Персональное дело
Шрифт:
Солидарность – это больше для тех, кому терять нечего. Ее проявляют чаще других заключенные и голодные. Кому терять есть что, на тех можно воздействовать страхом или соблазнами.
Я помню, как много лет тому назад разгоняли «Новый мир» во главе с Александром Твардовским. Хоть советская власть была еще крепка, но разогнали не мановением пальца, а долго то с той стороны подбирались, то с этой. Сначала критиковали журнал в печати, на собраниях и в парткомах. За то, что публиковал сочинения упаднические, проникнутые духом уныния, очерняющие нашу героическую действительность. В редакции на эту критику сначала реагировали пренебрежительно, свысока и насмешливо. Когда сообразили, что не до шуток, стали впадать в патетику, поминая осажденную Брестскую крепость и гордо тонущего «Варяга». Произнося при этом что-то клятвообразное. Не изменим себе самим, нашим авторам, нашим читателям и нашему делу. Но осада продолжалась. И стали в редакции раздаваться разумные голоса в пользу тактической гибкости. Решили кое-где кое-что уступить. Одного автора поправили, другого сократили, третьему вовсе дали от ворот поворот, заменив его четвертым, которого раньше и на порог не пустили бы. Но осаждающие продолжали сжимать кольцо и требовали укрепить редколлегию путем замены ее идейно уравновешенными товарищами. Твардовский поначалу упирался: коллектив наш един, все вместе работаем, а если что, все вместе уйдем. Но враги не уставали, а друзья им помогали, уговаривая главного редактора обойтись малой кровью. К тому же клонили и члены редколлегии, которые думали, что сами они это дело переживут. Пришлось выдать пару жертв на заклание, но у хищников во время еды аппетит разгорелся пуще прежнего. Стали требовать дальнейшей крови, и опять было уступлено второстепенное, чтобы сохранить главное.
В конце концов, когда от журнала не осталось ничего, кроме обложки, Твардовский хлопнул дверью и капитулировал с остатками своего войска в составе, помнится, одного Владимира Лакшина. С наказом оставшимся авторам: покинутый журнал бойкотировать. Наказ этот никакого смысла не имел, поскольку лучшие авторы со старой редколлегией в порядке проявления гибкости были от журнала отторгнуты. И новая их к себе не звала, ибо не для того была создана. А другие авторы бойкотом пренебрегли, тем более что, пока были живые, хотели кушать. Журнал продолжал выходить под той же обложкой и под тем же названием, вроде тот же, да не совсем. Стал он чем-то вроде жеребца, превращенного в мерина. Тогда эта кастрация случилась при полном молчании публики.
Теперь, конечно, дело другое. Покушение на НТВ власть предпринимает в неудобное для себя время. Не имея в руках такого убедительного аргумента, каким был когда-то ГУЛАГ. Когда нет ГУЛАГа и ведущих к нему статей Уголовного кодекса, народ позволяет себе выходить на митинги и выкрикивать черт-те чего. НТВ клянется в верности народу. Народ клянется в верности НТВ.
Так что шуму много.
Но результат, я думаю, будет тот же, что и в той давнишней истории с «Новым миром».
Возьмемся за руки, друзья, чтоб не пропасть поодиночке!
И под эти гордые слова стали как раз пропадать. Уже покинула тонущий корабль команда передачи «Криминал». Уволились Пивоваров и Забузова. Две звезды исчезли с небосклона: Миткова и Парфенов. Первая ушла молча. Второй с объяснениями, которых я не понял. Не зная точно, в чем дело, я их не осуждаю, не одобряю, но думаю, что процесс, как говорится, пошел. Вот еще один-другой энтэвэшник уйдет – и что будет? Будет примерно, как в хоккейной команде. Уберите из команды тренера, перекупите пару нападающих и голкипера, и за эту команду можно уже не болеть.
Возьмемся за руки, друзья!
Подержимся, разойдемся и пойдем смотреть по телевизору то, что нам покажут.
«Известия», № 67, 14 апреля
Законы, правила, мораль
Пару лет назад в Москве пожилую американскую туристку задавил грузовик за то, что она слишком хорошо знала правила дорожного движения. Пересекая Олимпийский проспект, она воспользовалась переходом типа зебра и думала, очевидно, что уж тут от покушения на свою жизнь застрахована этими самыми белыми по темному полосами. Водитель же грузовика писаные правила, может, и помнил, но руководствовался неписаными, согласно которым эти полосы вообще ничего не значат, а при зеленом сигнале светофора можно поворачивать направо и налево, не пропуская идущих прямо на тот же свет пешеходов.
Писаные законы иногда что-то значат, но неписаные правила поведения тоже понимать не мешает. Что, однако, бывает непросто, поскольку они меняются на ходу, создавая в обществе нервозную обстановку.
Еще недавно два олигарха, которых мы не избирали, фактически управляли страной, переставляли на политической сцене фигуры, как на шахматной доске, включая королей и ферзей, делая головоломные комбинации с эффектными, но не всегда корректными жертвами. Между собой они то крепко дружили, то топили друг друга в дерьме, и тогда Сергей Доренко показывал нам заморские владения Владимира Гусинского, а четвертый канал небеспристрастно следил за делом Аэрофлота и коммерческими операциями Бориса Березовского. Кушать только друг друга олигархам было невкусно, поэтому они своих телеведущих натравливали на высоко стоявших наших начальников и одних поднимали еще выше, а других спускали на землю и опускали. Что делало наши вечера у телевизора нескучными. Любопытно было полюбоваться дворцом, поднесенным за красивые глаза дочери президента, посчитать, сколько денег потрачено на кремлевскую роскошь, и увидеть в разрезе берцовую кость Примакова.
Глядя на все эти телеразборки, зрители радовались. Все-таки простому человеку приятно бывает видеть, как богатого или всесильного прижимают к стене. Некоторые радовались, но многие недоумевали: как же так – если этот украл, а этот убил, почему они не в тюрьме? Где закон? – спрашивали они. Иные люди возмущались, говоря, что они за свободу слова, но…
Я за свободу без всяких но, однако все чаще путался, не различая, где в этих передачах добросовестная и смелая попытка сказать правду, разобрать действия властей, разоблачить злоупотребления, а где борьба кланов и интересов за сферы влияния, за сургутскую нефть и красноярский алюминий, где независимое расследование, а где оплаченный заказ. Поэтому, когда дело дошло до конфликта власти с НТВ, я с выводами не спешил. Я думал, может, и правда дело в долгах и налогах. И сейчас не исключаю, что дело и в этом. Но вижу, что не только в этом, а в чем-то еще. Да, да, в покушении на свободу. Поэтому я подписал письмо в защиту НТВ.
Я не думаю, что Гусинский и Киселев в самом деле являются большими и бескорыстными светильниками разума, но за команду НТВ я болел и переживал по поводу ее ожидавшейся гордой гибели. Которая, к счастью, пока что не состоялась. Команда перепрыгнула сначала на ТНТ, а теперь перешла на ТВ-6. Сбросивши за борт тамошнюю команду. Которая, надеюсь, тоже не утонет и будет подобрана оставшимся на плаву НТВ.
Но под нами под всеми палуба закачалась.
Чует мое сердце, на нашем корабле творится что-то неладное. Олигархов от нас удалили, ну и ладно. Но Бородина, который не сильно от них отстал, за большие деньги выкупили. Хотя, как уже было сказано, он союзным государством и из тюрьмы управлял неплохо. Как-то все больше признаков, что дышло законов у нас к разным людям повернуто разными концами.
Власть первые победы над нами уже одержала (приняла советский гимн, разогнала НТВ) и, кажется, готова двигаться дальше. Вот уже разные партии в одну сливаются, чтобы стать руководящей и направляющей силой. Три независимых государства стремятся в единый могучий какой-то союз. Крепнет дружба с Ираном и Ираком. Судьи все чаще прижимают к уху телефонные трубки. Законы не работают, правила поведения неясны, а мораль…
Какая уж там мораль, если среди народных избранников есть уроды, которые не боятся оскорбить память миллионов погибших людей и чувства живых избирателей, не оторвав от депутатских кресел свои зады и не заткнув хотя бы на минуту свои поганые глотки.
№ 72, 21 апреля
Пятнадцать шагов к миллиону
Итак, несколько народных избранников не почтили вставанием память 6 миллионов зверски убиенных женщин, мужчин, стариков, детей и совсем младенцев и тем самым одобрили газовые камеры Освенцима, печи Треблинки, рвы, набитые трупами. Я бы заслуги этих невставших отметил, выдав им по железному кресту и по абажуру из человеческой кожи.
Главным невставанцем оказался, конечно, тот, который на букву Ж. Сын юриста и сам заслуженный юрист, он к шестидесяти годам собирается стать профессором и генералом. Судя по всему, в оценках своих возможностей будущий профессор постепенно трезвеет: помнится, к пятидесяти он обещал нам стать президентом всея Руси, чего (Бог миловал) не случилось. Солидарно с профессором Ж. не поднял ж. и доктор дремучих наук Ш., которому, учитывая его внешний облик и образ мыслей, следовало бы присвоить звание заслуженного скинхеда Российской Федерации. Разумеется, Ж. и Ш. считают себя патриотами. Но при этом Ш. совсем недавно не вставал при звуках Патриотической песни великого русского композитора Глинки, чем заставил меня задуматься: патриотом чего же он является, неужто нацистской Германии? Если так, то ему и будущему профессору я советую быть последовательными и в дальнейшем ежегодно 20 апреля почитать вставанием, молчанием и вытягиванием вперед правой руки рейхсканцлера Г., который, попадись ему в свое время в руки наши герои, господина Ш. произвел бы, может быть, в полицаи, а заслуженному юристу мог присвоить звание почетного арийца, несмотря на строение черепа.