Переяславская рада. Том 2
Шрифт:
— Сколько времени, как они тут?
— Полчаса, господин канцлер.
— Дьявол! — заорал Карл. — Почему же ты не доложил вовремя?
Граф Пипер растерянно развел руками и, пятясь к дверям, проговорил:
— Ваше величество, господин канцлер приказал продержать их в приемной с полчаса…
— А, — хлопнул себя ладонью по животу Карл, — я понимаю твои шутки, Аксель! Проси их, Пипер. — Карл надменно кивнул головой и широко развалился в кресле, разглядывая себя в зеркале над камином.
Ей-богу, он сам себе нравился. Всклокоченные волосы без
Приватная беседа носила далеко не приватный характер.
Багроволицый, точно налитый до самых волос вином, Горн обливался потом и нетерпеливо постукивал каблуками под столом.
Карл едва сдерживался, чтобы не наговорить послам обидных и язвительных слов. И только Оксеншерна плел кружева фраз и, как опытный пловец, покинув свой берег, миновал грозные волны и водовороты, направляясь к цели.
Уже сумерки синими тенями приникали к окнам дворца. Молчаливые слуги зажгли вдоль степ свечи перед зеркалами. Поставили на стол округлые графины с мальвазией и тонкогорлые бутылки рейнского вина, вареную спаржу, жаренных на свииом сале каплунов и мясо молодого оленя, прошпигованное чесноком.
Фельдмаршал Горн потянулся было к мальвазии, но поймал строгий взгляд короля и опустил руку.
Сэр Уильям Квилп, поглаживая пальцами седые бакенбарды, неторопливо говорил, как бы взвешивая каждое слово:
— В Лондоне, ваше величество, на вас возлагают надежду как на мудрого и отважного защитника Запада от грубых московитов. Война ваша с польским королем рассматривается и в Лондоне и в Париже как прелюдия к более значительным событиям. В конце концов с Яном-Казимиром можно договориться, если вы того пожелаете.
— Позволю себе заметить, — вмешался маркиз Шоньо, — король Франции его величество Людовик Четырнадцатый поручил мне посоветовать Яну-Казимиру отказаться от всяких претензий на шведскую корону, и в этом случае вы, ваше величество, смогли бы заключить перемирие с польским королем. Что касается ваших претензий на некоторые территории Польши, то эти претензии разрешить в вашу пользу очень легко. Такой выход приветствовал бы и сам папа Иннокентий.
— Святейший пана Иннокентий, — вмешался Аксель Оксеншерна, — отказал нам в займе. Будь у нас в прошлом году деньги, с Москвой было бы покончено, Лондон и Париж были бы в безопасности.
Карл одобрительно кивнул канцлеру. Его Аксель, рыжий лис, попал в цель. Ого! Теперь, может быть, француз заговорит про заем.
Гектор Шоньо принялся озабоченно искать что-то в кармане и, обрадовавшись, что нашел, с ласковою нежностью раскрыл на ладони табакерку. Двумя пальцами взял щепотку табаку, затолкнул ее в ноздрю, с наслаждением понюхал, зажмурясь, и, неторопливо пряча табакерку под недобрым взглядом Карла, сказал:
— Видите ли, господин канцлер, заем вы просили в прошлом году, а в прошлом году была другая ситуация. Это, надо полагать, было еще до того, как царь Алексей с Хмельницким взяли Смоленск, а сегодня московские и украинские солдаты стоят во всех городах Белой Руси и Литвы, осадили Львов, и польская чернь сдается на милость царя Московского. Кто знает, не пойдет ли Хмельницкий вместе с московитами на Швецию…
— Ему бы лучше отказаться от Москвы и стать под корону короля Швеции, — не удержавшись, сказал-таки Горн, глотнувший наконец добрый бокал мальвазии.
— Золотые слова, господин фельдмаршал! — На губах у сэра Уильяма Квилпа появилось нечто похожее на улыбку. — А почему бы вам не подсказать такую мысль этому Хмельницкому? Ведь вы имеете там такое доверенное лицо, как почтенный аббат Даниил…
Карл свирепо метнул глазами на Оксеншерну. Вот тебе и секретные беседы доверенного лица, в карман которого вкатили уже не одну тысячу риксталеров!
Наклонившись вперед, британский посол сделал вид, что не заметил гневного взгляда Карла, и многозначительно добавил:
— Позволю себе смелость обратить внимание вашего величества, ваше внимание, сэр Оксеншерна, и ваше, господин фельдмаршал, на обстоятельства, которые в настоящее время имеют большое значение для наших государств. — Уильям Квилп пожевал бритыми губами и с подчеркнутой доверительностью в голосе продолжал: — Намерения короля Яна-Казимира вступить в переговоры с Москвой лишены основы. Это лишь тактическая игра дворянства, чтобы отвести глаза московитам.
— Скорее черта побреешь, чем им глаза отведешь! — буркнул Горн.
— Ваша правда, господин фельдмаршал, — согласился Квилп. — Больше того, мы должны сделать все зависящее от нас, чтобы принудить Хмельницкого разорвать Переяславский трактат! Если мы примем меры, чтобы повлиять на Москву и царя, то в ваших руках остается Хмельницкий; полякам он не поверит, но вам, ваше величество, вам, господин канцлер, этот возомнивший себя князем бунтовщик поверит. Думаю, что паше величество со мной согласится: на берегах Балтики должно существовать только королевство, которое процветает под вашей благодетельною монаршею рукой, и такое королевство — Швеция.
— Разумная речь, — поддержал Квилпа маркиз Шоньо.
Довольная улыбка заиграла на жирных, толстых губах Карла. Даже от сердца отлегло. Значит, Лондон и Париж не косятся на его намерения прибрать к своим рукам земли Московского царства и Украину. Конечно, он не верит послам ни на ломаный грош. Но, как сказал этот вертун француз Шоньо: «Теперь такая ситуация». Что ж, пожалуй, эта ситуация будет его счастьем. Карл важно молчал, надувал щеки. Пускай поболтает Оксеншерна. Дело короля — сказать последнее слово. Он кивнул Оксеншерне — пусть говорит — и раскурил длинную почерневшую трубку.