Персонаж с демоном 6
Шрифт:
– Вы своё золото сразу заберёте? – спросил я Володю.
Он помотал головой и, кивнув на двери, пошёл прочь. За ним из зала вышли остальные. Я взглянул на Настю, а она вдруг спросила умильным голоском с очаровательной демонской хрипотцой:
– Можно я тут пока побуду?
– Ну, побудь, – разрешил я.
Демон захохотала, взяла короткий разгон и прыгнула в самую большую кучу золота, посшибав крыльями гоблинов с носилками. Захохотала ещё громче, принялась закапываться в монеты. Гоблины ползали на карачках, собирая рассыпанное
– Пойдём, – сказал я нашему экскурсоводу и направился на выход.
Гоблин вышел из зала за мной, снова уселся за стол, открыл большую книгу и принялся писать. Я заглянул ему через плечо, разобрал:
«Пришли грабить какие-то придурки и заплатили за осмотр ими же награбленного золота серебряную монету. Ты, читающая это тварь, можешь сдохнуть от зависти»!
– Что это ты пишешь? – спросил я строго.
Гоблин прикрыл страницу грязной ладонью и возмущённо проскрипел:
– Это личное! То есть служебное! Журнал дежурств!
Я грустно посмотрел в его гноящиеся правдивостью глазки. Ну, хуль с ним делать – гоблин. И в конце концов, не моё дело, что он себе пишет. Есть вопросы поинтересней. Я обернулся к Владимиру и спросил:
– Так в чём, говоришь, дело? Почему вы не хотите забрать золото?
– Оно же проклятое! – очень убедительно заявил Вова.
Я перевёл взгляд на Кэрри. Она тихонечко вздохнула и принялась объяснять:
– Вот чем обычный предмет отличается от амулета? У амулета есть э… условно аналог души, эфирная проекция или составляющая… это зависит от точки зрения и задач…
Я недовольно поджал губы, Кэрри попробовала объяснять проще:
– Короче, у амулетов есть душа. Маги, создавая волшебные, заговоренные вещи, сознательно передают предметам частичку своего эфирного тела. Ещё искусные мастера, в основном орки и в меньшей степени эльфы и гномы, вкладывают душу в свои творения. Но это немного другое – они не могут задавать характер предметов, тупо наделяют их своими характерами…
Мне тут же припомнился мой эльфийский меч, я понятливо закивал.
– Во-о-от! – обрадовалась Кэрри. – А в самом простом, массовом случае предметы получают свои души от обычных людей, если они к ним относятся как к чему-то одушевленному. Это должно быть связано с сильными эмоциями… Вих, какие эмоции у людей самые сильные?
– Любовь к родине, – проворчал я.
– Злоба, страх, алчность! – убеждённо закричала девушка и, резко сбавив тон, сказала почти спокойно. – А этими монетами платили за убийство.
В принципе, мне всё почти стало ясно, но я всё-таки уточнил:
– И почему их нельзя брать?
– Ну, как же ты не понимаешь?! – удивилась Кэрри. – Проклятое золото впитывает эти чувства и передаёт, навязывает и, в конце концов, подчиняет простого человека! Лишает разума!
– А непростого? – спросил я с интересом.
Кэрри недовольно поморщилась и нехотя ответила:
– Вообще-то, для большинства сильных тёмных артефактов проклятое золото – обязательный элемент. Колдуны Тьмы и Смерти платят десять обычных монет за одну проклятую. Они умеют как-то защищаться от проклятья, хотя их, вообще-то, вполне разумными назвать трудно…
– Если что я маг Тьмы и Смерти, – проговорил я строго.
– Вот именно! – воскликнула эта непосредственность. – А нормальные маги даже с очень сильным духом теряют удачу, наказывает карма…
Гоблин опять что-то старательно записывал в журнале. Я украдкой заглянул в его каракули и легко уловил смысл:
«Пиздят всякую хуйню о золоте, дебилы блядь. Заебали уже нахуй! Опять пиздят! Эта писклявая сучка особенно заебала! Какая пытка сидеть тут с этими уёбками, слушать их ебучие бредни о золоте и знать, что оно за дверью! Сука! Когда уже кончится это сраное дежурство! Мой вонючий сменщик! Чтоб ты обкончался, читая эти строки, злорадная тварь»!
Поэт, бля! Мне его даже стало немного жаль.
– А если проклятое золото просто переплавить? – спросил я.
Гоблин резко обернулся ко мне перекошенной ненавистью и без того отвратительной мордой в очках. Ну, чисто всё прогрессивное человечество, каким я его себе представлял!
– Во время переплавки проклятья освободятся и поразят тех, кто будет плавить, – пророкотал Гронг. – За такое не возьмутся даже гномы.
– А как же эти, гоблины? – удивился я.
– Что гоблины? – не понял великан.
– Ну, гоблины же вон – возятся с монетами, – сказал я глубокомысленно. – А они ж вам родичи?
– Кому блять они родичи нахуй?! – взревел Гронг, оскалив клыки.
– Оркам и гномам, – проговорил я растерянно. – Я читал про вас, что вы родня, и ты сам сказал, что хорошо знаешь гоблинов… вот… в чём дело-то?
Гоблин сука упал рожей на стол и трясся, повизгивая и похрюкивая от внезапного счастья. Гронг постоял с открытой пастью, наконец, захлопнул её и задышал носом. Гоблин же в экстазе принялся стукаться лбом в стол. Орк резко протянул лапу к его загривку и, впечатав еблом, с отчётливым хрустом повернул ему головёнку. Гоблин дёрнул ногами, ещё сильнее испортил воздух и обмяк.
– Твои это родственники, – прогудел Гронг с тихой грустью, отпустив дохлого гоблина и вытирая лапу об штаны. – Вот в такое со временем превращаются некоторые клерки из пришлых засранцев. «Гоблины» это прозвище, а не название расы.
– Они не размножаются? – уточнил я деловито.
Гронг внимательно посмотрел на меня и покачал головой.
– Им не до этого, – сказал он. – А знаю я о них потому, что в гоблинов клерки превращаются в основном на службе у гномов. В принципе, это болезнь – служащие всё больше времени проводят на работе, перестают за собой следить, у них портятся характеры, они замыкаются … во-о-от. А у гномов тоже, знаешь ли, скапливается проклятое золото, и гоблины заканчивают жизни в таких хранилищах.