Период распада
Шрифт:
— Доктор, облет прошел, горизонт чист.
Облет совершали тоже малые вертолеты AH-6, с установленной под фюзеляжем тридцатимиллиметровой пушкой с системой точного наведения и двумя ракетами Тоу на пилонах. Следующий пролет — через час.
— Всем тихо!
Палестинцы затаились, замерли в развалинах, укрывшись на всякий случай накидками, представлявшими собой смесь камуфляжного костюма снайпера Гилли и специальной накидки, обманывающей тепловизорный прицел. Верный своим принципам доктор лежал среди федаинов, среди бойцов, показывая этим, что он — с ними и может умереть за свободу Палестины так же, как и они. Кричать Хуррият-лиль-фалястын [68] на площади — это одно, убить израильского солдата — это другое, а сделать то, что, если на то будет воля Аллаха, сделают сегодня они — это третье. Такие исполнители, как он, должны оставаться в живых в любом случае, им нельзя рисковать, но если он будет отсиживаться в тылу — он не завоюет уважения этих федаинов. И он был с ними.
68
Свобода
— Движение! — сказал Тарик, снайпер, негромко, но его услышали все, слова снайпера-наблюдателя добавили адреналина в жилы всем, кто находился на командном пункте. — Три объекта, вооружены.
— Оставаться на месте. Не стрелять!
Ползти по разбитой, засыпанной осколками бетона, с торчащими, как пики крестоносцев, ржавыми арматуринами лестнице было сложно и опасно. К тому же в ее середине была дыра от танкового снаряда, и ползущий человек был прекрасно виден снаружи, но доктор рискнул. Ободрав незащищенные руки и порвав до тела, на котором острый край арматурины оставил царапину, свой камуфляжный костюм, доктор выбрался на второй этаж здания — разваленный, с давно снесенной крышей, подполз к занявшему позиции для наблюдения снайперу. Тарик грамотно укрылся не у самого окна, выставив ствол винтовки наружу — а в глубине разваленной комнаты, соорудив себе что-то вроде небольшой баррикады, чтобы укрыться самому и положить цевье винтовки. Тарик был йеменцем, выходцем из йеменского спецназа, а на сторону исламских экстремистов он перешел, когда его страна проиграла вторую арабо-йеменскую войну [69] . Во время переворота и последовавшего за ним «изгнания крестоносцев» зарекомендовал себя, попал в боевую группу, действующую за рубежом. Его готовили русские советники, и оружие у него тоже было русское — уходя со службы, он его позаимствовал. У Тарика была редкая для этих мест русская снайперская винтовка ОЦ-03 с длинным стволом и установленным на ней через переходник прицелом стандарта НАТО. Сейчас Тарик, замерев в неподвижности, целился в остановившийся у дороги бронированный автомобиль «Голан». Как назло, они остановились совсем недалеко от того места, где они замаскировали необходимые для отхода машины — две машины «Скорой помощи», которые точно не будут обстреливать. Если эти… увидят две машины «Скорой помощи», да еще замаскированные — то сразу поймут, что дело нечисто, сообщат на ближайший пост ЦАХАЛ [70] .
69
Война Йемена и Саудовской Аравии. Первая война уже была в 2010 году, информации о ней мало — но кое-что уже можно сказать: несмотря на современную экипировку и вооружение армии, Саудовской Аравии так и не удалось выполнить боевые задачи в Йемене, кроме того, она понесла потери. Вторая война имела место в 2012 году, тогда после государственного переворота армия правительства Йемена вместе с племенными террористическими формированиями (с которыми они раньше воевали) объединились и нанесли тяжелое поражение армии Саудовской Аравии, начав продвигаться в глубь страны, угрожая месторождениям нефти. Это заставило вмешаться американцев, те авиаударами восстановили ситуацию, изгнали йеменцев с земли Саудовской Аравии.
70
ЦАХАЛ — армия Израиля, если кто не знает.
Подобравшись ближе, стараясь не делать резких движений — чтобы тебя не заметили, все движения должны быть медленными и плавными, как будто ты плывешь под водой, — доктор Факих взял бинокль, лежащий рядом со снайпером, осторожно, стараясь не сделать ни единого лишнего движения, прильнул к нему и увидел… Увидел остановившийся на обочине бронированный патрульный автомобиль «Голан» и рядом с ним троих цахаловцев, израильтян. Похоже, ни один из них даже не дежурил за пулеметом… хотя сейчас пулеметы делают дистанционно управляемыми, может быть, стрелок скрывается в салоне. А остальные трое… один отошел и мочился в канаву, еще двое — пили какие-то прохладительные напитки, разговаривали и смеялись. Это были типичные израильтяне — призывники — молодые, один даже в очках, какие-то нескладные, голенастые, в своих смешных шлемах с надетой поверх маскировочной шапкой, делающей их похожими на гномов. Они просто ехали по его земле… по земле Палестины и остановились отлить и попить прохладительных напитков, чтобы освежиться. А он, лев Ислама, ничего не может с этим сделать, с этими пацанами-призывниками.
Жгучая ненависть накатила волной, сделалось трудно дышать, как тогда… когда его, его мать и двоих сестер выгнали из дома… даже не дали взять с собой вещи… а рядом стояли бронетранспортеры… и жиды, и этот огромный, бронированный, выше их дома бульдозер, который через минуту пошел вперед и своей лопатой стер с лица земли дом, где он родился и вырос… превратил его в груду обломков, а его мать смотрела на это и молча плакала от бессилия. Некому их было защитить, потому что отец погиб под израильской бомбежкой, а брат, его старший брат, который так редко бывал дома и который привез ему игрушечный, совсем как настоящий, автомат и бордовый берет — погиб в подлой засаде, устроенной на него бойцами спецподразделения Дувдэван. Наклонился к остановившейся машине, из которой окликнули его такие же как он арабы… и получил две пули в лицо. Тогда-то доктор Факих и дал себе клятву мести. Он был одним из них, одним из Джибаль аль-Никба, поколения катастрофы, которое родилось и выросло в лагерях беженцев или на чуждой, оккупированной земле, которое знало, что всё, что они создали — может быть в любой момент разрушено израильскими бомбами и бульдозерами. И потому они не ценили ничего и никого, не строили себе домов, не приобретали имущества, жили одним днем и молили Аллаха, чтобы он дал им убить как можно больше израильтян, проклятых жидов, прежде чем он смилостивится над ними и даст им шахаду [71] . Трое таких как раз были в прицеле его снайпера, и достаточно отдать приказ… и кровь этих неразумных пацанов-оккупантов оросит и без того обильно политые кровью камни Газы… но нельзя. Аллах свидетель, они должны сегодня принести ему куда большую жертву, и поэтому эти беспечные пацаны пока должны остаться в живых.
71
Если про кого-то говорят, что Аллах дал ему шахаду, то это значит, что человек стал шахидом, погиб от руки неверного в бою или при совершении террористического акта. Если человек подорвал себя на улице, в толпе людей — значит, и он принял шахаду.
— Могу поразить цель, — доложил снайпер.
— Не делай этого, брат… — попросил, а не приказал Факих, — мы сегодня сделаем куда больше на пути джихада, если оставим этих жидов в живых. Карающая рука Аллаха еще настигнет их, иншалла…
— Иншалла, ваше слово закон для меня, амер.
— Стреляй, только если они увидят машины или пойдут сюда с оружием, видя нас…
Оставив бинокль, доктор Факих пополз вниз.
Взлетели нормально, хотя перегруженный сверх всякого предела «Боинг» едва оторвался от полосы. На высоту они так и не ушли, заняли коридор над Средиземным морем полторы тысячи метров и так тащились в пелене облачности, полагаясь не на диспетчеров, а на показания приборов и на свой богатый опыт. Лететь здесь столько, что проще автобус пустить, да вот беда — дотошный обыск и возможный грабеж на дороге делали путь на автобусе и дольше, и даже дороже, чем на самолете.
— Подходим, — сказал Абдул.
— Свяжись с диспетчером.
Сам капитан Азиз привычным движением штурвала вывел самолет в зону ожидания над морем. Здесь было довольно оживленное воздушное движение, но основные маршруты проходили на намного большей высоте, а на полутора тысячах все было спокойно.
— Капитан, нас вызывает ноль-девяносто один.
— Переключай…
Не дожидаясь, капитан сам переключил тумблер, и в наушниках раздался добродушный голос Аарона, грубый и хриплый:
— Захожу к тебе в хвост.
— Только попробуй… — усмехнулся в ответ капитан.
Так получалось, что летчики, рыцари неба не имели национальности и воевали друг с другом, только если это им приказывали делать. Небо — едино, его хватает на всех, его не перегородишь колючкой, не отгородишь кусок для себя, как ни старайся. Небо — общее и для Азиза, бывшего летчика египетских ВВС, которого однажды пытались принудить к посадке на его грузовике, подозревая, что на борту оружие, и для Аарона, бывшего летчика-истребителя ВВС Израиля, пытавшегося это сделать. Все это было раньше — оружие, истребители, принудительные посадки, а сейчас один был летчиком Иджипт Эйр, второй — Эль Аль, и, если судьба сталкивала их в небе, старались помочь друг другу или по крайней мере — приветствовали.
— Как поживаешь?
— Пока жив, как видишь. У меня за спиной — три сотни паломников из Канады, везу их к Стене Плача. А ты все на местных?
— Да… кому-то я наступил на ногу.
— Уйди немного влево…
Капитан Азиз так и сделал, пропуская рядом с собой на безопасном расстоянии огромный «Боинг-747».
— Удачи.
— И тебе…
Капитан снова чуть довернул самолет, выводя его на исходную для начала глиссады.
— Капитан, вышка разрешает посадку, погодные условия: видимость сорок, ветер — север, от трех до пяти. Нижний край облачности — на полутора сотнях, давление семьсот тридцать девять, температура — двадцать пять по Цельсию. Глиссада свободна.
— Понял. Давай сажай, а я посмотрю.
— Есть. Второй пилот управление принял.
— Первый пилот управление сдал.
Капитану показалось немного странным, что их пустили первыми, ведь он смотрел на радар, детектор, показывающий наличие в воздухе других самолетов и удаление от них, показывал, что самолеты в посадочной зоне есть, и, если они вошли в нее раньше, чем они, — значит, и посадить их должны были бы раньше. Но их отчего-то пускали в самое начало очереди, придерживая других. Логичное объяснение, впрочем, нашлось сразу же — на борту иностранная делегация, вот их и пускают первыми. Найдя разумное объяснение, капитан Азиз успокоился.
Он не был бы так спокоен, если бы знал, что один из присутствовавших в диспетчерской вышке людей, когда дали посадку египетскому «Боингу», вышел и передал информацию сотруднику службы безопасности аэропорта, а тот, в свою очередь, достал сотовый телефон, который ему дали вчера, позвонил и выбросил сразу после звонка, предварительно достав и разломав SIM-карту. Не знал он и того, что несколько других сотрудников аэропорта, тоже палестинцев — отключили штатный датчик курсо-глиссадной системы (ILS) и включили другой, уводящий самолет на неверный курс. Ничего этого египетский летчик не видел, потому что он не был ясновидящим.