Период распада
Шрифт:
— Аллах Акбар, после того, что я увидел, мне нет смысла жить, я все сделал, что мог, и с радостью останусь, чтобы вы смогли уйти. Аллах да укрепит ваши стопы, братья, да пребудет он с вами все то время, пока вы идете по пути джихада иншалла!
— Настанет время — и мы все встретимся в раю, братья, и будем вкушать пищу из зобов райских птиц, и гурии будут нашими наложницами — вот что ждет нас в награду за свершенное нами на пути джихада! Кого бы ни решил взять к себе милостивый Аллах, кто бы ни стал сегодня шахидом по воле его — мы все встретимся там, иншалла! — подвел итог амир. — В путь, братья! Соблюдайте осторожность! Ты, Абу, дай нам пятнадцать минут, потом, если сможешь — уходи, спасайся, я приказываю тебе.
Доктор Факих был все же более-менее цивилизованным человеком, и просто так оставлять людей на смерть, пусть даже палестинца, существо второго сорта по сравнению с настоящим арабом — он не хотел.
Тариком он командовать не стал и проверять, где он, тоже не стал. Тарик был свободным игроком, «снайпером-соло» и сам решал, как ему поступить в той или иной ситуации.
— Я остаюсь!
Взрослые боевики обернулись и посмотрели на пацана. Потом, ни слова не говоря — повернулись и побежали к выходу…
Не приходилось сомневаться в том, что израильтяне будут здесь с минуты на минуту, потому надо было спешить…
Вчетвером, прикрываясь кустами так, как это было возможно, они бежали к машинам, укрытым в небольшой рощице, как вдруг автоматная очередь секанула по ним свинцом, заставляя броситься в разные стороны, залечь. Блокированный израильский солдат не только вел бой — он сумел каким-то образом увидеть их и попытался убить.
— Касем — убей его! — крикнул доктор Факих.
Касем, здоровенный араб из Саудовской Аравии, встал в полный рост, разворачиваясь с трубой на плече, нажал на спуск — рявкнуло, комок огня метнулся к Голану, и через мгновение патрульную машину окутало пламя. Фарук выпустил в сторону горящего броневика длинную очередь из автомата…
— Нет времени, уходим!
Где-то вдали уже слышался рокот вертолетных лопастей…
Но первым на дороге появился бронетранспортер. Старый — но надежный, переделанный из Центуриона, Накпадон, пыхая черным дымом выхлопа, выполз на дорогу, на гребень холма, на мгновение остановился — и снова попер вперед, приближаясь к окутанному дымом и пламенем броневику Голан. У этого Накпадона вверху, там, где когда-то была башня, была устроена большая четырехугольная башня для пулеметчика, в ней были триплексы для наблюдения и аж четыре пулемета MAG для кругового наблюдения и обстрела. Пока никто не стрелял…
— Уходи… — мрачно сказал Абу, в последний раз проверяя прицел отличного русского тяжелого гранатомета РПГ-32 Хашим, который теперь, хвала Аллаху, производился в Иордании и которым можно было подорвать даже Меркаву.
— Я останусь с вами… — сказал пацан.
— Тогда спрячься. Как начнут стрелять — беги!
Накпадон был все ближе. Когда он подойдет совсем близко… надо было выждать момент, когда он будет на самой границе дымного облака… если он успеет войти в дым, то выстрел будет гарантированно «в молоко». Прицельная дальность РПГ-32 — семьсот метров, но на таком расстоянии по движущейся цели никак не попадешь… надо подпустить Накпадон как можно ближе и ударить по нему, когда до цели будет метров триста…
Выставив прицел на триста метров, Абу ждал…
А в этот же самый момент к месту боя подходил боевой вертолет AH-64D Сараф, представлявший собой обычный американский Лонгбоу Апач, но частично оснащенным израильской электроникой и ракетами Rafael Spike в качестве основного вооружения, вместо обычных Tow-2. Поскольку танков у палестинцев не было — все восемь ракет, имевшихся на борту вертолета, были с термобарической головной частью, предназначенных для уничтожения укреплений. А вот ракет Hydra-70 на вертолете не было, потому что это оружие обладает слишком малой точностью, чтобы применять его в Газе, есть риск поразить не только цель — но и то, что находится рядом с ней, а это недопустимо. Вместо них на пилонах висели два подвесных топливных бака, чтобы увеличить возможности вертолета по беспосадочному длительному патрулированию.
Местность эта была вертолетчикам относительно знакома, еще с Расплавленного свинца и Окончательного решения, и шли они над ней, ориентируясь не столько по приборам, сколько по дороге и наземным ориентирам на местности. Как и полагается — в вертолете был экипаж из двух человек, пилотировал машину капитан Йони Кахан, оператором вооружения у него был тоже капитан — Моисей Хуршат. Вертолет шел довольно быстро, потому что вызов был экстренным.
— Внимание! Наблюдаю белый дым на дороге, клубы белого дыма прямо по курсу. Что-то горит, прямо на дороге!
Капитан Хуршат сказал это больше для бортового самописца — потом, не дай бог, случись чего. Всю операцию будут разбирать по косточкам, что видели и как приняли решение. А война — она и есть война, всякое бывает, а в Газе — тем более.
— Курс по дыму, продолжать наблюдение…
Чуть наклонившись, вертолет ринулся прямо вперед…
— Внимание! Вижу бронетехнику… Легкая… и Накпадон, наблюдаю гусеничный бронетранспортер, он движется! Еще… Две машины, движутся на нас!
Капитан Кахан чуть отклонился в сторону, готовый заложить вираж. Сейчас эти машины идут прямо им в лоб, они почти у них под брюхом, и оружие применить невозможно. Но если развернуться — то можно занять позицию и сделать несложный выстрел ракетами или долбануть из пушки.
В разворачивающемся вертолете Хуршат едва не вывернул шею, пытаясь разглядеть, что это за машины — но только большие красные кресты на крыше он и разглядел.
— Шлили, не стрелять, это «Скорые»!
— Кибальти! [79] — по-уставному отозвался пилот, снова выравнивая вертолет и направляя его на горящий Голан и подползающий к нему Накпадон.
В этой части план доктора Факиха сработал на все сто — вызванный к месту катастрофы боевой вертолет не стал стрелять по машинам «Скорой», он не стал даже проверять их. Красный крест на крыше был своего рода индульгенцией, спасением от вертолетов израильтян. Палестинцы вообще обожали использовать для прикрытия больницы и машины «Скорой», во время операции Расплавленный свинец главный штаб ХАМАСа располагался в подвале больницы Шифа — крупнейшей больницы побережья, там же была тюрьма и там же содержали заложников. Израильтяне знали об этом и могли превратить больницу в большую груду развалин всего одним налетом авиации — но они не стали этого делать, и штаб продолжал работать, координируя сопротивление израильтянам. Точно так же и тут — проверить, кто именно уезжает в этих машинах «Скорой», вертолетчики не могли, а стрелять по «Скорой» не имели права. Оба капитана подумали об одном и том же — слишком рано появились здесь эти «Скорые», и, если они уже уезжают, когда Накпадон еще не подъехал — значит, дело тут нечисто. Но сделать они ничего не могли.
79
«Вас понял!» — иногда используется как «принято».
Вертолет отклонился в сторону, описывая полукруг, чтобы зайти с наветренной стороны — и тут капитан Кахан обратил внимание, что по левому борту от них что-то горит, и горит сильно.
— Наблюдаю сильный пожар… предположительно в районе гражданского аэропорта, что произошло, увидеть не могу…
В этот момент, когда и Кахан, и Хуршат отвлеклись, пытаясь увидеть, что же горит там, вдалеке… внизу что-то громыхнуло… посмотрев вниз, они увидели, что Накпадон в движении ведет пулеметный огонь по ним!