Переяславская рада. Том 2
Шрифт:
Сефер-Кази был совершенно ошеломлен. Теперь и хан поймет, что, думая обидеть посла Хмельницкого, он обидел только себя.
Хан о том, чтобы отпустить невольников, и слушать из хотел. Неистовствовал, грозил испепелить всю Украину, бросить в каменные подвалы Чуфут-кале даже самого Капусту. Не посмотрит на то, что он посол, лицо неприкосновенное. Но когда в тот же день Лаврин Капуста, сидя перед ним, снова завел речь о пленных, повторив, какое число их нужно освободить, хан заговорил ласково:
— Кто-то налгал мурзе Капусте. Откуда тысяча пленных?
— Не сотню, твоя светлость, — не сдавался Капуста, — а тысячу пятьдесят четыре невольника. Весьма опечален будет ясновельможный гетман, если твоя светлость не удовлетворит его братской просьбы.
— Просьба нашего возлюбленного брата, гетмана Хмельницкого, для нас закон, — льстиво проговорил Ислам-Гирей. — Но где их взять в таком числе, невольников? Может, когда новый поход будет, тогда мы сможем и три тысячи христиан подарить нашему возлюбленному брату гетману Хмельницкому…
Ислам-Гирей облизал жирные губы. Глянул с торжеством на Капусту. Колол недобрым взглядом.
— Светлый хан ошибается, если думает, что новый поход принесет ему богатую добычу, — возразил Капуста. — А что касается пленных, то число их в Чуфут-кале нам доподлинно известно. Ясновельможный гетман, желая тебе, великий хан, счастья и многих лет царствования, велел сказать: если не удовлетворишь просьбу его, то беда может статься с твоим князем Келембет-Гамзой.
Ислам-Гирей вскипел:
— Как смеешь такое мне говорить? Прикажу своим аскерам, чтобы и тебя в Чуфут-кале заперли! Забыл, кто перед тобою сидит?
— Передо много хан Ислам-Гирей, алмаз в султанской короне, мудрый рыцарь с львиным сердцем и орлиными глазами, — спокойно ответил Капуста, и хан не мог понять, сказано это с уважением или с язвительной насмешкой.
Сефер-Кази спрятал глаза под густыми нависшими бровями.
Хан с трудом перевел дыхание. Была причина захлебываться от злости. Этой ночью бежал из Бахчисарая Магомет-Гирей. Должно быть, гяур знает и об этом позоре. Но пересилил свой гнев. Выдавил нечто похожее на улыбку. Коснулся пальцами в перстнях плеча Капусты. Это означало ханскую милость и прощение за дерзость.
— Мы подумаем, — пообещал Ислам-Гирей.
— Тогда и про отпуск ширинского князя будем договариваться, твоя светлость, — не уступал Капуста.
Хан закрыл глаза. Он не мог видеть перед собой этого гяура. Ноздри ханского носа вздрагивали.
Сефер-Кази, чтобы потушить неизбежную ссору, заговорил о другом:
— Слыхали мы, что Сечь Запорожская челны готовит, табуны лошадей у венгерцев скупает. Обеспокоены этим наши улусы под Перекопом. Не может ли объяснить это эффенди Капуста?
— От нашего войска вам беды не ждать, — ответил Капуста, — можете быть спокойны. Но если только орда окажет помощь королю Речи Посполитой, тогда согласие наше нарушится по вашей вине.
Переговоры но дали ничего утешительного обеим сторонам и на другой день. Капуста понял — хан и визирь оттягивают время, чего-то выжидают. Исчез из Бахчисарая Рейс-эффенди. Ждали из Кафы посла короля Речи Посполитой, шляхтича Яскульского. Тут-то Лаврин Капуста и захворал. Пригласил его визирь на обед. Вынужден был отказаться. Визирь посоветовал писарю посольскому Опанасу Дейку позвать и Капусте врача-флорентинца Габелетто, Если у пана Капусты лихорадка, вылечит сразу. Писарь так и сделал.
Флорентинец дважды ходил к Капусте. Болезнь у посла оказалась такая, что за одно посещение ее не излечить.
На третий день посол Капуста выздоровел. Был на аудиенции у визиря Сефера-Кази. Благодарил за хороший совет. Сказал:
— Вот бы такого лекаря нам в Чигирин! Откуда такой в Бахчисарае взялся?
Визирь от пояснения уклонился.
— Бахчисарай — прославленная столица, много знающих и умелых людей сюда стремится.
— И то правда, — согласился Капуста.
На этот раз визирь не стал препираться насчет числа невольников.
Было условлено обменять невольников в Казикермене. Туда же привезут ширинского князя и такое же число пленных татар.
Капуста ждал: визирь потребует отпустить всех пленных татар, — но Сефер-Кази и словом об этом не обмолвился. Далее визирь перешел к более важному. Великий хан подписал договор с королем Яном-Казимиром еще перед Батогской битвой, теперь нарушить его не может, поскольку клялся на святом Коране, а потому гетман орду пропустит. Орда не причинит никакого зла. С миром пройдет по Черному шляху в коронные земли Речи Посполитой. Более того — хан будет убеждать короля, чтобы тот милостиво отнесся к гетману, чтобы пожаловал его и не обижал и все провинности ему простил; только нужно, чтобы гетман от Москвы отступился, и тогда сам султан будет доволен и признает гетмана князем земель русских. Нужно только от царя Московского отступиться.
— На то не надейтесь, — решительно сказал Капуста. — Измены нам не предлагай, великий визирь. Разве, если я скажу тебе: оставьте султана турецкого и покоритесь царю Московскому, — будешь ли согласен ты это выслушать?
Визирь хитро усмехнулся.
— Выслушать можно все. А гетман худо поступил, что с нами не посоветовался до перехода в новое подданство. Ты посмотри, пан посол, — доверительно понизил голос Сефер-Кази, — кого только из чужеземных послов нет ныне в Бахчисарае. Все уговаривают нашего хана идти на Москву.
— А наш гетман не советует хану делать этого. А если ты будешь советовать твоему хану так поступить, — открыто сказал Капуста, — за это тебя в султанском диване тоже не погладят по голове. Не знаю, что с тобой, великий визирь, тогда станется. Мыслю, что если такое случится, то, приехав вторично в Бахчисарай, буду лишен удовольствия видеть тебя, Сефер-Кази, визирем хана.
— А не случится ли так, что в Чигирине будут новый гетман и новый городовой атаман?
Визирь вскинул свои масленые глазки на Капусту, Замолчал.