Период распада
Шрифт:
Но Нат был пьян. Все-таки он был еще пацаном, и больше литра крепкого пива для него было слишком.
А потому он подмигнул троюродному брату и решительно пошел в атаку.
— Привет, киска… — сказал он, потому что так пели в песнях исполнители рэпа, и больше ничего ему в голову не пришло.
Мария мельком взглянула на него и отвернулась.
— Отвали, — коротко и ясно сказала она и принялась перетряхивать сумочку в поисках зажигалки. Все-таки она считала себя леди и сумочку носила.
— Прокатимся? — сделал еще одну попытку Нат.
— Отвали, сказала… — Мария злилась, оттого что хотела курить, а зажигалка, как назло, не попадалась, — не дорос еще.
Нат обиделся на последнюю реплику.
— Хочешь, покажу… — сказал он и начал расстегивать ширинку.
— Эй, ты че тут делаешь, пендехо? [61]
Нат
61
Пендехо — ругательное, оскорбительное обращение к мужчине.
— Отвали, — коротко сказал Нат.
— Тебе че здесь надо?
— Тебя не спросил, придурок.
Хлопнула дверь — из кондиционированной прохлады на жару вырулил Кот, с ним еще двое рыл…
— Кого мы тут видим… — обрадовал Кот. Настроение у него было плохое, потому как его оштрафовали за то, что он не привлек трех новых клиентов в сеть наркораспространения (в последнее время наркомафия работала совсем как большая фармацевтическая корпорация). Из-за этого штрафа Коту пришлось отложить многие необходимые расходы — и он только и искал повода сорвать свою злость.
— Этот пендехо приставал к твоей сестре, — заявил Абимаэль.
— Вот как… А ко мне пристать не желаешь?
— Отвали, Котяра… — попробовал съехать на базаре Нат, — если желаешь разобраться, то давай разберемся. Ты знаешь Ворона?
— Да в рот я е… Ворона и всех, кто с ним! — грубо заявил Кот, нагло нарушая договоренности о перемирии между двумя подростковыми группировками.
Мария почувствовала опасность и решила вмешаться:
— Эй, да он…
— Отвали, женщина, без тебя разберемся! — грубо оттолкнул ее назад, за спину Кот. В его руке щелкнул пружинный нож, который Котяра всегда носил с собой, самодельный. Уже за это — был гарантированный срок.
Нат похолодел — он видел бешеные, какие-то пустые глаза Кота, видел надвигающихся на него чиканос, он был один, а их много…
Хотя нет. Он был не один. И с этого самого момента, когда обдолбанный мексиканский придурок вытащил нож, все покатилось кувырком.
— Стоять! — громко и страшно раздалось за спиной. Нат не обернулся, он сделал шаг назад, потом еще один и… — запнувшись за что-то, полетел на землю, с размаху ударившись затылком. Сильно ударившись, до искр из глаз, — тут и пиво роль свою сыграло. Сам того не желая, Нат освободил Генри линию огня — и тем, кто был в ресторанчике — тоже.
Пистолет у мексиканцев был — один на всех, дешевый револьвер «Сэтиди найт спешиал-22», он находился в кармане у парня по имени Гузман. Он, оценив позицию и понимая, что пистолет в руках белого и довольно серьезно выглядящего парня нацелен не на него, решил действовать. Сделав шаг вправо, он сунул руку в карман. Ему показалось, что он сделал это быстро, он смотрел много боевиков, где крутые мачо так и поступали, и не знал простой истины, что проверяемый никогда не сможет опередить с выстрелом проверяющего, потому что выхватить пистолет и прицелиться всегда сложнее и дольше, чем просто нажать на спуск. В этом случае нужно было либо стоять смирно, либо падать за какое-то укрытие и лишь тогда открывать огонь. Но он схватился за пистолет, он даже успел нащупать его рукоять в кармане и…
Умер.
Пистолет торкнулся в руку, почти незаметно — и пуля двадцать второго калибра вошла Гузману в левый глаз, пробив мозг. Потом она отразилась от внутренней поверхности черепной коробки, не пробив ее, и, пройдя еще с полдюйма, остановилась. Гузман обрушился на землю прямо там, где стоял, не упал — а именно обрушился, под себя, на внезапно отказавшие ноги. Живые так не падают.
— Падла!
Кот сделал самый глупый поступок в своей жизни — перевернув в руке нож, он попытался метнуть его в стрелка, хотя именно этот нож, не сбалансированный и перетяжеленный на рукоять, подходил для метания как нельзя хуже. Естественно, нож ударился о дверцу машины рукоятью, совершенно не так, как планировал Кот — а в следующее мгновение у него в глазах стало темнеть и резкая боль обожгла гортань и грудь. Несмотря на свое не слишком трезвое состояние, Генри снова стрелял точно — вторая пуля в грудь, она вызвала обильное кровотечение и лишь немного не дошла до сердца, а вот третья оказалась смертельной, войдя в горло и повредив артерию. Кровь брызнула фонтаном, пахучие, горячие капли попали на лицо Марии, и она, заверещав, как сирена пожарной машины, бросилась прочь.
В следующее мгновение стекла придорожного ресторанчика разлетелись под градом пуль. Там сидели еще трое мексиканцев, один из которых был довольно крупным дилером, приехавшим из Мексики два дня назад для решения деловых вопросов. Мексиканские наркодилеры были людьми жесткими, они никогда не сдавались без боя полиции и, попав в переделку, не задумывались, как им поступать. Услышав стрельбу, они выхватили пистолеты — две «беретты» и «кольт» и открыли шквальный огонь по стрелку на улице, в считаные секунды изрешетив и Генри с его пукалкой двадцать второго калибра, которой он убил двоих, и злосчастный «Форд-пикап». Разрядив все, что было в магазинах, они бросились на улицу, в то время как хозяин заведения, бедняга с шестью детьми, уже давно и прочно обосновался под стойкой бара. Он был всего лишь эмигрантом с шестью детьми, никому в этой стране не нужным и мало что умеющим. Его нашли уважаемые люди и сказали, что есть шанс, чтобы все его дети ели каждый день и досыта: нужно просто заняться бизнесом. На его имя открыли фирму, ему дали денег и помогли построить бизнес. Он сам не знал, что в его собственности находятся уже двадцать четыре торговых заведения и ресторана быстрого питания, он сидел в этой клетушке у дороги, подписывал не глядя документы, которые ему привозили солидные адвокаты, и боялся. Очень. Потому что знал, откуда идут деньги и на что способны люди, их дающие. Он знал, почему выбор пал на него — потому что у него было шестеро детей, и он мог представить, какой смертью они умрут, если он заговорит. Он просто хотел, молил каждый день Деву Марию, чтобы его оставили в покое, и он бы до конца жизни оставался здесь, продавая бурритос [62] , тако и коктейли с текилой, пусть даже выручки едва хватает на еду…
62
Бурритос — лепешки с начинкой; тако — почти то же самое, только тесто другое и складывается конвертиком.
Разрядив пистолеты, трое взрослых (двадцать один, двадцать три и двадцать восемь лет, в этом бизнесе не каждый доживает до таких лет) наркомафиози выскочили к машинам. У них был белый «Шевроле Тахо», который стоял перед рестораном — одна из четырех машин: фургончик хозяина, подъехавший пикап со стрелком, разукрашенный в красно-желтый колер «Эконолайн» и их «Шевроле». Они не знали, кого они только что убили, это был не первый и не последний, и они слишком часто видели смерть, чтобы отвлекаться по пустякам: мгновенная смерть под градом пуль еще не такая плохая, многие умирают куда хуже. Они знали, что надо сматываться прямо сейчас — потому что американская полиция это не насквозь продажная мексиканская, где копы со служебным оружием подрабатывают после работы киллерами. Они были уверены в том, что хозяин не позвонит в полицию, даст им уехать — но выстрелы могли слышать с шоссе, а сейчас для того, чтобы вызвать шерифа, даже не надо искать телефонную кабину — набрал номер на сотовом и позвонил. Знали они и то, что, устав от приграничного беспредела, жители некоторых округов избирали шерифами бывших военных, прошедших Ирак и Афганистан, а те нанимали в депьюти [63] своих сослуживцев. И если Калифорния легла под чиканос окончательно и бесповоротно, то в некоторых округах и графствах Техаса, где служили народу такие вот шерифы, наркодилеры, подобные им, просто пропадали без следа. Знали они и то, что американские копы хорошо умеют стрелять. В общем и целом — земля горела под ногами.
63
Депьюти — помощник, заместитель.
Один из наркомафиози, самый молодой, по имени Мигелито, меняя на ходу расстрелянную обойму в своей «беретте» подбежал к «Шевроле» и злобно выругался, от переизбытка чувств даже пнул ни в чем не повинную машину. Как назло, одна пуля из выпущенных ими пошла так низко (а может, отрикошетила от чего), что пробила покрышку, и теперь на «Шевроле» ехать было нельзя.
— Альфредо! — заорал он. — Тачка наша готова!
Вместо этого раздалась злобная ругань на испанском, и вдруг — взревел мотор «Эконолайна». Поняв, что если он не поспешит, то вполне может остаться здесь, Мигелито побежал к «Эконолайну».