Перси Джексон и последнее пророчество

Риордан Рик

Я посмотрел на Эфана Накамуру.

— Тебе, наверно, это не нравится.

— Я не понимаю, о чем это ты, — вспыхнул Эфан.

— Если мы пойдем на эту сделку, не видать тебе твоей мести. Ты не сможешь поубивать всех нас. А ведь ты этого хочешь?

Его единственный глаз злобно сверкнул.

— Я хочу одного, Джексон, — уважения. Боги никогда не отдавали мне должного. Вы хотели, чтобы я жил в вашем дурацком лагере, торчал в битком набитом домике Гермеса, потому что я не имею значения? Потому что меня никто не признает?

Он говорил точно так же, как Лука четыре

года назад, когда пытался убить меня в лесу у лагеря. От этого воспоминания моя рука зачесалась в том месте, куда меня ужалил скорпион.

— Твоя мать — богиня мщения, — сказал я Эфану. — Мы должны уважать это?

— Немезида нужна для справедливости. Когда людям слишком везет, Немезида служит для них чем-то вроде холодного душа.

— Так вот почему она забрала твой глаз?

— Это было платой, — прорычал он. — Она поклялась мне, что за это в один прекрасный день я окажусь на вершине власти. Я восстановлю уважение к малым богам! Глаз — малая плата за это.

— У тебя прекрасная мамочка.

— По крайней мере, она держит слово. В отличие от олимпийцев. Она всегда платит по счету — добром или злом.

— Ну да, — ухмыльнулся я. — Я, значит, спас твою жизнь, а ты мне отплатил, помог подняться Кроносу. Это благородно.

Эфан ухватился за рукоять меча, но Прометей остановил его.

— Ну-ну, — напомнил титан. — Мы же здесь с дипломатической миссией.

Прометей посмотрел на меня — похоже, он пытался понять причины моей злости, потом кивнул, словно прочел мою мысль.

— Тебя беспокоит то, что случилось с Лукой, — решил он. — Гестия показала тебе не всю историю. Возможно, если бы ты понял…

Титан протянул руку.

Талия вскрикнула, предупреждая меня об опасности, но прежде чем я успел пошевелиться, указательный палец Прометея коснулся моего лба.

Внезапно я снова оказался в гостиной Мей Кастеллан. На каминной полке мерцали свечи, отражаясь в зеркалах, висевших на стенах. Через кухонную дверь я видел Талию — она сидела за столом, а миссис Кастеллан забинтовывала ее раненую ногу. Рядом с ней сидела семилетняя Аннабет — играла с погремушкой в виде Медузы.

Отдельно в гостиной стояли Лука и Гермес.

Лицо бога в мерцании язычков пламени казалось прозрачным, словно он не был уверен, какую форму ему принять. Одет он был в спортивный костюм цвета морской волны и кроссовки «Рибок» с крылышками.

— Зачем ты появился теперь? — спросил Лука. Плечи его были напряжены, словно он собирался драться. — Все эти годы я звал тебя, умолял появиться, а ты — ничего! Ты оставил меня с ней. — Он указал на кухню, словно не мог заставить себя посмотреть на мать, а уж тем более — произнести ее имя.

— Лука, не смей ее оскорблять, — остерег его Гермес. — Твоя мать старалась как могла. А что до меня, то я не мог вмешиваться в твою жизнь. Дети богов должны сами находить свой путь.

— Значит, все это было ради моего же блага — и то, что я рос на улице, и сам себя защищал, и сражался с монстрами.

— Ты — мой сын. Я знал, что ты сможешь. Когда я был младенцем, я выбрался из колыбели и отправился в…

— Я не бог!

Хотя бы раз ты мог подсказать мне что-нибудь. Помочь мне, когда… — Лука прерывисто вздохнул, понизил голос, чтобы никто на кухне не смог услышать его, — когда у нее был один из этих приступов, когда она трясла меня и говорила всякие жуткие вещи о моей судьбе. Когда я прятался в чулане, чтобы она не нашла меня и не смотрела своими… горящими глазами. Неужели тебя ничуть не волновало, что мне было страшно? Ты хоть знал, что я в конечном счете убежал от нее?

На кухне миссис Кастеллан болтала без умолку, готовя растворимый лимонад для Талии и Аннабет, рассказывала им истории о детстве Луки. Талия нервно потирала забинтованную ногу. Аннабет заглянула в гостиную, показала Луке подгоревшее печенье и произнесла одними губами: «Ну, можем мы уже уйти?»

— Лука, меня очень волнует все, что происходит с тобой, — медленно проговорил Гермес. — Но боги не должны напрямую вмешиваться в дела смертных. Это один из наших древних законов. В особенности когда твоя судьба… — Голос его замер. Он уставился на свечи, словно вспоминая что-то неприятное.

— Так что? — звонко спросил Лука. — Как насчет моей судьбы?

— Ты не должен был возвращаться, — пробормотал Гермес. — Это только расстраивает вас обоих. Но теперь я вижу, что ты уже достаточно взрослый, чтобы жить в бегах без помощи. Я поговорю с Хироном в Лагере полукровок — попрошу его, чтобы он прислал за тобой сатира.

— Мы прекрасно обходимся и без твоей помощи, — проворчал Лука. — Так что ты говорил о моей судьбе?

Крылышки на кроссовках Гермеса беспокойно затрепетали. Он вглядывался в сына, словно пытался запомнить его лицо, и внезапно на меня будто подуло ледяным ветром. Я понял: Гермесу известно, что означают бормотания Мей Кастеллан. Я не знаю почему, но, глядя на его лицо, я абсолютно уверовал в это. Гермес предвидел, что случится с Лукой, как он встанет на сторону зла.

— Мой сын, — сказал он, — я — бог путешественников, бог дорог. Если я о чем и могу говорить с уверенностью, так это о том, что ты должен идти своим путем, хотя у меня от этого сердце разрывается на части.

— Ты не любишь меня!

— Клянусь… я тебя люблю. Отправляйся в лагерь. Я сделаю так, чтобы тебя как можно скорее отправили в экспедицию. Может быть, ты сразишься с гидрой или похитишь яблоки Гесперид. У тебя будет возможность стать великим героем, прежде чем…

— Прежде чем что? — Голос Луки теперь дрожал. — Что видела моя мать? Отчего она стала такой? Что случится со мной? Если ты меня любишь — скажи.

— Не могу. — Лицо Гермеса приняло суровое выражение.

— Значит, я тебе безразличен! — выкрикнул Лука.

Разговор в кухне резко оборвался.

— Лука? — позвала Мей Кастеллан. — Это ты? Что с моим мальчиком — все ли в порядке?

Лука отвернулся, пряча лицо, но я увидел слезы в его глазах.

— У меня все хорошо. У меня теперь новая семья. Мне не нужны ни ты, ни она.

— Но я — твой отец, — напомнил Гермес.

— Отец должен быть рядом с сыном. А я тебя в первый раз вижу. Талия, Аннабет — мы уходим! Быстро!