Пережитое
Шрифт:
Стрелявшей была Катя Измаилович, член нашей партии. Ее старшая сестра за покушение на виленского губернатора была отправлена на каторгу. Обе девушки были из культурной среды, их отец был генерал. Семья - чисто русская, так что сообщение морского офицера, будто стрелявшей была еврейка, было неверно. Тогда в глазах многих реакционеров и антисемитов все революционеры были евреями.
"Я должен вас предупредить, - сказал мне Вноровский.
– Если придут меня арестовывать, я буду отстреливаться". В ответ я вынул из кармана браунинг и показал ему. До самой Москвы мы ехали в одном купе. Это было, разумеется, глупо, потому что в случае его ареста я бы погиб совершенно напрасно. Но я не мог допустить, чтобы мой товарищ погиб у меня на глазах. К счастью, всё обошлось благополучно - никто нас в дороге не тронул и я с облегчением простился с Вноровским в Москве.
В Гельсингфорс я приехал рано утром. С вокзала я отправился прямо в отель "Патриа", где жили Фондаминские. Когда я постучал в их дверь и окликнул, из-за двери раздался радостный крик - и Амалия сейчас же выбежала из комнаты. Она бросилась мне на шею - мой приезд был для них полной неожиданностью. О покушении на Чухнина они уже знали из газетных телеграмм, но самое покушение было совершенно непонятным для всех, кто знал о моем отъезде в Севастополь. И мои друзья, естественно, беспокоились обо мне.
Только от меня Азеф узнал о подробностях покушения и был чрезвычайно недоволен всем происшедшим - Москве должны были намылить голову. Я виделся с Азефом утром, и он сказал, чтобы я пришел к нему в тот же день, в 5 часов, - у него есть ко мне дело.
Как описать чувство, которое я теперь испытывал? Вероятно, так чувствует себя птица, вырвавшись из клетки, или зверь, чудом выскочивший из западни. Все время, пока я был в Севастополе и на обратном пути, находясь вместе с Вноровским в одном купе, готовый каждую минуту отстреливаться в случае ареста, я жил в величайшем напряжении: каждое мгновение могло случиться что-нибудь роковое. Я должен был проверять каждый свой шаг, должен был незаметно наблюдать за всем окружающим, нет ли около подозрительных лиц, не следит ли кто-нибудь за мной... Теперь, в Гельсингфорсе, я был в безопасности. Я мог идти, куда хотел, мог встречаться и разговаривать со знакомыми, с друзьями, мог не думать больше о грозившей мне всюду опасности. Солнце весело сияло на снежных улицах, беззаботно звучали бубенчики проезжавших мимо извозчичьих саней... В 5 часов я пойду к "Ивану", а вечером доставлю себе развлечение пойду с друзьями в театр и рано лягу спать!
Разговор с Азефом был очень короткий - и неожиданный. Он сообщил мне о новом деле, которое ставилось в Петербурге и о котором я до сих пор ничего не знал. Боевая Организация наметила в Петербурге две новые жертвы - генерала Мина и полковника Римана, обоих из знаменитого гвардейского Семеновского полка, который в середине декабря спешно, по приказанию царя, в полном составе выехал из Петербурга в Москву для ликвидации декабрьского восстания. Только с его помощью Дубасову удалось покончить с революционерами. Мин отправился в Москву в чине полковника и в награду за "боевые заслуги" вернулся оттуда в чине генерала - оба они; и Мин и Риман, энергично и лично расправлялись с революционерами. Риман на Казанской железной дороге под Москвой собственноручно расстреливал арестованных революционеров из револьвера.
Покушение на Мина и Римана ставит в Петербурге мой товарищ по Москве, Александр Яковлев (кличка - Тарас Гудков), о котором я знал, что он тоже был принят в Боевую Организацию, но функции которого мне до сих пор не были известны. В Москве он был начальником Боевой Дружины нашей московской организации, на баррикадах там мы были с ним вместе; он был студентом московского университета. Сношения с ним вел сам Азеф и у него назначено в одном петербургском ресторане на завтра в 12 часов свидание.
Азеф ехать в Петербург почему-то не мог и предложил мне его заменить. "Выехать надо сегодня же вечером. Затем вы останетесь в Петербурге и продолжите вместе с Тарасом работу над Мином и Риманом. Вы можете это сделать?" - Но разве я принадлежал себе? Конечно, могу. Мало ли какие у меня самого были личные планы и намерения...
– "Могу".
– Азеф указал мне ресторан, где я должен был встретить Тараса, и дал мне новый паспорт. Поезд в Петербург отходил в 11 часов вечера. В Гельсингфорсе я остановился в той же гостинице "Патриа", где жили Фондаминские.
С ними я и собирался пойти сегодня вечером в театр. Амалия, как ребенок, радовалась моему приезду, считала меня после возвращения из Севастополя воскресшим из мертвых... От Азефа я прошел прямо к ним в номер. Амалия была одна и раскладывала за большим круглым столом пасьянс. Ее глаза ласково улыбнулись мне навстречу. Когда я ей сказал, что вечером еду в Петербург, колода как-то сама выпала из ее рук, и карты рассыпались по столу, но она ничего не сказала... Пришедший через несколько минут Илья встретил новость тоже молчанием. Мы все знали, что это надо. Надо!
Это было в самом конце января 1906 года. Кто из нас мог тогда предположить, что мы трое встретимся снова лишь в декабре 1907 года, т. е. почти через два года, что встреча наша произойдет в Париже и что я приеду туда к ним из... Японии, проделав после тюремного заключения необыкновенное путешествие через всю Сибирь, Якутск, Охотск и мимо Сахалина на остров Хоккайдо, а оттуда - через Токио, Нагасаки, Шанхай, Сингапур, Коломбо, Суэц и Марсель!
И кто мог знать, что сам Илья Фондаминский через какие-нибудь полгода предстанет перед страшным военным судом, который знает только одну кару "расстрел!" - и только чудом спасется? ... Действительность часто бывает богаче самой буйной фантазии.
С Тарасом я встретился на другой день, ровно в 12 часов, в одном из дорогих ресторанов на Садовой. Азеф обычно назначал свидания только в шикарных местах. Играла музыка. Увидав меня, Тарас любезно мне улыбнулся, как будто мы виделись с ним только вчера, и жестом пригласил сесть за его стол. Он был одет в дешевый, но новый и чистенький костюм, гладко выбрит и маленькие напомаженные усики стрелками поднимались кверху. У него был вид приказчика из модного магазина - за студента его невозможно было признать.
Я рассказал ему о поручении Азефа - теперь мы вдвоем будем работать над организацией двойного покушения: на Мина и на Римана одновременно. Мы говорили о подготовке убийства, стараясь время от времени улыбаться - когда кто-нибудь близко проходил мимо нас, мы мгновенно переводили разговор на театр, на столичные развлечения, несколько раз мне даже удалось рассмеяться. Он был рад, что мы будем работать вместе - мы хорошо знали друг друга. Условились с ним о регулярных встречах - по ресторанам и кафе; мы вовсе не должны были знать, кто из нас где живет. Наметили план. Сначала надо было установить адреса Мина и Римана, что было сравнительно легко. Затем надо попытаться по газетам и журналам найти их фотографии, что, как я потом в этом убедился, было трудным делом и, наконец, установить их образ жизни. Всеми добытыми сведениями мы должны были в дальнейшем обмениваться.