Персональная ловушка Милтона
Шрифт:
Люди послушались требования Инги, засуетились. Настала недолгая тишина. Медсестра зачем-то терла ваткой виски Алле. Противный запах нашатыря проникают через кожу в мозг, глаза, нос и даже в желудок. Ее затошнило.
– Открываем глазки, – требовательно попросила Инга – открываем, открываем, я говорю.
Только потому, что женщина настойчиво требовала, Алла сделала усилие и приоткрыла глаза. Потом резко закрыла, яркий свет резанул по глазам.
– Открываем, открываем – более мягко сказала Инга.
Алла не любила, когда ее просят, тем более просят не первый раз.
Она постепенно возвращалась в себя из обморочного состояния, а вместе с ней и память. Вспомнила, где находится и видение забытого в детском саду ребенка растворилось. Рядом на кушетке сидела Инга – единственный сотрудник пансионата «Горный воздух», любившая белые халаты. Медсестра широкого профиля слыла мастерицей на все руки: делала массажи, ингаляции, лечебные ванны и не менее лечебные клизмы. Сейчас она приводила Аллу в чувства.
– Вот и хорошо. Вы нас напугали, Аллочка, – строго сообщила она. – Хорошо Олег Владимирович зашел вовремя, а то я и не знаю, сколько бы вы тут пролежали.
– Я только успел подхватить – мужчина у окна развел руками.
Алла непроизвольно отворачивалась в темный угол комнаты, поэтому не увидела его сразу. Но вспомнила по голосу: вынужденный сосед по номеру, так она прозвала его при первой встрече. Олег Владимирович – статный красивый мужчина лет сорока.
Алла прикрыла глаза и попыталась вспомнить, что было до того, как она потеряла сознание. Кажется последнее – надпись на двери комнаты, табличка с названием и запрещающий знак в виде перечеркнутого мобильного телефона. Она действительно пришла сюда на процедуры по расписанию.
Ее опять затошнило. В ушах зазвенело. Мозг как будто перевернулся в голове вверх мозжечком, нарушилась координация движения и равновесия. Все поплыло. Она медленно открыла глаза. Нет, все стоит на месте.
– Вы молодец – похвалила Инга мягким голосом. – Не растерялись. Я думаю, Аллочка придет в себя скажет вам спасибо.
– Спасибо – прошептала она, хоть это было нелегко произнести (язык почему-то не слушался, разбух и прилип к небу). Она не любила откладывать такие дела как благодарность в дальний ящик комода своего мозга. А еще не любила, когда от нее ждут благодарности. При этом испытывала неловкое смущение вперемешку с неудобством. Причем и за себя и за того человека, который ждал. Ну, такой уж она человек: совестливый.
– Не за что, – ответил Олег Владимирович и прошагал к выходу. – Я пойду, а то мне еще на массаж надо успеть.
Инга смотрела ему в спину восхищенным взглядом.
– Бывший военный, – восхищенно прошептала она, когда он вышел – Красавчик. И очень красивый. Очень. Смотри, какая осанка. – Она посмотрела на полуживую Аллу и махнула рукой. В нее вернулась строгая медсестра.
Инга перестала натирать виски Аллы нашатырем. Держала в руке неизвестно откуда взявшийся стакан с водой, помогла приподняться.
– Выпей!
Алла сделала небольшой глоток, как бы пробуя свои возможности. Получилось.
– Нормально? – привыкшая к подобным случаям, Инга ничего страшного в них не видела. В медицинском институте их учили не терять голову в экстремальных ситуациях. А с практикой пришло умение не показывать виду. С этой же практикой адаптировались чувства и эмоций к чужой боли, и выработалась антиболь.
Но простую воспитательницу из простого детского сада ничему такому не учили. Поэтому Алла успела удивиться холодному безразличию медсестры, не зная, чему учат в медицинском институте. Воспитателей, конечно, учили первую помощь оказать, но как себя держать в таких ситуациях не учили. Она до сих пор при обработке зеленкой разбитой коленки своего воспитанника чуть сознание не теряет. Слабонервная. Такой уж она человек.
– Нормально – ответила она, не совсем понимая, это правда или нет.
– Вы не в положении? – спросила Инга, указав на живот Аллы.
– Нет – уверенно ответила Алла.
– В таком случае это аллергия.
Алла украдкой взглянула на живот, готовясь увидеть аллергическую реакцию, и собираясь найти силы для паники. К большой радости живот оказался животом, а не резиновой шиной, наполненной воздухом. И Алла удивленно взглянула на медсестру. Та пояснила:
– У вас аллергия на какой-то препарат, или какую-то траву в ингаляторе. Я вам ее больше делать не буду. Даже не приходите и не просите. Вы пришли подышать и у вас случился обморок. Потом пришел Олег Владимирович и вызвал меня. Мне проблемы не нужны. Взяли манеру назначать все подряд. А отдыхающим все мало. Лезут без обследования на все процедуры.
Алла устало прикрыла глаза. Спорить она не собиралась, потому что не умела. А если бы умела, то побоялась бы. Инга напомнила учителя математики, а по совместительству завуча школы по воспитательной части. Каждый урок она давала информацию, которую нужно выучить, хотела, чтобы ученики ничего не забыли и ничего не перепутали. А иногда таким же тоном ругала двоечников. Показалось, что она сейчас услышит «Запиши в дневник! И без родителей в школу не приходи!».
Поглощенная в свои не вовремя вернувшиеся мысли, Алла не удивилась ассоциации. Ее это вообще не волновало. Сейчас волновало и удивляло другое.
«Упала в обморок и стукнулась головой. Не помню последние дни. Почему я в пансионате? Не помню, но помню медсестру Ингу. И Олега Владимировича знаю в лицо. Почему я на ингаляции? Я простыла? Где Вадим? Не помню. Я потеряла память!? И в ушах противно шумит. И мозги плохо работают. У меня склероз, амнезия и маразм. При чем здесь маразм?».
– Я поговорю с вашим лечащим врачом, – продолжала утверждать Инга – пусть отменяет вам ингаляции, пусть что-то другое назначает. На что у вас аллергия?