Переворот (сборник)
Шрифт:
Она вернулась в гостиную босоногая, в белых полупрозрачных трусиках, сквозь которые ошеломляюще темнел треугольник волос; с открытой грудью, на которой виднелись возбужденные соски.
— Ты одет? — спросила она.
Щукин притянул ее за руку к себе и ласковым движением погладил мягкие тонкие пальцы. В зыбком свете зеленой звездой блеснул изумруд на ее перстне.
— Прости, — сказал он, словно извиняясь. — Хуже всего я умею ухаживать за женщинами. Хотел бы тебе что-то сказать, да слова застревают.
— Тогда помолчи.
Она склонилась к нему и запустила
— Мне можно сказать, что я тебя люблю? — спросил он неожиданно слинявшим голосом. Куда только делся командирский бас и властность интонаций.
— Я это знаю, — сказала она и прижала его голову к своей груди, — Только не говори, что ты счастлив.
— Почему? — спросил он, упрямясь. — Возьму и скажу.
— Не надо, Сережа. Что бы ты ни сказал, я знаю — твое счастье не в любви.
— В чем же?
— Во власти. Ты для нее создан, ей служишь, к ней стремишься. И уйди от тебя власть, право стоять выше других, ни я, ни кто-то другой не сделает тебя счастливым. Я знаю это и помогу тебе обрести еще большую власть, чем сейчас…
Не вставая, он обнял ее за талию, прижал к себе и вобрал губами сосок, как малыш, изголодавшийся по материнской груди…
* * *
Синицына небрежно вытолкнули из машины, взяли под руки и куда-то повели. Он не чувствовал страха. В нем просто все погасло, закаменело, и даже звуки доносились откуда-то издалека, словно пропущенные сквозь вату.
Неожиданно чья-то рука подтолкнула его в спину. Раздалась команда:
— Руки на стену!
Он поднял руки и уперся в холодную металлическую поверхность. Чужие ладони старательно охлопали его грудь, бока, ноги, влезли даже в промежность.
— Пять минут стой так. Не поворачивайся, — приказал обыскивавший и сдернул с него черную маску. — И потерпи. Жрать у нас с тобой ничего нет.
Хлопнула тяжелая металлическая дверь.
Синицын оглянулся и увидел, что его заперли в помещении огромного склада, забитого пустыми железными бочками, бухтами проволоки, какими-то металлическими конструкциями. Железные стены выглядели неприступно. Крышу подпирали высоченные бетонные столбы. Метрах в десяти от пола под самой крышей лежал деревянный настил вроде чердака.
За стеной заурчала отъехавшая машина, и стало тихо, только звенело в ушах.
Еще ни о чем не думая, Синицын начал осматривать склад. Сколько раз он видел, как птицы, посаженные в клетку, мгновенно начинают искать из нее выход. Ему, человеку, не сделать того же было бы позорно.
Синицын подошел к столбу, потрогал его. Поверхность бетона хранила следы деревянной опалубки, была шероховатой, неровной. Обойдя склад, в дальнем углу он обнаружил моток не слишком толстой проволоки. Подумав, отмерил нужную длину и стал методично перегибать железо в месте, которое намеревался переломить. Проволока поддавалась плохо. Синицын положил конец ее на пол, наступил ногой и взялся за дело двумя руками.
Вскоре он добился своего: перемазав ладони ржавчиной, оцарапав пальцы, отломил кусок нужной длины.
Со вторым отрезком удалось справиться быстрее.
Периодически он бросал работу, подходил к воротам хранилища и прислушивался. Снаружи было тихо. Тогда он снова возвращался к делу.
После изрядных мучений в руках Синицына оказались три отрезка проволоки разной длины. Он подтащил их к центральному столбу и принялся за работу. Сперва обогнул столб проволокой и образовавшуюся петлю закрутил на три оборота прочным узлом. Оставшуюся часть согнул и связал в петлю поменьше по ширине своей ступни. Так же поступил со вторым отрезком. Две «кошки» позволяли ему взобраться на столб. Что-что, а лазить по деревьям с помощью примитивных проволочных петель орнитолог был обучен и имел достаточный опыт.
Третий, самый длинный отрезок, Синицын пустил на изготовление большой петли, которая должна была служить ему страховочным поясом.
Проделав подготовительную работу, Синицын начал восхождение. Поочередно передвигая петли по стержню столба, опираясь спиной на страхующую петлю, он шаг за шагом поднимался все выше и выше. Высота Синицына не пугала. Ему приходилось взбираться на высоченные сосны, чтобы посмотреть гнезда птиц, не любивших селиться близко к земле.
На подъем ушло минут пятнадцать, и все это время Синицын дрожал: как бы не появились в хранилище его тюремщики.
Достигнув потолочных балок, он перебрался на деревянный настил и затянул туда свое подъемное устройство. По настилу, постоянно проверяя его прочность, подполз к мутному узкому окну. Перед его взором открылась панорама огромного лесосклада. На всем протяжении, которое охватывал взор, громоздились штабели аккуратно сложенных досок и бревен.
Неожиданно внизу загремел отодвигаемый засов. Дверь распахнулась. На чердак пахнуло свежим воздухом. Синицын, припав глазом к узкой щели, смотрел вниз.
Под ним, растерянно оглядывая склад, топтались двое мужчин.
— Куда он делся? — спросил один, и его голос эхом разнесся в пустом пространстве склада.
— Убежал? — спросил второй встревоженно.
— Не бери в голову, Крокодил, — тут же успокоил его первый. — Отсюда и мышь не выскочит.
— Где же он?
— Залез со страху в бочки, где ему еще быть?
— Как его будем искать?
— Зачем? Запрем и уйдем. Понадобится — пустим сюда собаку. Она его быстро выволочет наружу. За «жопие».
Загремели запираемые ворота. Грохнул засов. Щелкнул замок.
Синицын с облегчением вздохнул.
На бетонном подоконнике он обнаружил длинный костыль, брошенный строителями. Пользуясь им как рычагом, стал отгибать гвозди. Повозиться пришлось немало, но в конце концов с окном удалось справиться.
Он выставил раму и, стараясь не загреметь, положил ее на полати. Осторожно, чтобы не заметили, выглянул наружу. Метрах в четырех ниже подоконника, прижавшись вплотную к стене склада, громоздился огромный штабель досок. Прыгать на него было высоко и опасно. А если уцепиться руками за подоконник? Останется более двух метров. Все равно не компот.