Перо феникса
Шрифт:
Но Фред резко выпрямился у нее на ладони – десять сантиметров чистой пушистой ярости и оскорбленного достоинства – и скрестил передние лапы на груди.
– Да, конечно. Гораций. Попугай. В жизни не слышал такой дурацкой отговорки. Постыдилась бы, Лотти.
– Он уже не попугай, а сова. То есть филин. Смотри… Ой. – Лотти растерянно замолчала, потому что Гораций опять превратился в серого попугая с красными перьями на хвосте. Его глаза как-то странно блестели. Кажется, он пытался изображать смущение и при этом очень старался не рассмеяться.
– Филин! Да! – Бедняга Фред чуть не расплакался от возмущения. Он спрыгнул на стол и решительным шагом направился к Лоттиному папе с явным намерением снова забраться к нему в карман. – Ты надо мной издеваешься, Лотти. Ты нарочно так делаешь. Как ты можешь быть такой жестокой! – Он нырнул в карман куртки Тома, не заметив, как хищно Гораций дернулся в его сторону. Видимо, даже в облике попугая в нем еще оставались какие-то совиные инстинкты. – Мне снова нужен платок. Мне надо укрыться от мира, – пропищал Фред, и Лоттин папа услужливо опустил платок в карман.
Все облегченно вздохнули, и дядя Джек пошел ставить чайник.
– Мне нужно пирожное, – жалобно заскулила Софи, подняв лапу с уже почти и не заметной царапиной. – Вы же видите, я истекаю кровью!
Дядя Джек не стал спорить и послушно открыл буфет.
– Что там? – Софи мгновенно воспрянула духом. – Есть шоколадные кексы? Мне категорически необходим шоколадный кекс! – Она помедлила и тяжело вздохнула, словно оценивая свои шансы, которые явно стремились к нулю. – Профитроли? Одна маленькая профитролинка? Ну, хотя бы печенье…
Дядя Джек пожал плечами:
– Шоколадные мини-рулетики…
Софи закатила глаза. Было вполне очевидно, что шоколадные мини-рулетики уж никак не послужат достаточной компенсацией за ее невыносимые страдания.
– Мне нужно минимум три штуки, – сказала она дяде Джеку, пронзив его стальным взглядом.
– Две! – решительно объявил Дэнни. – Там всего шесть в упаковке.
– А он, может быть, и не захочет! – Софи элегантно кивнула Лоттиному папе, потом подошла к нему, нарочито хромая, и уставилась на него снизу вверх большими печальными трогательными глазами. – Ведь ты понимаешь, что мне очень-очень нужен шоколад? Да? Гораздо больше, чем тебе.
Лоттин папа задумчиво посмотрел на нее.
– Вообще-то я тоже люблю шоколад, – сказал он с виноватой улыбкой. – И ты сама говорила, что Лотти тебя закармливает шоколадом. И у меня тоже был очень насыщенный день.
Софи нахмурилась и пошла гипнотизировать Лотти умильным взглядом.
– Нет. Я тоже хочу шоколадный рулетик. Ты и так уже выпросила две штуки. Не будь поросенком, Софи. – Лотти взяла Софи на руки, и это было ее ошибкой. Ну как устоять перед этими дрожащими усиками и огромными горестными глазами. – Ну, хорошо. Я с тобой поделюсь. Дам тебе половину своего рулетика.
Софи ласково лизнула ее в щеку.
– Ты хорошая девочка, Лотти, ma belle [2] , – пробормотала она, щекотно уткнувшись носом Лотти в ухо.
Они сидели за большим столом в кухне и старались почувствовать себя одной большой дружной семьей, но им все равно было неловко и неуютно. Никто не завел разговор о том, что будет теперь, когда Лоттин папа вернулся домой. О том, как все изменится. Словно никто не хотел обсуждать эту тему, никто не хотел об этом говорить.
2
Моя дорогая, моя малышка (фр.).
Хотя Лотти очень хотела. Просто не знала, с чего начать.
Чтобы нарушить неловкое молчание, дядя Джек заговорил о Горации и о его превращении. Он поставил на стол блюдце с семечками, Гораций, устроившись рядом с блюдцем, принялся задумчиво рассматривать угощение.
– Это хорошие семечки, маслянистые, – сказал дядя Джек.
Гораций подхватил семечко клювом и тут же его уронил.
– Хочешь сочную толстую мышку? – спросил Дэнни.
Гораций демонстративно повернулся к нему спиной, но когда Дэнни принялся ухать по-совиному, сердито глянул на него через плечо.
– Детей должно быть видно, но не слышно. Особенно если они говорят только глупости.
Дэнни облизал испачканные шоколадом пальцы и ухмыльнулся, но дядя Джек тяжело вздохнул:
– Вообще-то в чем-то он прав. Э… Гораций? Ты останешься попугаем или опять превратишься в филина? Если да, тогда надо что-то решать. Насчет твоих… э… пищевых привычек.
– Папа имеет в виду, что не надо питаться зверюшками из нашего магазина, – пояснил Дэнни, и Лотти чуть не подавилась кусочком рулетика.
– Каждый из нас совершает ошибки. Я на секунду забылся, – проворчал Гораций. – Поддался глупому раздражению на мальчишку. После такого-то потрясения, когда Том вернулся…
Лотти кивнула. Папино возвращение потрясло всех. И было так странно слышать, как Гораций называет ее папу Томом. Хотя, если подумать, что в этом странного? Феникс знал ее папу задолго до того, как тот стал папой.
– И ты все это время не менял облик? – нахмурился Том. – Сколько лет? – спросил он, и его голос дрогнул. – Сколько лет меня не было?
– Восемь, – прошептала Лотти.
Том так побледнел, что это было заметно даже под загаром.
– Восемь лет?! Не может быть! – Он уставился на свои руки, а потом тяжело вздохнул. – Кого я хочу обмануть? Конечно, так все и было. Но мне казалось, что я отсутствовал не так долго. Как такое возможно? Почему я ничего не помню?
– Совсем-совсем ничего? – робко спросила Лотти.
Папа покачал головой.
– Почти ничего. Только долгую дорогу домой. Помню, как я тайком пробирался на корабли. На какие-то грузовики. Я знал, что мне нужно добраться в какое-то важное место. Хотя и не знал, куда именно. Теперь-то я понимаю, что возвращался домой. – Он на секунду умолк и добавил: – И единороги. Я помню единорогов. – Он настороженно оглядел всех сидящих за столом, словно боялся, что они ему не поверят, и снова уставился на свои руки.