Период распада
Шрифт:
Несколько бронированных автомобилей румынского миротворческого контингента, выставив стволы «елочкой», осторожно пробирались по захламленной улице — пыль и дым от взрыва уже улеглись. Впереди что-то горело…
— Пять-один, прибыли на место, — доложил старший колонны.
— Принято, приказываю обеспечить периметр, ждать подхода дополнительных сил. При наличии выживших — сообщайте.
— Пять-один — принял.
Здание еврейского культурного центра напоминало… что-то выпотрошенное, весь фасад рухнул от страшного взрыва, но само здание устояло. Пахло гарью, здесь было совершенно нечем дышать. Что-то горело в развалинах, пахло горелым, рваным мясом — от этого запаха мутило, хотелось забиться куда-нибудь и не вылезать.
— Вперед всем группам — обеспечить периметр! Ганнерам приготовиться по секторам и доложить! До прибытия саперов к развалинам не походить! — привычно командовал румынский капитан-миротворец.
— Господин капитан! Кажется, есть выжившие!
Придерживая рукой автомат, капитан подбежал туда, откуда раздался крик. Так и есть — штурмовая каска, бронежилет… Присевший рядом солдат щупал пульс.
— В больницу их. Немедленно! Паул, твое отделение обеспечивает эвакуацию! Возьмите машину!
— Есть!
Капитан мельком глянул на пострадавших солдат антитеррористической группы и заметил, что у одного из них из-под бронежилета выбилась цепочка, а на ней не жетон, удостоверяющий личность как полагается, а какой-то стальной, темного цвета прямоугольник. Но… антитеррористическая группа, мало ли что это может быть.
Ни Паула, ни солдат его отделения, ни машину, которую они взяли, чтобы отвезти пострадавших солдат в госпиталь, больше никто никогда не видел…
4 июня 2015 года
Техас, США
Севернее Фредериксбурга
Натаниэль Нолан, 16 лет
Просто идиот
Все дерьмо когда-то и с чего-то начинается…
Это закон природы такой… Долбаный закон долбаной природы — все дерьмо когда-то и с чего-то начиналось. Первая мировая война, например, началась с того, что один студент по имени Гаврила Принцип, полуслепой, туберкулезный и совсем пропащий, вместе с товарищами решил грохнуть не кого-нибудь, а наследника австро-венгерского престола Франца Фердинанда. Зачем они решили сотворить все это — дело темное, но решили. Двое его товарищей бросили в кортеж австрийского эрцгерцога бомбы, но ничего у них не вышло, причем одну из летящих бомб Франц Фердинанд отбил в сторону лично. И уехать бы ему из этого долбаного Сараева — так нет. Остался — и вот итог. Сначала убили его и его супругу, графиню Хотек заодно — а потом, в европейской четырехлетней бойне истребили еще не один миллион человек. И все из-за кого? Из-за одного сербского чахоточного студента, которому кто-то вложил в руку револьвер, а в голову — безумие — погибло столько людей. А началось все — с одного-единственного выстрела.
Вот и тут — так же.
Считается, что в любой истории всегда есть виноватый, значит, есть и правый. А вот в этой истории — виноватых было до хрена и больше, а вот правых — не было совсем. И еще — чертова куча «если». Слово «если» — любимое слово в этой истории. Если бы этот самый Натаниэль Нулан не поехал никуда в этот день, и у него сломалась машина, и он бы сидел дома. Или отец заставил бы его что-то делать. Или он просто упал бы и сломал себе руку или там ногу. Или бы к нему не приехал дальний родственник из штата Нью-Йорк, такой же балбес Генри Боун, того же самого возраста. Или бы они решили заняться в этот день чем-нибудь иным. Или если бы у Натаниэля Нолана не было бы брата, штаб-сержанта Корпуса морской пехоты США Грегори Нолана, награжденного Серебряной звездой и двумя Пурпурными сердцами, — все это за Афганистан. Или если бы командование не отпустило его в отпуск официально — чтобы бросить взгляд на новобранцев в Форт Худе и решить, на что они годны…
В общем — много «если» в этот день сложились в одно большое дерьмо.
Хотя… наверное, если бы не было Натаниэля Нолана и его дружка Генри Боуна и их брата, и не было бы Марии Мартинес, первой красавицы этих мест… наверное, все произошло бы точно так же. Ну, может, чуть попозже. Все дело в том, что обстановка и в штате, и на юге США, и вообще — во всей стране была уже давно накалена до предела. Долгие годы самые разные люди старательно разливали бензин, даже не думая, чем это все может закончиться. Экономический кризис, который, несмотря на бодрые реакции и победные цифры, так толком и не закончился, тоже подлил масла в огонь — двенадцатипроцентная безработица в целом по стране и сумасшедшая нагрузка на бюджет, который и так уже тонул под непосильным бременем социальных расходов с одной стороны и военных — с другой. Двенадцать процентов безработицы — это озлобленное, расколотое общество, где белые обвиняют цветных в том, что они отнимают у них рабочие места, работая за копейки и нелегально, а цветные обвиняют белых в расизме и шовинизме. А ситуация лучше не становится, и у кого-то возникает чертовски сильное желание взяться за оружие и…
Вуаля.
В общем и целом — наверное, произошло бы то же самое или что-то подобное, потому что бензин был разлит, и какая разница — кто именно бросит спичку. Результат-то один.
А началось все ранним летним утром на обочине шестнадцатой дороги, посреди полей и перелесков, возле небольшого кафе. Там стоял небольшой пикап «Форд-Ф150» пятого года выпуска, который без спроса у отца взял некий Натаниэль Нолан, шестнадцати лет, местный белый, ранее привлекавшийся за незначительные проступки, наподобие распития пива в общественных местах и засорения этих самых общественных мест мусором. Этот Натаниэль Нолан в настоящее время сидел в машине, гонял по магнитоле тюремный рэп — он считал, что тюрьма, это круто, исключительно потому, что сам там пока не побывал, а вот разговоров о ней наслушался. Он ждал своего дальнего родственника, троюродного брата по имени Генри Боун, который прибыл на лето в Техас из окрестностей Нью-Йорка и считал себя самым крутым парнем в округе. Упомянутый Генри Боун пошел в кафе, чтобы отлить и купить пива, потому что Натаниэля тут знали, а Генри нет, он был высоким и крепким малым, никто не давал ему его возраста, и, следовательно, можно было бы рассчитывать на то, что пиво ему продадут. Еще в машине было несколько дисков с кантри, тюремным рэпом и какой-то обработанной инструменталкой, из-за которой братья чуть не подрались. Послушав, Натаниэль авторитетно заявил, что это дерьмо и против рэпа не катит, а его брат только снисходительно улыбнулся и похлопал его по плечу, и от этой снисходительности Нату и захотелось дать своему брату в харю. Еще в машине был пистолет Рюгер 22–45 с шестидюймовым стволом и регулируемым прицелом. Это был пистолет Натаниэля, потому что его подарил ему отец, сочтя, что пацан уже достаточно взрослый, чтобы иметь свое оружие. В семье Ноланов к оружию относились совсем неполиткорректно, потому что один из дедушек Нолана воевал во Вьетнаме и заслужил орден Почета конгресса, подняв окруженную целым полком узкоглазых роту морских пехотинцев в атаку и, прорвав окружение, вывел ее к дороге, к своим. Брат Натаниэля воевал в Афганистане, и за то, что он там сделал, в прошлом году к ордену Почета конгресса представляли и его, но отделались Серебряной звездой. Наверное, если бы Нат знал, что сегодня приезжает его брат, он не стал бы накачиваться пивом и вообще не стал бы творить того, что он натворил — потому что брат был для него авторитетом. Но… чего уж там. Что получилось — то и получилось.
Еще у Ната было ружье, но он его не взял — он взял пистолет и две коробки патронов, чтобы выехать на природу и пострелять по банкам — национальная американская забава. Плинкинг называется. Нат был неплохим стрелком, набил руку, стреляя по банкам и по грызунам, и сегодня он забился с Генри на двадцать баксов, что сделает его. Потому-то они в поля и поехали.
Вприпрыжку от бара вернулся Генри, как трофей плюхнул на заднее сиденье упаковку из шести банок пива «Курс», довольно крепкого, по пол-литра каждая. Три литра на двоих пацанов — да прибавить еще по банке 0,33, которые они уже успели выпить, — наверное, много. Но они же взрослые, правда?
— Поехали! — победно заявил Генри, плюхаясь на раскаленное кожаное сиденье пикапа.
— Тебе задницу не жжет? — участливо осведомился Нат.
— Моя задница — переживу. Поехали.
Ехать было недалеко — они свернули к перелеску, который отделял поле, принадлежащее мистеру Гудчайлду, хорошему другу отца, от поля, принадлежащего какой-то международной инвестиционной корпорации со штаб-квартирой в Далласе. Засажены эти поля были одинаково — не пшеницей, как раньше, а рапсом, под спирт. Тем же самым засевал поля и отец Ната Нолана, потому как в США были большие налоговые льготы на бензин марки Е-85, экологичный-85, на котором теперь ездили почти все. Е-85 — это восемьдесят пять процентов высококачественного бензина и пятнадцать процентов не менее высококачественного спирта, в итоге получается более экологически чистое топливо. Бензин, понятное дело, берется из нефти, которая в Техасе имеется, и в немалом количестве, а вот спирт откуда взять? Бразильцы брали спирт из сахарного тростника, русские — из пшеницы, а вот в Европе и Америке самой доходной культурой неожиданно стал рапс. Все больше и больше полей радовали глаз желтыми цветами — и никто даже не задумывался о том, что такая политика приводила все к большему недосеву зерновых, и все больше и больше людей в третьих странах умирали от голода, потому что не могли позволить себе купить подорожавшую муку. Это никого не волновало.
— Десять шагов, — заявил Нат.
— Ха… Детская дистанция. Тридцать.
— Тридцать? А не промажешь?
— Готовь двадцатку.
Отсчитали тридцать шагов, перемерили дистанцию дважды. Потом выпили по банке пива — надо же во что-то стрелять, правда? Установили мишени, Нат на капоте вскрыл желто-зеленую коробку Ремингтона, набил маленькими, но смертельно опасными патронами магазин и вышел на дистанцию. Пистолет показался неожиданно тяжелым в руке, да и брат что-то под руку балаболил…