Персональный ангел
Шрифт:
– Тимофей? – спросила Катерина, не слишком веря себе. Он двинулся ей навстречу, и она поняла, что это он, Тимофей.
Плохо понимая, что делает, она швырнула на асфальт чемодан и бросилась к нему с коротким хриплым воплем.
Тимофей не сразу сообразил, что именно она собирается сделать. А сообразив, раскинул руки, поймал ее, пошатнувшись, и прижал к себе, бормоча что-то вроде:
– Я рад… Катька, как я рад…
Кое-как они добрались до машины. Катерина держала его за руку, боясь отпустить. Это была родная, такая забытая, огромная ручища с сильными пальцами. Она прижимала ее к своему боку и, забегая вперед, заглядывала ему в лицо, и улыбалась, чувствуя близкие слезы.
Джип подмигнул всеми фарами, открываясь, и Катерина спросила, заглядывая внутрь:
– А где ребята?
– Дома, – ответил Тимофей, распахивая дверь. Нужно было еще открыть багажник, но у него тряслись руки. – Не мог же я ехать почти что на свидание с охраной!
– Тимыч, ты сумасшедший, – прошептала она таким счастливым шепотом, как будто он совершил бог знает какой беспримерный подвиг.
– Садись, – сказал он. – И поедем. Я за себя не отвечаю.
– Ты меня побьешь? – радостно уточнила она, взгромождаясь на переднее сиденье, всегдашнее Лешино место.
– Не надейся даже, – он позволил себе улыбнуться и захлопнул дверь.
Ну его к черту, этот багажник. На худой конец, чемодан и в салоне доедет!
С окружной он неожиданно свернул на какой-то проселок и заглушил мотор.
– Катя.
– Что?
– Что нам делать?
– Ты у меня спрашиваешь?
– У тебя.
– А что мы должны делать?
– Катька, прости меня. Я не знаю, как это объяснить. Я думал, что умру прямо с телефоном в руках, когда позвонил Дудников и сказал…
– И я думала, что умру. Я знала, что ты мне не поверишь.
– Дело не в этом. Дело в том, что я просто… растерялся. Я собирался в тот день сделать тебе предложение. И строил планы, как дурак. И даже собирался сказать, что черт с ними, пусть будут дети…
– Тимыч, ты ненормальный…
– Я даже не был уверен, что ты мне не откажешь. Что у меня есть такого, что было бы тебе нужно?
– Ты сам.
– Да. Я сам. Вот уж редкий подарок судьбы.
– Я люблю тебя, Тимыч. Но что изменилось? Ты ведь не нашел осведомителя?
– Нет.
– Почему же ты мне веришь?
– Потому что это – ты.
– И все?
– И все. И потому что я… Катя, я не могу этого сказать. Я не умею. Научи меня, Катя.
– Я люблю тебя. Я люб-лю те-бя… Видишь, как просто?
– Я все равно не умею…
– Не кусайся, Тимыч…
– Я не могу. Я тебя готов сожрать, не то что покусать. Я дикарь, да?
– Нет. Не нервничай ты так. Все в порядке.
– Катька, давай выходи за меня, а? Время остановилось. Сердце остановилось. Катерина отстранилась от Тимофея и посмотрела ему в лицо. Он был напряженным и выжидающим. Он был готов ко всему. Он будет умолять и шантажировать, если потребуется. Он не благородный герой голубых кровей. Он привык прорываться к цели с боями. Прорвется и сейчас.
– Но ведь еще нет результатов расследования. И выборы еще не прошли. И ты делаешь мне предложение?
– Да.
– Я согласна, Тимыч.
– Точно?
– Точно.
– Я рад, – сказал он просто. – Я рад, Катька…
В эфир прошла заставка, проскакали кони, и радостная ведущая повернулась к камере.
– Идиотка, – пробормотала Катерина. Эту ведущую она ненавидела.
– Наш сегодняшний гость – Тимофей Ильич Кольцов, личность в России очень известная…
Катерина пропустила все регалии, которые и так знала наизусть. Это было последнее интервью перед двадцатичетырехчасовой паузой. Агитация прекращалась сегодня в “ноль-ноль часов”.
Завтра наступит момент истины. Все станет ясно.
Победа или поражение.
Поражение или победа…
– Тимофей Ильич, как вы оцениваете ваши шансы на победу?
Голос Тимофея, который так немилосердно искажал микрофон, привел Катерину в состояние душевного трепета.
– Я не хотел бы оценивать ничьи шансы, – произнес он, глядя в камеру. Катерине казалось, что он смотрит прямо на нее. – Особенно сейчас, когда заканчивается агитация. Я сделал все, чтобы убедить избирателей в том, что могу быть очень полезен для своей области. Теперь слово за ними. Я все свои слова сдержал.
– С вашим выдвижением было связано несколько крупных скандалов в прессе, – ведущая кокетливо улыбнулась. Катерина напряглась – опасный момент! – Писали о вашей принадлежности к криминальным структурам, и вы потом это опровергли, подав в суд на газету “Московский комсомолец”. Еще была, если вспомните, очень громкая история с покушением на вас. Тогда же писали, что вы все это специально организовали, чтобы снискать расположение избирателей.
– Вспомню, – перебил Тимофей холодно, и ведущая осеклась.
– О господи, что он делает, – пробормотал рядом Приходченко.
– Подожди, подожди, Олег, – попросила Катерина. – Посмотрим…
– Я не устраивал покушение на себя, если это вас интересует. Я уверен, что оно было связано с недобросовестной конкуренцией на выборах. Многим известно, что я не допущу на территории области криминала, разгильдяйства, шкурничества и всего остального, на чем держится бизнес у некоторых… моих соотечественников. У меня тяжелый характер… – Тимофей сухо улыбнулся, – и сил хватает. Так что не всем со мной по пути. Но это скорее хорошо, чем плохо, верно?
– Что? – спросила ведущая, у которой не было этого вопроса в сценарии.
Катерина хмыкнула, а Приходченко переглянулся с Паниным. Они все боялись вопроса о детстве. Неизвестно, как отреагирует Тимофей, хотя они его готовили.
Тимофей улыбнулся своей волчьей улыбкой. – Я говорю, что мне даже нравится, когда не всем со мной по пути. Это означает, что какой-то путь все же есть. Не просто идем, куда ноги несут. Этого тоже не было в сценарии, и растерянность ведущей становилась неприличной. Катерина засмеялась.