Персональное дело
Шрифт:
№ 185, 06.10.01
В конце тоннеля
Ведущие были бездарны, ведомый бездарно самодоволен и пошл. Он сидел перед телекамерой, чмокал губами, о литературе бормотал что-то невнятное, но поедание экскрементов живописал со знанием, вынесенным, как сам признал, из личного опыта. Ну и как? – спросили его. Ничего, пожал он плечами, запах не самый приятный, но, в общем, съедобно. Он – это известный автор бестселлеров и инженер закоулков человеческих душ. Перед тем как его выслушать, я сидел и думал, с чего бы мне начать разговор о нашей цивилизации? А тут решил: вот с этого как раз и начну. У нее, цивилизации, есть много разных примет. С одной стороны, великие достижения человеческого ума и таланта: расщепленный атом, самолеты, ракеты, космопланы, компьютеры, небоскребы из стекла и бетона (увы, весьма сокрушимые), открытия медицины и генетики, а с другой – то, что в СССР считалось признаком буржуазного разложения: секс-шопы, стрип-бары, лав-парады, полная небрезгливость всех ко всему, раздевание на людях во всех смыслах полностью чуть ли не до выворачивания себя наизнанку и эти бесконечные ток-шоу, где участники публично смакуют то, о чем прежде и втайне помыслить стеснялись. По части бесстыдства мы идем все дальше, сметая остаточные табу. Уже мало телевидению голых сисек, попок, министров и прокуроров, мало откровений, кто кого где и как, мало демагогии либерал-демократов и компромата на политиков, оно, кажется, дошло до предела, за которым начинается беспредел Интернета. Полная свобода во всех смыслах, к чему долго шла европейская цивилизация, а мы за последние десять лет тоже приблизились. А что до другого мира, то я с ним в одном из арабских эмиратов недавно познакомился короче и остался под впечатлением. Строгие нравы, женщины закрыты от макушек до лодыжек, громкоговорители разносят заунывные голоса муэдзинов, и мужской народ по нескольку раз в день полным списком валит то к мечети, то из мечети (непонятно, когда работает) на утренний намаз, на вечерний, на промежуточные, и среди ночи будил меня усиленный динамиком возглас «Аллах акбар!», от которого становилось не по себе, казалось, за ним последует что-то вроде залпа из всех орудий. Эмират за счет нефти и туристов богатый: виллы, фонтаны, парад дворцов местного университета, дорогие одежды и шикарные автомобили, произведенные, конечно, не здесь. Исламские государства, какое ни возьми, не умеют делать ни машин, ни телевизоров, ни компьютеров, ни танков, ни самолетов. Да и как это производить, если самые ученые люди заняты чтением Корана, из наук важнейшей считается богословие, а главные мысли устремлены к устройству не этой жизни, а вечной, для которой эта вроде как репетиция. Как ни крути, а мусульмане в целом веруют в Бога более массово и истово, чем христиане. На Западе люди Всевышнего тоже, в общем-то, почитают, но не поголовно и не так страстно. Может быть, потому, что цивилизация, называемая христианской, была заложена язычниками Древней Эллады и Рима задолго до Христа. В ней тоже было много всякого, но, пройдя через дикость крестовых походов и кошмар инквизиции, она сумела отделить кесарево от богова и в дальнейшем окормлялась не только верой, но и идеями вольнодумцев, открывших, что земля вертится, и додумавшихся потом до черт-те чего в смысле техники, законов и прав человека. Я верю, что ислам религия мирная. Но можно ли верить в мирность мулл, управляющих государствами, армиями и лагерями террористов? Как бы мы ни были политкорректны, нельзя же не видеть, что исламские страны одни сами проповедуют терроризм, другие террористов поддерживают, третьи смотрят на них сквозь пальцы, четвертые не могут с ними справиться. Среди христиан тоже есть воинствующие. Североирландские католики не менее жестоки, чем ученики бен Ладена, и магазины или дискотеки взрывать умеют. Но их же не так много, и действуют они на ограниченной территории. А исламские камикадзе буйствуют глобально и угрожают гибелью всему миру. Значит, все-таки война. Нашей цивилизации, разнеженной, распутной, раздевшейся догола, с закутанным по глаза мракобесием. При этом она оснащена тем, что сама изготовляет, но неохотно употребляет. А оно легко пускает в дело чужое, что купило или украло: бомбу, самолет, штамм сибирской язвы. Чем все это кончится, известно только Аллаху, но будем оптимистами, вглядимся и увидим свет или конец света в конце тоннеля.
№ 190, 13.10.01
Хирунда типа как бы в плане того что
Отвлечемся от протекающего на наших глазах апокалипсиса и обратимся к языкознанию как к ерунде, которой люди начинают заниматься в самых сложных исторических обстоятельствах, то есть всегда не вовремя. Само слово «ерунда» пришло в русский язык неизвестно откуда, есть предположение, что от латинского герундиума, но это, я думаю, точно уж ерунда, мне ближе вычитанная где-то легенда, согласно которой слово это русское – плод скрещения трех немецких во времена Петра Первого. Переселившиеся в Россию немецкие рыбаки, сортируя на берегу очередной улов, раскладывали рыбку большую и маленькую по кучкам, приговаривая: хир унд да, хир унд да, то есть сюда и сюда (слова hier и da – синонимы). Местный народ это подсмотрел, подслушал и решил, что ловцы всю свою рыбу зовут ерундой. Немцы же, как известно, обогатили нашу речь не только ерундой в кавычках и без, но и словами военной и бытовой лексики (гауптвахта, шлагбаум, бюстгальтер и галстук), а также калькой сложных, переведенных вместе с приставками, корнями и суффиксами существительных: председатель, представление, обновление и т. д. Когда б вы знали, из какого сора… Но даже зная, не стоит сильно пугаться засорения нашего языка иностранщиной, тем более что бесполезно. Западная техника развивается бурнее нашей, внося в наш быт их предметы и их артикулы, которые ни народ-языкотворец, ни ученые-языковеды не поспевают перевести равноценно. Никто не придумал названий удачнее, чем компьютер, принтер, лазер, калькулятор. Да и нужно ли?
Соприкасающиеся между собой языки заимствуют что-то друг у друга и, вбирая, обогащаются, а отторгая, беднеют. Языкотворчество – процесс демократический, им занимаются все, включая воров и бандитов. Эти, сидя по тюрьмам, от общих работ отказываются, но лингвистикой заняты постоянно и язык свой довели до такого совершенства, что освоить его можно, как иностранный, только путем прилежного изучения.
Первый урок воровской речи был мне преподан в тринадцатилетнем возрасте, когда я попал из маленькой деревни в большой промышленный город. Местный шпаненок, решив наладить со мной контакт, поинтересовался, ботаю ли я по фене. На всякий случай я ответил утвердительно. И тогда он произнес речь, которой я совершенно не понял, а знакомые слова вроде «шары», «колеса» или «перо» имели явно не то значение, какое я с ними связывал. С тех пор, пройдя через ремесленное училище, я в этом языке более или менее поднаторел, но, как вижу, люди высокого образования тоже овладели им не хуже, чем изучаемым в Оксфорде. Уже все подряд, и даже поэты, пользуются словами шмон, шухер, хевра, халява. Во время дефолта крупные наши политики признавались, что подвели иностранных партнеров, говоря: мы их подставили, мы их одели, мы их обули. Что же касается наших депутатов, мэров, губернаторов, олигархов и корреспондентов ТВ, те за пределами ненормативной лексики вообще чувствуют себя неуютно, как чужеземцы, изучавшие язык по разговорнику для туристов. Путаются в предлогах и спряжениях, а при склонении числительных испытывают муки, подобные родовым. Я некоторые выражения публичных политиков два дня записывал и вот даю без указания авторства: Надо посмотреть о путях на развитие перспектив. Поэтому я абсолютно подчеркиваю… К счастью, опасения оказались тщетны… И вы категорически отказываетесь, чтобы мы за это что-то заработали… Я представляю более чем трехсот компаний… Мы надеялись над тем, что об этом вопросе будет разрешено положительно… Рекорд ставят говорящие «о том, что»… Я убежден о том, что… Пусть запросит о том, что. Мы имеем проблему о том, что. Мы обдумываем о том, что… Даже члены Союза писателей России не все чувствуют разницу между «ничто» и «ничего» или «одеть» и «надеть». А еще сплошь и рядом употребляются вновь изобретенные глупые штампы вроде «мало не покажется», «дорогого стоит», и совсем некуда деваться от «как бы». Мы как бы об этом уже говорили. Я как бы являюсь председателем кооператива. Известная актриса, спрошенная, как она себя чувствует в новом браке, ответила: «Я как бы счастлива».
Еще у нас любят говорить «типа того» и «в плане того, что», но все языковые перлы не перечислишь. Тем более что все это чистая лажа на фоне о том, что происходит в Афганистане, Абхазии и Чечне, а также в смысле чумы и сибирской язвы. Похоже, что наступает хипеш типа вселенского, в плане того, что как бы полный атас.
№ 195, 20.10.01
Надейтесь и опасайтесь
Скоро все будет хорошо. «Курск» подняли, учителям зарплату прибавили, Аксененко обвинение предъявили, Березовского объявили в розыск. Что еще? Есть шанс, что американцы всей мощью авиации, флота, ракетно-ядерных сил, ФБР, ЦРУ и спецназа злого бен Ладена так или иначе достанут, тогда и у нас все постепенно уладится. Незаконные бандформирования, заключив мир с законными, гранатометы перекуют на орала, в землю будут закапывать не фугасы, а съедобные корнеплоды для дальнейшего выращивания и торговли на рынках. Боевики переедут из пещер в родные дома, полевые командиры переквалифицируются в полевых бригадиров, а город Грозный будет сдан в долгосрочную аренду «Мосфильму» для съемок картин о Сталинградской битве. Нам же останутся только битвы за урожай и церемонии награждения особо отличившихся. Вот скучища-то будет, как при советской власти!
Только вряд ли такое нам в самом деле грозит. Потому что сторонам есть о чем поговорить, но мало шансов договориться. Поэтому на дальнее будущее будем надеяться, но не устанем ближнего опасаться.
Я хорошо помню времена, когда нас учили быть бдительными, не допускать излишней доверчивости, благодушия, ротозейства и головотяпства и смотреть внимательно, нет ли среди нас шпиона или вредителя, который не дремлет и готов наши секреты украсть, нас самих отравить или взорвать, а огороды наши уничтожить с помощью колорадских жуков. Все это рождалось в воспаленных умах фантазеров ЦК и ЧК и имело продолжение только в газетных статьях, в протоколах допросов и в приговорах врагам народа. Теперь этот бред материализовался, подтвердив предположение о том, что реальность не только служит основой художественного вымысла, но сама может стать его воплощением.
В начале 80-х годов я жил в США, когда какой-то вредитель всполошил американцев, подложив в упаковки тайленола отравленные таблетки. Это был как бы пролог к тому, что происходит сегодня. Тогда несколько человек умерли. Живые предпочитали головную боль риску умереть от ее утоления, фармацевтические олигархи Джонсон энд Джонсон, вынужденные отозвать свою продукцию из супермаркетов и аптек, терпели чудовищные убытки. Не успели несчастные янки избавиться от страха перед тайленолом, наступил (31 октября снова наступит) Хеллоуин (Halloween), праздник, приносящий много радости детям. Происходит он примерно таким образом. Дети в страшных масках ходят по домам, звонят в двери, кричат открывшим им хозяевам: «Трит ор трик». То есть давайте угощение или пеняйте на себя. Дети при этом радуются и хозяева тоже, понимая, что это всего лишь шутка, что надо от гостей откупиться пряником или конфетой, чтобы не стать жертвой безобидной проказы вроде струи воды из игрушечного пистолета. Так Америка забавлялась все двести лет своего существования, пока в конце прошедшего века взрослый маньяк с криком «трит ор трик» не расстрелял открывших ему дверь из настоящего пистолета. После чего многие американцы, прежде чем откинуть защелку, стали спрашивать, кто там. А ведь весь смысл забавы был в том, что там должен был быть кто-то неожиданный. Под страшной маской, но с добрым лицом.
Детей раньше учили, что они живут в мире добрых людей, от которых не надо таиться и запираться. Теперь их учат быть бдительными, взрослым не доверять, в чужую машину не садиться, из рук незнакомцев не брать ни жвачек, ни шоколадок. И взрослые учатся по ускоренной программе пониманию, что на каждом шагу их могут взять в заложники, застрелить, взорвать или прислать смерть по почте. После того как в Вашингтоне умерли почтальоны, доставлявшие письма в Белый дом, наши службы впали в повышенную бдительность и усилили контроль за корреспонденцией с адресом «Москва, Кремль». Хотя, по-моему, всю эту почту можно сжигать, не читая, потому что в Кремль пишут всякую чепуху в основном те, кого мы в просторечии называем «чайниками».
Что же нам делать? По улицам ходить страшно, в метро ездить неуютно, спать в постели так же опасно, как летать на самолете. Теперь что же, и письма не читать? Тогда и писать не стоит, чтобы не пугать тех, кому пишете. С близкими можно общаться по телефону, хотя, помнится, бывали случаи отравления через телефонную трубку. Пожалуй, в ближайшее время лучше не общаться ни с кем, опасаться всего, но надеяться, что скоро все будет хорошо. Или то, что есть, будем вспоминать как хорошее.
№ 200, 27.10.01
Охота на медведей
Ходит слух, что охота на чеченских боевиков завершается, скоро они вылезут из берлог и сдадутся. Сила солому ломит, но я не понимаю, как они до сих пор там держались. Ну допустим, они идейные, отважные, выносливые и самоотверженные. Жизнь готовы отдать за родину и Аллаха, умеют хорошо прятаться. Тем более в родных горах. А впрочем, хоть и в горах. Это ж не какие-то одиночные пещерные люди, а очень большой коллектив. Сколько их точно, никто не знает, а военные, чтобы объяснить, почему так долго не могут управиться, твердят, что достаточно. Недавно прозвучала цифра 10 000. То есть, говоря по-старинному, тьма. Или, по-нашему, что-то вроде дивизии. Но если даже и в пять раз меньше, где такая прорва народу может скрываться? Ну, летом им, говорят, помогают Аллах и зеленка. А зимой, когда снег? Люди не медведи, таиться в берлогах всю зиму не могут и вынуждены по разным надобностям передвигаться снаружи, оставляя следы на снегу. Надо же добывать пищу, жарить ее и варить, отчего поднимается дым, в зимнее время ух как заметный. И как все это можно не увидеть с само– или вертолета, когда даже со спутника спичечный коробок, говорят, виден вполне отчетливо? И еще того понять не могу: а как же они снабжают себя одеждой, оружием и всем прочим? Деньги у них, может быть, водятся (дядя Усама подкидывает), но ведь на них надо еще что-то купить и доставить. В пещерах супермаркетов и рынков оружия, я думаю, нет, а снаружи в авоське всего не натаскаешь. Нужны вагоны, грузовики или гужевой транспорт, которые тоже невидимыми не бывают.
Одна охота, может быть, и кончается, зато другая в самом начале. Пока генеральный прокурор, овладев профессией телеведущего, вел передачу из Рослякова, его заместители объявили войну коррупции, имея в виду не себя. В принципе дело давно назревшее, но безнадежное. Еще Петру Первому Меншиков объяснял, что тот, надеясь извести взяточников, рискует остаться без подданных. Тем не менее прокуроры взялись за дело рьяно и сперва ударили по министерствам, отчего министры кинулись кто куда. Аксененко и Лесин в отпуск. А Сергей Шойгу, как ему и полагается по партийно-медвежьей принадлежности, залег в ЦКБ. Впрочем, охотники заверили больного, что ловят не его, а другую дичь вроде депутата Госдумы Владимира Головлева. На которого они накинулись с таким визгом, будто только что поймали с поличным. Хотя речь идет о работе Головлева в Челябинске, откуда он восемь лет как уехал. Не найдя ничего посвежее, генерал-прокурор Юрий Бирюков явился в Думу и, несмотря на то что перед ним был большой выбор из депутатов с очень непростыми биографиями, два дня уговаривал их выдать ему именно Головлева. Слуги народа смотрели на прокурора глазами честными-пречестными, но чувства испытывали противоречивые. С одной стороны, приятно коллегу скушать, с другой стороны, возрастает опасность быть впоследствии скушанным самому. Сами они никогда ничего плохого не делали, однако не настолько, чтобы жить спокойно, не прикрываясь депутатским иммунитетом. Все-таки прокурора спросили: а какие же доказательства? Тот обещал представить доказательства сразу же после ареста. Депутаты удовлетворили просьбу частично. С арестом решили повременить, хотя самый честный и неподкупный депутат Жириновский согласен был и на это. Говорят, пастухи у рек, где водятся пираньи, чтобы перегнать стадо вброд, сначала выше по течению загоняют в воду одну корову, и пока мелкие твари рвут большое животное на куски, стадо и пастух успевают перейти на другую сторону живыми.