Персональное дело
Шрифт:
а) Не страдаете ли вы тяжелой, опасной для окружающих инфекционной болезнью и не являетесь ли законченным наркоманом?
б) Не были ли вы вовлечены в преступную деятельность, не подвергались ли за нее тюремному заключению на срок более пяти лет и не является ли преступная и аморальная деятельность целью вашего приезда в Соединенные Штаты?
в) Не занимались ли вы когда-нибудь шпионажем, саботажем, террором, не принимали ли в 1933–1945 годах участие в актах геноцида, не заняты ли этим сейчас и не собираетесь ли заниматься шпионажем, саботажем или террором на территории Соединенных Штатов?
г) Не ищете ли вы на территории США нелегальную работу и не является ли ваша виза поддельной?
д) Не приходилось ли вам когда-нибудь похищать и удерживать детей, находящихся под опекой американских граждан, и не намерены ли вы и дальше похищать и удерживать американских детей?
е) Не было ли вам когда-нибудь отказано в американской визе и не были ли вы депортированы из США?
Мне эта анкета показалась довольно смешной и превзошедшей по глупости даже те советские, которые приходилось заполнять в прошлой жизни. Я подумал: интересно, на что же рассчитывал ее сочинитель? Ну, конечно, в анкетах кому-то приходится признаваться в фактах своей биографии, которые где-то уже зафиксированы, и отвертеться хочется, да нельзя. Но можно ли представить себе идиота, который признался бы, что да, еду, мол, в Соединенные Штаты специально для того, чтобы воровать, грабить, взрывать, убивать, шпионить и похищать детишек? Но все-таки автор вопросника сильно старался, и мне даже неудобно было перед ним, неизвестным тружеником, на все вопросы отвечать отрицательно. Но что делать, если я ничем перечисленным в анкете заниматься не собирался? Я всюду поставил «нет», тем более что последней строкой анкеты было требование при положительном ответе хотя бы на один из вопросов обратиться в американское посольство и быть готовым к тому, что во въезде в США будет отказано. К отказу я готов не был, да и посольства на территории самолета не обнаружил. С моими сплошными «нет-нет» я благополучно прошел паспортный контроль и был встречен моим американским приятелем. Уже сидя в автомобиле, я рассказал приятелю про анкету, уверенный, что он посмеется над ней вместе со мной, но он даже не улыбнулся и постарался мне объяснить подоплеку. А подоплека в том, что как только вас поймают на месте с фальшивой визой при попытке вынуть из дупла микропленку с планами Пентагона или подложить мешок гексогена под здание Международного торгового центра и вам никак будет не отпереться, тогда вас еще уличат и в том, что представили ложные сведения. Так что всем въезжающим в США преступникам стоит быть честными и в своих криминальных планах признаваться заранее. В таком случае я бы анкету осовременил, прибавив вопросы о планах угонять самолеты, брать заложников, взламывать компьютерные сети, подделывать кредитные карточки и распространять детскую порнографию по Интернету. Пусть все эти хакеры и порнографы тоже будут честными и признаются сразу во всем и авансом.
А что касается нашей страны, я бы подобный вопросник составил не для авиапассажиров, а, допустим, для некоторых соискателей выборных должностей: депутатских, губернаторских, мэрских и прочих. Пусть, приступая к предвыборной агитации, не говорят, что ради нас собой собираются жертвовать, а честно ответят, какими делишками занимались в прошлом, какие намерены провернуть в будущем, что украсть, где отмыть и от чего прикрыться депутатским или каким там иммунитетом.
28.07.01
У могилы юного фараона
В 1945 году на кладбище, расположенном прямо посреди колледжа города Мидлбери (штат Вермонт, США), был предан земле мальчик двухлетнего возраста. Его похоронили по христианскому обряду, хотя при жизни христианином он не был. И не мог быть. Поскольку умер он (не люблю многозначительных многоточий) за 1883 года до рождения Иисуса Христа. Мне могилу эту показал и историю рассказал здешний профессор Сергей Давыдов, прямой, между прочим, потомок Дениса Давыдова.
Покойный младенец был когда-то сыном египетского фараона, а потом стал мумией, как мама и папа, и пролежал в пирамиде под Каиром 3723 года. В 1840 году нашей эры пирамиду разграбили, а мумию принца продали за 15 долларов. После чего она была увезена в Америку и приобретена за 10 долларов музеем города Мидлбери. Оказалось, что мумии могут храниться вечно, но не при всяком климате. В Вермонте тельце ребенка стало медленно разлагаться, и в 1945 году остатки его останков решено было захоронить. Через 3828 лет после смерти!
На христианское кладбище покойники иной веры не допускались, и местный священник был категорически против захоронения нехристя. Но другой батюшка оказался милосерднее, и в конце концов сын фараона был за бутылку рома посмертно крещен, погребен, что и отмечено на поставленном над могилой камне с указанием точной даты смерти и изображением креста и египетских иероглифов. Могила эта, очень скромная, находится среди других давних захоронений, дата 1883 не кажется странной случайному посетителю, а следующую за ней аббревиатуру В.С. (Before Christ – До Христа) без посторонней подсказки мало кто замечает.
Стоя над этой могилой и предаваясь мыслям о вечном, я не мог не вспомнить другого покойника, который не тысячи, но десятки лет лежит непогребенный и выставлен напоказ. Душа его мается, витая над мертвым телом, и нас, живых, от себя тоже не отпускает. Я не собираюсь глумиться над мертвецом, кто бы он ни был, и не люблю, когда тело Ленина называют чучелом, чушкой или еще как-нибудь в этом духе. Но глумятся над ним и те, кто его, разлагающегося (там, говорят, уже ничего не осталось, кроме головы и рук), не отпускают к месту вечного упокоения. Так когда-то не давали хоронить только очень больших злодеев, уличенных в сношениях с дьяволом. Я не религиозный человек, на родстве Ленина непосредственно с Духом тьмы настаивать не буду, но не сомневаюсь, что злодеем он был крупным. Хотя Сталин своего учителя превзошел. Тем не менее Сталин лежит в земле, а Ленин остался музейным экспонатом. Говорят, что те, кто не желает похоронить Ленина, будут очень травмированы, если это произойдет. Я так не думаю. Эти старые люди на своих сборищах портреты носят как раз Сталина, чей вынос из Мавзолея в свое время пережили и восстания не подняли. Говорят, если Ленина похоронить, их жизнь покажется им прожитой зря. Ну что ж, если они в жизни не видели иной цели, как содержание Мавзолея, тогда в ней в любом случае смысла немного. А жизнь самого Владимира Ильича уж точно потрачена совершенно впустую. Мировой революции он не произвел, а Россия от намеченного им пути в конце концов отказалась и вот уже десять лет шагает в противоположную сторону. Так зачем он нам нужен, не просто мертвый человек, но еще и символ мертвой идеологии, которая принесла людям много беды и полностью провалилась? Не пора ли признать, что ленинские идеи были ложными, а практика их воплощения преступна? Не пришло ли время то и другое, и его самого осудить? Символы способны влиять на реальную жизнь людей и содержат в себе намек на то, в какую сторону данное общество будет двигаться. Ленин в Мавзолее намекает нам на то, что мы будем топтаться на месте. Старикам, которых есть страх обидеть, он внушает несбыточную надежду на возвращение в прошлое, а людей молодых лишает веры, что мы от этого прошлого когда-нибудь оторвемся. Есть, впрочем, и другие намеки, внимая которым люди активные ищут себе применение и достойную жизнь вне России. Что вовне как раз и заметно. Вот я по Америке передвигаюсь, знакомлюсь с покинувшими Россию физиками, биологами, врачами, компьютерными вундеркиндами и каждый раз удивляюсь: сколько талантов наша страна произвела, растратила и тратит постоянно, цепляясь за мертвые символы, которые давно пора закопать, как младенца Амун-Хер-Кепеш-Эфа, сына Сен Уосета, 3-го царя Египта.
4.08.01
Сбиваться ли в стаю
Он сидел у кабинета зубного врача и о чем-то беспечно болтал со своей соседкой по лавочке. Но увидев меня, замолк и напрягся, может быть, ожидая с моей стороны какой-то агрессии. А я, неожиданно отреагировав на где-то виденное лицо, сказал «здрасьте» и потом только вспомнил, кто он. Он же немедленно отозвался поспешной улыбкой, несколькими кивками и изгибом шеи, выражавшим почти неподдельную радость от того, что я его узнал и не погнушался с ним поздороваться.
Когда-то он числился писателем «рабочей темы», то есть писал очерки о так называемых передовиках производства. Очерки были скучны, бездарны, их, может быть, никто, кроме корректоров, не читал, но коллеги относились к автору снисходительно, считая его до поры до времени безвредным занудой. Что зануда он не безвредный, стало выясняться в семидесятых годах, когда он запоздало начал делать административную карьеру и, наверстывая упущенное, сильно превзошел в своих стараниях даже очень отъявленных негодяев. Будучи произведен в ранг секретаря московского отделения Союза писателей, оказался он весьма кровожаден. Активно выступал на закрытых заседаниях секретариата, участвовал в исключении из писателей Галича, Чуковской, Максимова, Корнилова, Владимова и авторов «Метрополя». Меня обвинял в том, что я антисоветский и антинародный, а пишу не иначе, как по заданию своих заокеанских хозяев, за что должен быть примерно наказан. Власть ценила его усердие, он был хвалим начальством и газетами, отчего возгордился и произнес однажды насмешившую многих фразу: «Слава пришла, а здоровья нет». Здоровья, однако, хватило на то, чтобы дожить до полного крушения честолюбивых иллюзий. Теперь его никто не печатает, никто не хвалит, мало кто помнит, власть потеряла к нему интерес, а он потерял сам себя.
Видимо, опасаясь, что ему за его делишки когда-нибудь воздадут по заслугам, он как-то фальшиво покаялся, ссылаясь на идеологическое ослепление, хотя врет, дело было не в том, что дурак, а что подлец.
Теперь он и его коллеги по тогдашней охоте на инакомыслящих согласны жить дружно с нами, очевидно, заметив, что сами по себе они ничего не стоят. В. Гусев обратился к бывшим членам МО СП РСФСР, чтобы мы вспомнили родную организацию и снова скопом в нее влились. А Анатолий Салуцкий в статье «Можно ли возродить сообщество писателей?» («Литгазета» (№ 29) надеется, что можно, и тоскует по прошлому, когда писатели «активно проявляли себя на общественном поприще – в ладу или в споре с себе подобными». Лада мы в памяти не удержали, а спор, как не забылось, принимал часто формы своеобразные: одни травили других, и, бывало, до смерти. Травители одобряли расстрелы Бабеля и Бориса Корнилова и расправу над Мандельштамом. Сами без помощи карательных органов преследовали Булгакова, Платонова, Зощенко, Пастернака. С их единодушного одобрения Ахматову не печатали, Зощенко довели до сумасшествия, а Цветаеву до петли.