Персонных дел мастер
Шрифт:
— Одно, другое, третье, четвертое, восьмое,— считал Роман шведские пушки, выявленные поиском драгун.
— Ну, что я говорил, есть брод для моих драгун! — весело обратился Голицын к генерал-адмиралу.
— Брод-то, батюшка, и впрямь есть, но, боюсь, не про нашу честь! Видал, как прикрыли его шведы пушками? Сие дело обмозговать потребно! — озабоченно ответил Федор Матвеевич.— А новгородцы молодцы! Чем наградить вахмистра, Корнев?
— Лучшая награда для сего вахмистра — добрая чарка после ледяной купели! — рассмеялся Голицын. И лукаво подмигнул Роману: — Я ведь твоего дядьку еще с Лесной помню! Славно он тогда шведского генерал-адъютанта полонил. Только чего он себе башку обрил?
Пришлось Роману доложить генералам о начавшейся погоне Кирилыча за шведским офицерским париком и лукавой парижской
В генеральской свите рассказ этот вызвал гомерический хохот.
— Ну вот, отсмеявшись, легче и за труды приниматься.— Федор Матвеевич смахнул выступившие от смеха слезы и приказал свите следовать в штаб на военный консилиум.
— Позиция шведов лучше некуда. Дефиле меж озер немногим боле версты, прикрыто рекой, мост разметан. За рекой холмы и шведские непрерывные траншеи в две линии. Река глубокая, и сами видели: на всю реку один брод и тот прикрыт пушками, а на берегу рогатками. В лоб сию позицию брать, чаю, много кровушки-то пролито будет! — степенно размышлял Федор Матвеевич, оглядывая членов совета. Затем вопросил с обычным своим добродушием: — Каковы будут ваши пропозиции, господа генералы? — По правде говоря, на суше адмирал чувствовал себя неуютно, как рыба, вытащенная на берег, и потому полностью полагался на знатную консилию.
— Может, обойти шведа дорогой на Кангассали, а оттуда выйти к нему в тыл, на Таммерфорс? — нерешительно молвил командующий артиллерией Брюс, разглядывая карту, сплошь усеянную зелеными кружочками леса.
— Обойти на Кангассали — значит сто двадцать верст переть по бездорожью. Тут, чаю, Яков Вилимович, мы все твои пушки и гаубицы в болотах утопим! — загорячился Михайло Голицын. А оттого что загорячился, заговорил торопливо и заикаясь. Но то, что он предлагал, было столь ново и толково, что никто и внимания не обратил на его заикание. А предлагал Голицын воевать совсем по-новому: тайно соорудить плоты, благо леса вокруг хоть отбавляй, посадить на них охотников и отправить поутру десант через озеро Маллас-веси, с тем чтобы высадиться в тылу шведской позиции. По общему же сигналу атаковать шведа одновременно и с фронта, и с тыла.
— Ну что же, десант — дело мне привычное,— оживился адмирал, — Значит, и на суше будем воевать по-моряцки! Полагаю, как адмирал, сам и поведу десант!
— Ваше превосходительство, Федор Матвеевич! Вы же наш командующий, куда же вы, батюшка, от войска на неверных плотах уплывете! — запричитал тут драгунский начальник князь Волконский.
— Согласен с князем. Командующий должен быть на командирском пункте! — рассудительно поддержал его Брюс.
— Вот всегда так, адмиралу и поплавать не,дают! — сокрушенно развел руками Апраксин.— Так кто же поведет десант?
— Я,— решительно сказал князь Михайло.— Пойдем тремя колоннами. Генерал-поручик Бутурлин справа, в центре я сам, слева генерал-майор Чернышев. Выйдем на плотах к деревне Мелькиле, в трех верстах за шведской позицией!
— Быть посему, князь Михайло: ты придумал десант, тебе и писать диспозицию! А я вспомню меж тем свое корабельное дело — сам прослежу, чтобы плоты связаны были надежно! — На том генерал-адмирал и закрыл военный совет.
В свите генерал-адмирала было много морских офицеров, и под их прямым наблюдением солдаты в окрестных лесах свалили деревья, быстро и споро связали плоты. Федор Матвеевич слов на ветер не бросал, сам явился проверить надежность новоявленного флота. Ночью плоты перетащили на берег озера и спустили на воду в камышах. Шведы ничего не заметили.
Капитан-лейтенант Соймонов, посланный на лодке в поиск к деревне Мелькиле, сумел взять языка-шведа, который в одиночку тихо баловался вечерней рыбалкой. Полонянник объявил, что он мирный пекарь, и клятвенно утверждал, что, окроме армейской пекарни, в Мелькиле никаких воинских частей боле нет. Принес он и еще одну весть: у шведов после сдачи Або поменяли командующего. Вместо склонного к ретирадам Либекера армией командовать стал горячий и упрямый Армфельд.
— А я-то все не понимал, отчего это мой старый знакомец Либекер такую великую отвагу проявил и стал твердой ногой меж озерами! — покачал головой Федор Матвеевич,— А вот теперь все ясно. Так что торопись, князь Михайло, в час высадки. Сей Армфельд не старина Либекер, не даст тебе много времени, тотчас сам атакует.
После полуночи 6 октября 1713 года шесть тысяч охотников Голицына (людей кликнули из разных полков) были рассажены на плотах, и едва забрезжил рассвет, как флотилия осторожно отвалила от берега, выстроившись в три колонны. Первые две версты шли в столь густом тумане, что с одного плота с трудом различали впереди идущий. Туман сей был и полезен, и губителен. С одной стороны, туман надежно прикрывал русский маневр от шведов, а с другой — в этом же тумане можно было легко заблудиться и пристать прямо к шведскому лагерю. Князь Михайло вспоминал свою давнишнюю баталию при Добром, когда в таком же вот густом тумане заблудился генерал Пфлуг со своими драгунами. Лязгая зубами от стужи и великой сырости, Голицын приказал поднять зажженный фонарь на мачте своего плота, дабы правая и левая колонны не сбились с курса.
Однако ни Бутурлин, ни Чернышев не подвели, и все три русские эскадры почти одновременно подошли к берегу. Разбуженные караулом, бравые пекари и не думали сопротивляться и при виде вырастающих из тумана сотен русских плотов бросились бежать в шведский лагерь. Однако генерал-адмирал справедливо говорил, что Армфельд не чета ленивому и нерасторопному Либекеру. Как только до него дошла весть о русском десанте, новый шведский командующий поднял три полка драгун и самолично повел их к Мелькиле. Однако в тумане Армфельд не разглядел еще подходившие к берегу колонны Чернышева и Голицына и, пройдя через деревню, атаковал правую колонну Бутурлина, которая первая высадилась с плотов на песчаный берег. Первый гренадерский, Московский и Троицкий полки отбили конную атаку шведов таким жестким огнем, что Армфельд не решился атаковать боле в конном строю, спешил своих драгун и вступил в перестрелку с русскими, дожидаясь подхода спешно вызванных пехотных полков. Однако первой пришла на поле баталии не шведская пехота, а отряды Чернышева и Голицына, которые сомкнулись, зашли крылом через Мелькиле во фланг шведам и открыли такой дружный огонь, что шведские драгуны в панике бросились к лошадям и, несмотря на все приказы и уговоры Армфельда, пытавшегося остановить их, ретировались прямо к Таммерфорсу. Подошедшая же с опозданием шведская пехота встретила перед собой уже все три русские колонны, построенные в одну линию. Разгорелся фронтальный бой, во время которого шведы дважды опрокидывали охотников и прорвались уже было к самым плотам, когда русские обошли их с обоих флангов и стали заходить в тыл. «Обошли!» — раздалось среди шведских солдат зловещее слово, и ни Армфельд, ни его офицеры не могли боле сдерживать своих солдат, которые пришли в полную конфузию и, по реляции Михайлы Голицына, «обратились, как зайцы, в бегство по лесам».
В это время на холмах, отделявших Мелькиле от шведского лагеря, появилась густая туча пыли. Шли новые полки конницы.
— Горнисты, тревогу! Всем в строй! — Князь Михайло помчался снова выстраивать свои полки в правильную линию, но в это время увидел, как с тех холмов на полном аллюре уходит шведский офицер, а за ним гонится, размахивая арканом, не кто иной, как Кирилыч.
Голицын ухватился за подзорную трубу, и сомнения его рассеялись — коли за шведом гнался Кирилыч, стало ясно, что та конница на холмах не шведские рейтары, а русские драгуны, переправившиеся через реку с фронта. И с холмов, и с околицы деревни русские драгуны и солдаты с любопытством смотрели на неслыханное состязание. Швед уходил наискосок от деревни через луг к таммерфорсской дороге и, казалось, Кирилыч уже не догонит офицера, когда вдруг в воздухе мелькнул длинный татарский аркан и выдернул шведа из седла. Грохнувший наземь офицер с ужасом ждал удара драгунского палаша, но вместо этого Кирилыч склонился над ним и сорвал с головы офицера роскошный парик.
— Ай да Кирилыч! — звонко расхохотался князь Михайло, с облегчением опуская подзорную трубу.— Достал-таки себе новую шевелюру! — И по этому облегченному смеху своего генерала и его штаб, а затем и строящиеся солдаты поняли, что баталия закончена и виктория полная. И в самом деле, с холмов спускалась уже целая кавалькада во главе с генерал-адмиралом. Князь Михайло поспешил навстречу отдать рапорт.
Но Федор Матвеевич рапорта не принял, а обнял князя Михайлу по-отечески и расцеловал троекратно.