Переворот (сборник)
Шрифт:
Лыков долго молчал, тяжело дыша в трубку. Наконец собрался с силами.
— Я должен посоветоваться с Хрычевым.
— Э, нет. Крайний в этом деле только ты. Тебе и отвечать. Президент Хрычева не сдаст. А тебя раздавят.
— Что от меня надо?
— Уже мужской разговор. Отзови заявление из суда, раз. Уничтожь материал слежки за Жаровым, два. И никому эти дела не поручай. Сделай сам. В случае чего не отрицай, что имел зуб на мальчишку. Ты ведь и в самом деле его ненавидел, верно?
— Я…
— Не надо объяснений, Лыков. Пока служи. И помни: я не терплю, когда финтят. Короче, если мне понадобится твоя услуга, ты ее окажешь.
Лыков еще держал трубку возле уха, а в ней, словно подчеркивая решительность последней фразы Дружкова, запихали частые сигналы отбоя.
Лыков несколько минут сидел ошеломленный неожиданным поворотом событий. Он понимал, перед какой бездной остановился и что любой неверный шаг станет в его карьере последним. Вынув из кармана большой чистый платок, отер лицо и шею. Платок сразу стал влажным. Нажал кнопку аппарата внутренней связи.
— Слушаю, товарищ генерал, — отозвался готовый на подвиг порученец.
— Заявление в суд не отправили?
— Пока нет. Оно вами не подписано.
— Текст моего протеста в прессу?
— Тоже у меня.
— Принеси мне всю папку. Надо над ней еще подумать…
* * *
— Слушай, Алексей, — голос Дружкова был мрачен и холоден, — ты беспокоился, что пресса не обыграет случай с Жаровым. Так?
— Ну.
— А вот она уже переигрывает. Прошла неделя, а звон идет. Всполошились, козявки! Я понимаю, скоро все это уляжется. Будут другие события. Но меня беспокоит одно слабое место.
— Какое?
— Пиротехник. Как ты его называл? Чекан?
— Да, Женя Чекан, а что?
— Не догадываешься?
— Зачем, Иван Афанасьевич? Борзые рванули по следу Хрычева…
— Это так, но в целом сложилась не очень хорошая обстановка. Вся истерия с похоронами, с почестями… В такие моменты в людях возникает психоз покаяния. Уверен, твой Чекан уже догадался, для кого он готовил тот чемоданчик…
— Может, все же не надо? Мы с ним в одной бригаде…
— Надо, Федя, надо. Теперь в одной бригаде мы с тобой.
* * *
— В торговом зале у нас бомба, — голос заведующей магазином Зинаиды Петровны Кошкиной дрожал от волнения. Дежурный по отделению милиции сразу почувствовал — это не розыгрыш. Записав адрес магазина, он посоветовал:
— Закройте магазин. Бомбу не трогайте. Эвакуируйте людей из торгового зала. К вам скоро приедут минеры.
В тот день дежурную группу специальной службы по разминированию возглавлял майор Евгений Васильевич Чекан, специалист высшего класса. Как никто другой он умел обезвреживать самые хитроумные взрывные устройства, в то же время был способен соорудить еще более изощренные мины-ловушки.
Торговый зал магазина к приезду сапера был уже пуст. Бомба лежала в углу под прилавком и выглядела примитивно. Коробка из-под ботинок с надписью «Саламандер» на крышке. В крышке круглая прорезь, через которую был виден циферблат большого круглого будильника старого образца. Вырез захватил три буквы, и потому надпись читалась как «Сала…дер». Звонковая стрелка будильника стояла на делении «10». Значит, замыкание контактов произойдет только через двадцать минут. Чтобы обезопасить устройство, времени оставалось навалом. Таких примитивных «адских машин» Чекан за свою службу видел-перевидел.
Он присел на четвереньки, уверенный и спокойный. Ему и в голову не приходило, что будильник и обувная коробка — это только маскировочная оболочка мощного радиозаряда.
Когда Чекан протянул руку к коробке, водитель машины, припаркованной неподалеку от магазина, нажал кнопку радиопривода.
Гул взрыва прокатился над улицей. Дождем посыпались на асфальт зеркальные витрины.
Машина, не привлекая ничьего внимания, медленно отъехала со стоянки, свернула в ближайший переулок и спустя несколько минут влилась в беспрерывный поток транспорта.
* * *
В воскресенье с утра небо обложили серые плотные тучи. К обеду пошел дождь. Мелкий, нудный, он сеял и сеял, и не было видно ему конца.
В гостиной на даче Щукина уютно потрескивал камин. Сидя перед огнем на небольшой деревянной скамеечке, генерал помешивал поленья кованой кочергой и о чем-то сосредоточенно думал. Отблески пламени делали его меднолицым. Вера Николаевна устроилась в кресле рядом с книжкой в руках.
— Ты как индеец, — вдруг сказала она.
— Почему? — спросил он, с трудом отрываясь от мыслей.
— Отсвет огня, — объяснила она, и он улыбнулся. Она спросила: — О чем ты думал?
— Если честно, обо всем сразу. По-моему, мы летим со страной в бездонную пропасть. И у всех сразу пропала решимость остановить это падение. Все знают, все видят, все кричат об одном и том же, но делать никто ничего не делает.
— Что же, по-твоему, надо делать?
— Это, моя милая, я хотел бы спросить у тебя.
— У меня?! — она воскликнула это совершенно искренне. — Почему?
— Ты хороший аналитик, я убедился.
— Льстишь? — она радостно засмеялась. Должно быть, сколь ни очевидна лесть, все равно даже самым скромным людям слышать ее приятно.
— Нет, просто внимательно прочитал все, что ты писала. У тебя трезвый взгляд на события.
— Спасибо, — сказала она, — но, думаю, ты не хуже меня во всем разбираешься.
— И все же я хочу услышать твои суждения.
— Хорошо, что тебя интересует конкретно?
— Мое положение обязывает меня служить укреплению государственности. Как ты считаешь, что сегодня больше всего угрожает ей?