их сколько угодно.
Как оказалось, многие покупатели сами были профессиональными торговцами, и они явились с большими запасами разнообразных товаров. В частности, команде предлагались съестные припасы, но по указанию капитана моряки от них отказывались. Торговцы восприняли этот отказ как нечто вполне естественное; в конечном счете, какую ценность представляли такие товары для заморского купца, который без труда обеспечивает себя продовольствием в пути и не может рассчитывать на то, что съестное сохранится до распродажи по возвращении домой? Указание капитана исключало, пожалуй, только специи, которые могли храниться практически вечно, но как раз специй местные торговцы не предлагали.
Однако у других купцов товары оказались гораздо более интересными. К удивлению Барленнана, ему были предложены канаты и ткани, которыми он давно интересовался. Он сам вел дело с торговцем, явившимся с такими запасами. Капитан долго ощупывал и осматривал невероятно прозрачную и еще более невероятно прочную ткань, прежде чем поверил, что она действительно та самая, которая идет на крылья планеров. Риджаарен был все время рядом, и это вынуждало к известной осторожности. Торговец объяснил Барленнану, что, несмотря на свой поразительный вид, материал этот является тканью, что сырьем для него служит растительное волокно (хитроумный торговец не уточнил, какого именно растения) и что ткань эта после изготовления обрабатывается определенной жидкостью, которая частично растворяет нити, после чего промежутки между нитями заполняются этим раствором.