Периферийная империя: циклы русской истории
Шрифт:
Показательно, что вслед за иностранцами заводы принялись организовывать не купцы, а бояре. Производством металлических изделий занимались и свойственник царя Илья Милославский, и любимец государя Борис Морозов, но дело у них не шло. Милославский в 1656 году продал свой завод за 1 тысячу рублей иностранцам, а предприятие Морозова после смерти боярина отошло казне.
Итак, уже в XVII веке сложился расклад, типичный для последующего развития: технологическая модернизация не только сочеталась с крепостничеством, но опиралась на него, а укрепление военной мощи уживалось с зависимостью от иностранного капитала, который получал непосредственные выгоды от усилий государства [285].
Иностранный капитал создал в Московии и международную почту. В 1663 году было основано почтовое предприятие Иоганна фон Шведена, наладившее регулярную доставку писем в Западную Европу. Поскольку предприятие фон Шведена развивалось не слишком удачно (что, впрочем, относится
В металлургии отставание России к XVII веку сказывалось особенно сильно – до 1636 года в Московии не было построено ни одной доменной печи, хотя на Западе первая печь появилась уже в 1443 году. Оказавшись на периферии торговых путей, страна оставалась и в стороне от технологической революции XV-XVI веков, что, в свою очередь, предопределило технологическую зависимость России от голландских и английских партнеров. Меркантилистская идеология требовала ускорить перенос технологий, и западные предприниматели были обязаны делиться своими знаниями. В 1647 году правительство под давлением местного капитала передало Тульский завод в руки отечественных предпринимателей, но, как отмечает Любименко, «в русских руках завод совсем запустел, и в 1648 г. заводы вновь были возвращены голландцам на 20 лет. Вскоре к ним перешли на 15 лет и Протвинские заводы, расположенные на Калужской дороге, а также и Угодские в Мало-Ярославском уезде. Таким образом, за исключением казенного Павловского завода вся железоделательная промышленность сосредоточилась в голландских руках» [288]. Голландские предприниматели контролировали также и производство меди, стекла, бумаги.
Иностранные и русские мастера, трудившиеся на одних и тех же предприятиях, получали неравную плату за одинаковый труд. В 1663-1664 годах доменный мастер-иноземец получал 100 рублей в год, а его русский коллега – 60 рублей. Причем заработная плата неуклонно снижалась. В Туле с 1647 по 1690 год оплата труда иноземцев упала с 81 рубля в год до 57 рублей, а для русских – с 22,1 до 18 рублей. И это – несмотря на происходившее в это же время обесценивание рубля.
Петровские реформы в начале XVIII века привели к основанию изрядного числа новых мануфактур – по большей части казенных или создававшихся по прямому поручению царя. Однако административный энтузиазм великого реформатора далеко не всегда давал ожидаемые плоды. Многие из его промышленных начинаний оказались нежизнеспособными. Неэффективность государственного вмешательства отнюдь не компенсировалась частной инициативой. Как раз наоборот, именно отсутствие сколько-нибудь заметных успехов отечественной буржуазии и толкало правительство на путь административного предпринимательства.
«Выросший на царских монополиях, окруженный условиями ремесленного производства, – пишет Покровский, – русский торговый капитализм очень плохо приспосабливался к тому широкому полю действия, на котором он очутился в начале XVIII столетия, не столько войдя туда по доброй воле, сколько вытолкнутый напором западноевропейского капитала. Этому последнему досталась и львиная доля всех барышей…» [289]
Глава VI ПЕРИФЕРИЙНАЯ ИМПЕРИЯ
Задержка развития, вызванная смещением торговых путей (сначала в XII-XIII, а затем в XVI-XVII веках), привела не просто к «отставанию от Запада», а к тому, что социальная эволюция пошла по качественно иной траектории. Причем эти восточные «особенности» были вызваны не изоляцией от Западной Европы, а, напротив, сложившимися с ней экономическими и политическими связями. Чем более активно Россия втягивается в мировую экономику, тем существеннее эти «специфические отличия».
Отнюдь не случайно, что «вторичное закрепощение крестьян» в Восточной Европе происходит параллельно со становлением рабовладельческих плантаций в Америке. Характерно, что наиболее активно рабовладельческие отношения возникают там, где потребность в этом испытывает динамично развивающийся капитализм. Робин Блекборн в «Истории рабовладения» показывает, что три наиболее передовые страны Запада – Англия, Голландия и Франция – сыграли и решающую роль в становлении рабовладельческой экономики в Новом Свете.
Период между 1640 и 1750 годами стал временем бурного развития рабства. Численность рабов неуклонно возрастала и в ряде карибских колоний превзошла число белого населения. Первым местом, где это случилось, был английский Барбадос в 1645 году [Любопытно, что Барбадос оказался и одной из первых английских колоний, где были созданы органы политического самоуправления. Разумеется, только для белых]. После этого рабство стало стремительно распространяться. «Испания, являвшаяся крупнейшей колониальной державой в Новом Свете, была лишь четвертой в сфере работорговли. Британия и Франция, которые еще в 1640 году не имели колоний, основанных на рабском труде, теперь владели самыми процветающими рабовладельческими плантациями Нового Света» [291]. Изменился и характер плантаций. Они стали крупнее и все более коммерчески ориентированы. «Переход к крупным плантациям был совершен на Карибских островах в 40-50-е годы XVII века британскими и французскими землевладельцами, которых поддерживали независимые голландские купцы» [292]. Золото, добывавшееся рабами в португальской Бразилии, направлялось на лондонские рынки. Хлопок и сахар перерабатывались во Франции. Без европейского спроса колониальная плантационная экономика не могла бы развиваться. А с другой стороны, отмечает Блэкборн, дешевое колониальное сырье «сделало возможным накопление капитала в тех немногих странах, которые использовали наемный труд» [293]. Принудительный труд рабов на плантациях был частью первоначального накопления капитала. «Плантационная революция опередила индустриальную примерно на столетие. Независимо от того, был ли другой путь возможен и желателен, реальный переход к капиталистической индустриализации стал возможен благодаря активному товарному обмену с рабовладельческими плантациями» [294].
Развитие рабовладельческих плантаций помогло преодолеть экономические трудности, с которыми сталкивался Запад в середине XVII века. Но точно таким же образом формирование крепостнического сельского хозяйства на востоке Европы было важной частью глобальных преобразований, которые обеспечили успешный рост мировой экономики в следующем столетии.
С появлением английских и голландских колоний в Северной Америке спрос на поставки из России несколько снижается, а цены на них падают. Однако производство сырья в колониях оказывается недостаточным, чтобы удовлетворить растущий спрос. По мере снижения цен, падает и интерес колонистов к производству подобных товаров. С другой стороны, в то время как обесценивалось традиционное российское сырье, в Западной Европе формировался новый рынок продовольствия. Соответственно, характер восточноевропейской торговли в XVII веке радикально меняется. Вывоз зерна выходит на первое место.
Как уже упоминалось, XVII век – эпоха голландской торговли в России, так же как предшествующий век был временем английской торговли и влияния. Если англичане открывают русский сырьевой экспорт, то голландцы специализируются на зерне. Торговля зерном в мировом масштабе была сосредоточена в руках амстердамских купцов. До середины XVII века избытка зерна в России не было. За сто лет до того западные купцы, отмечая возможность зерновой торговли, не считают ее наиболее выгодным делом в России. Лишь в XVII веке голландские представители начинают уговаривать московского царя резко увеличить экспорт зерна, ибо это «увеличит доходы государя от пошлин» [295]. Голландцы просят у царя монополию на вывоз хлеба. Закупать зерно в России для голландцев было в принципе выгоднее, чем в Германии, ибо на Востоке можно было обменять хлеб на западные изделия: «Корабли, которые идут в Московию, нагружены ценным товаром, а не балластом, как те, которые ходят в Данциг, Ригу, Францию» [296]. Иными словами, именно отсталость производства в России делала ее особенно привлекательной страной для мировой торговли.
Потребность в зерне Голландия испытывала, прежде всего, для обеспечения внутреннего рынка. Сельское хозяйство Соединенных провинций было ориентировано главным образом на более выгодные и важные для развития промышленности технические культуры. В свою очередь, начав импортировать в больших количествах продовольственное зерно из Восточной Европы, голландские купцы быстро обнаружили, какие возможности открываются перед ними на мировом рынке. В XVII веке перевозкой зерна заняты уже тысячи кораблей, а Амстердам превращается в мировой центр зерновой торговли.