Перейти грань
Шрифт:
– Просто фантастика, – заявил он. – Я не могу поверить в это, клянусь. Никогда бы не подумал такое даже о нем. Пойти вокруг этой проклятой земли!
– Просто ты не моряк, папа.
– Скажем, я просто не яхтсмен, – поправил Джек. Джек Кэмбл был несколько велеречив, чтобы сойти за пролетария нью-йоркской гавани, но ему нравилось представлять себя таковым. Он закончил Йельский университет в двадцать пять лет, сразу после Второй мировой войны, прерывая свою учебу на время службы в торговом флоте. Там он проявил себя способным матросом и продвинулся до палубного
Еще больше пришлось хлебнуть его отцу – выходцу с судоремонтного завода «Кингз Коув» на Ньюфаундленде. Буксиры Старого Джека и его брата Дональда завоевывали гавань с помощью своей эксплуатационной надежности и террора. Дела у них пошли в гору, после того как Старый Джек женился на дочери состоятельного торговца, чье семейство некогда прозябало в лачугах на берегах Широкого пролива.
– Если бы Оуэн стал работать на тебя, – сказала она, – было бы гораздо хуже. Слава Богу, что он не сделал этого.
– Он слишком хорош для нас. Слишком благородный.
– Я очень горжусь им, папа. – Она самодовольно улыбнулась, хотя знала, что это выводило его из себя. – И Мэгги будет гордиться.
– Я полагаю, – сказал Джек, – он избрал отличный способ сбежать от всего сразу.
– Это может потребоваться на какое-то время любому из нас.
– Что обычно говорится в подобных случаях? – спросил Джек. – Понять свои чувства, побыть самим собой, осознать себя и прочая брехня. Да я выжал из своих носков соленой воды больше, чем твой благоверный видел за всю жизнь.
– Он не пытается состязаться с тобой.
Джон рассмеялся так, словно и помыслить не мог о подобном состязании.
– У меня есть парни, которые любят ходить под парусом и которые, тем не менее, работают на меня, – произнес Кэмбл примирительно. – Они в восторге от его поступка.
– Он не похож на тех, кто работает на тебя, – заметила Энн.
– Чем же не похож?
– Он считает, что в жизни есть вещи поважнее, чем деньги.
– Может быть, я чего-то не понимаю? – спросил Джек. – Разве не из-за денег ты пришла сюда?
– Он полагает, что в жизни есть еще и другие ценности. Даже Гарри Торн понимает это, если хочешь знать.
– Мне кажется, что Гарри облагодетельствовал его из-за тебя.
Она уставилась на него.
– Что ты имеешь в виду? Кто тебе сказал такое?
– Все говорят, – отмахнулся Джек.
– Что с вас, мужиков, взять, – усмехнулась она, – у вас одно на уме.
– Твой муженек не внушил к себе уважения. – Джек Кэмбл продолжал в своем духе.
– А что такое теперь уважение? – спросила Энн. – Если бы мне понадобилось узнать что-то о человеческом уважении, разве сюда я пришла бы за этим? – Она обвела рукой кабинет и все, что находилось вокруг.
– У
– В этом месте, где одни холуи, нет никого, кому было бы известно значение этого слова – уважение. Даже не пытайся рассказывать мне про моего Оуэна, папа.
– Вы с ним два сапога пара, – сказал Джек. – Вы стоите друг друга.
Оставаясь каждый при своем мнении, они сидели, потягивая виски, и ждали, когда успокоятся нервы. Энн уже готова была пригрозить отцу, что не даст ему видеться с Мэгги. Наконец она встала и прошла к окну, выходившему на юг. Открывшийся из него вид на узкий пролив, через который должен был идти Оуэн, наполнил ее сердце ужасом. Слова отца о побеге все еще звучали у нее в ушах. Оуэн представлялся ей как никогда далеким и потерянным для нее.
– Я не могу понять твоего отношения к Оуэну, – говорила она, не оборачиваясь к отцу. – Я прожила с ним двадцать лет и никогда не видела, чтобы он сделал что-нибудь недостойное, А ведь он мог избежать участия в боевых действиях. Мог пойти к тебе на какую-нибудь хорошо оплачиваемую работу, где ему не надо было бы выкладываться. Так и сделали некоторые людишки, о которых я не буду говорить. Почему же ты унижаешь его все время?
Она смотрела в окно. За ее спиной раздавался смех Джека Кэмбла.
– Ты считаешь, что это несправедливо? – спросил он. – Ну, я не знаю, в чем тут дело.
– Я замечаю, что Оуэн заставляет некоторых чувствовать себя неуютно.
Отец опять засмеялся, и она почувствовала, что ее раздражение растет.
– Мне известно, что он неплохо обеспечивает семью, Энни. Он не пьет и не бьет тебя. Но… – Он посмотрел на нее с легким замешательством, словно опасался, что не сможет доступно выразить свою мысль. – Знаешь, в порту, как бы тебе сказать, человек должен держать себя определенным образом. К примеру, на улице человек ведет себя так, а в салуне иначе. В порту тоже есть свои законы поведения. Он не понимает их, вернее, понимает не так, как все.
– И это все твои претензии? – спросила она.
– Его достоинства мне известны, – не ответил он на вопрос. – Но даже лучшие из них не вызывают у меня восторга.
– Надеюсь, ты понимаешь, что я всячески подталкивала его к этому походу. – Сказав это, она ощутила паническое смятение в душе. – Ему необходимо было решиться на это. Ради себя и ради нас.
– Я бы не пошел на такое.
– Послушай, он любит яхты, любит море. Это же такие чистые и простые вещи. Я люблю его, потому что он любит их.
Терпение Джека, похоже, иссякло.
– Романтика моря? Да ведь океан – это Богом проклятая пустыня. Там нет ничего – одни только закомплексованные типы да чудаковатые филиппинцы. Там больше не найдешь американцев, потому что мы уже прошли через это.
– Ну что же, – проговорила Энн, – Оуэн имеет свой взгляд на океан и на отношение страны к этому.
– О Господи! – воскликнул Джек. – Пощади меня! Я никому не уступлю в своем патриотизме. Но совершенно не желаю знать взгляды твоего мужа на состояние страны.