Периферия, или провинциальный русско-калмыцкий роман, Гриньков Игорь Николаевич (Гарь)

Периферия, или провинциальный русско-калмыцкий роман

на обложку

Гриньков Игорь Николаевич

Шрифт:

А то, напридумывали всякой ахинеи: соитие производить исключительно в целях продолжения рода - это один – два раза в год, что ли? Ну, спасибо, уважили, отцы-благодетели! Или позволительна только «миссионерская» поза, когда женщина лежит бревно бревном на спине, вперив скучающий взгляд в потолок. Остальное – грешно и предосудительно.

Кто додумался до таких «правил»? Олегу очень хотелась посмотреть в глаза этим изуверам-аскетам с мозгами набекрень, ханжеской душонкой и личиками скопцов. Не исключено, что подобные ограничения исходили от лиц, имевших совершенно

иную сексуальную ориентацию, чем подавляющее большинство нормальных мужиков.

В любви все должно быть гармонично: и общие интересы, и единая цель, и чувство локтя, когда знаешь, что на друга или подругу можно положиться в любой ситуации, и интим, без которого все остальное – всего лишь проживание с родственником под одной крышей.

Медленно, с трудом, будто мучимый подагрой, Олег поднялся со стула, не спеша, обошел помещение «гостиной», гася последние выключатели, также медленно спустился по широкой лестнице со второго этажа, любезно распрощался с остававшимися в холле служителями библиотеки и шагнул в прохладу ночи, напоенной звоном цикад. Он побрел к центру, где жил, пешком, всем его существом владели безразличие и усталость. Шаркающая походка делала его похожим на старика.

Когда Олег, не замечая ничего вокруг, проходил мимо стоящего у кромки тротуара черного «джипа», лакированная дверца машины приоткрылась, и вкрадчивый знакомый голос позвал:

– Олег, садись.

Безропотно Зеленский сел рядом с Герлей, почти утонув в коже кресла.

– Домой? Или гульнем напоследок?
– спросила Герля.

– Я не пью, домой. Да и устал я сегодня почему-то.

Когда они подъехали к дому Олега и «джип» притормозил у подъезда, он спросил:

– Любишь его?

– Нет, конечно. Но он такой забавный, и состоятельный, - добавила Герля.

– Воплощение Американской мечты?

Они немного помолчали. Внезапно Герля резко повернулась к Зеленскому, схватила его руками за лацканы пиджака и, прильнув всем телом, буквально впилась ему в рот своими истосковавшимися губами. Затрещали швы на одежде, полетели на пол салона оторванные пуговицы. У Олега кругом пошла голова, и он уже мало что соображал. Он чувствовал только почти забытый запах волос и тела Герли, нервную, пронизывающую дрожь, которую в народе называют лихоманкой, и острое физическое желание. Какое-то затмение нашло на обоих. Возможно, все свершилось бы в салоне «джипа», но Олег, вернув на мгновенье остатки рассудка, выдавил из себя:

– Может быть, нам подняться в квартиру?

Герля в знак согласия лишь мотнула растрепанной головой.

Они не заметили, как оказались в квартире Олега, забыв запереться на ключ. Не включая света, Герля с рычанием пантеры, стала срывать одежду с себя и с Зеленского, беспорядочно расшвыривая ее по всей комнате.

В постели пики взлетов чередовались периодами полного изнеможения. Они лежали, облитые горячим потом, тяжело и прерывисто дыша, почти не разговаривая друг с другом. Вскрики, бессвязное, горячечное бормотание вряд ли могли быть приняты за полноценное общение, но на разговоры просто не хватало сил и времени. Потом силы неведомо откуда опять приливали к ним, и все продолжалось вновь…

В полдень следующего дня опустошенный физически Олег бродил в халате по комнате, в которой царил полный раскардаш, курил, прихлебывая крепкий черный кофе, и думал. Скомканные простыни напоминали ему просевшие, неопрятные после зимы сугробы, предвестники весны. Предвестники были явной иллюзией в прямом и переносном смысле: ночная встреча с Герлюшей была последней, следовало полагать, что «весны» не предвиделось. Герля, ускользнула, как привидение, ранним утром, когда Олег еще крепко спал, поверженный безумием ночи. А была ли она вообще прошлой ночью у него в квартире? Может, это тоже иллюзия? Лишь темный длинный волос, прилипший к подушке, позволял надеяться, что все было явью.

В коридоре раздался звонок. На пороге стоял почтальон, который подал Зеленскому срочную телеграмму:

«Филадельфия отменяется категорически. Лавочница остается с тобой на «неперспективной территории». Люблю, целую.

Твоя Герля».

Элиста, ноябрь, 2008 год

СОДЕРЖАНИЕ

ПЕРИФЕРИЯ, или ПРОВИНЦИАЛЬНЫЙ

РУССКО-КАЛМЫЦКИЙ РОМАН

Часть первая -----------------------------------------------------

Часть вторая -----------------------------------------------------

Часть третья ------------------------------------------------------

Часть четвертая --------------------------------------------------

МИНИАТЮРЫ