Перстень Андрея Первозванного
Шрифт:
Нет, это был не кавказец. Может быть, татарин? А может, просто, как почти у всех русских, столько в крови намешено, что и не определишь, от кого, какого предка достались эти сошедшиеся на переносице брови и нос с горбинкой.
Сама себе не отдавая в этом отчета, она поглядывала сквозь стекло все откровеннее.
– Альбина, как мужик-то на тебя пялится, вон, все глаза уже проглядел, бедный, ну повернись к нему! – где-то с час назад сказала Катюшка Калинина, изображавшая в отделе офисной мебели бизнесвумен, диктующую секретарше какой-то бесконечный приказ.
С чего так заколотилось вдруг сердце? Альбина мгновенно выскочила из роли усердной пишбарышни и обернулась с совершенно непристойным любопытством. Тревожным взором обшарила все обозримое пространство.
Слава богу, это не он! Не тот… Почему, интересно, Альбина с затаенным ужасом ожидала появления перед витриной ночного гостя в белом халате, она и сама не могла бы объяснить. Но отчего-то не сомневалась, что их пути еще пересекутся. Все тело, все существо ее было сегодня наполнено предчувствием чего-то недоброго, тягостным ожиданием какой-то подлости от судьбы. Не Бузмакин ли что-нибудь задумал? Не выговор ли готовит? Шеф всегда праф-ф, а кроме того, к Альбине всегда есть за что прицепиться. Или кошелек потеряет, или с тетей Галей в очередной раз повздорит… Вернее, тетя Галя – с ней… Но больше всего Альбина боялась вновь встретиться с тем человеком, услышать его вкрадчивый, настойчивый шепот.
Не было никаких причин для этого страха, незнакомец ее вряд ли разглядел там, в палате, она твердила себе это опять и опять, но страх не уходил. Так боишься неосвещенного двора со сгустками тьмы возле подъездов. Так боишься неуклонно возвращающегося кошмара. Так боишься странного ночного скрипа или шороха в квартире, где никого нет, кроме тебя. Не можешь объяснить почему, а все-таки страшно до крика!
И по сравнению с тем загадочным, слабо освещенным профилем – даже в пряди, упавшей на лоб, было нечто зловещее! – лицо парня с широкими бровями и темными глазами показалось ей удивительно симпатичным и располагающим. Альбина с некоторым трудом заставила себя вернуться к перебору клавиш компьютера, впервые пожалев, что мебель в витрине переставили – и теперь приходится сидеть к улице спиной. А с утра-то как этому радовалась, вспоминая свое сонное, осунувшееся лицо!
Катюшка понимающе кивнула и, поправив на переносице очки, которые совершенно изменяли забавное, легкомысленное выражение ее личика субретки на хищно-уверенное выражение деловой женщины, раскрыла громоздкую синюю папку и принялась диктовать Альбине. Уж и не счесть, сколько та перепечатала рецептов красоты, фантастических диет, советов по сексуальной акробатике и даже страниц из любимых Катюшкиных дамских романов! На сей раз в синюю папку была виртуозно запрятана газета, почему-то вдруг решившая в очередной раз разоблачить «феномен Кашпировского». И вот Катенька, с предельно назидательным видом, вещала совершенно идиотскую историю про девочку Таню, которая однажды решила посидеть у телевизора в то время, как всей стране давалась «установка». Но пока шел сеанс «лечебной коллективной магии», Таня впала в транс, из которого ее удалось вывести с трудом. Ей чудилось, будто она купается в море с дельфинами.
Поскольку дело происходило в приполярном Норильске, родители только подивились богатой фантазии дочери. Однако им предстояло удивиться еще больше, когда в дальнейшем, стоило только кому-нибудь упомянуть фамилию Кашпировского или заговорить о знаменитом телесеансе, Таня вновь впадала в транс. Приступы становились все сильнее, длились все дольше. В это время девочку корежило, бросало с дивана на пол. Даже усилия знаменитого экстрасенса Амурхана Кетоева, специально прилетевшего в Норильск, оказались напрасны.
Тогда начали искать того, кто и заварил, собственно, всю кашу: мага и целителя Кашпировского. Можно представить себе, скольких усилий это стоило!
– «Однажды Таня перенесла особенно тяжелый приступ, который на всех присутствующих произвел настолько тягостное впечатление, что пришлось вызвать психиатрическую бригаду», – монотонно читала Катюшка. При этом она постоянно была, что называется, в роли: то заглядывала Альбине через плечо, словно проверяя, не написала ли затюканная секретарша корову через ять, то озабоченно черкала в своей папке, то задумчиво прохаживалась в витрине, демонстрируя бесценный, хоть и совсем простенький костюмчик от Гальерри и ножки «made in Russia», которые вполне могли быть включены в список национального достояния страны.
– Слушай, он в твоей спине скоро дырку просмотрит, неужели ты не чувствуешь? – пробормотала она с тем же выражением, с каким диктовала текст: – «Наконец прозвучал долгожданный междугородный звонок. Матери, которая вступила в разговор первой, Кашпировский посоветовал впредь не касаться в разговорах с дочерью темы телесеанса. А Тане он просто приказал: «Будь здорова!» – и она очнулась.
После этого девочка чувствовала себя вполне нормально, в транс больше не впадала. Только у Тани вдруг открылся внезапный сочинительский дар: чуть не каждый день она придумывала новую сказку, и почти в каждой действовали дельфины».
– Чушь какая! – Захлопнув папку, Катюшка с брезгливым видом уставилась на экран, словно собственный доклад, отчет или что там она насочиняла, ее совершенно не устраивал. – В жизни не поверю, чтобы голос… какое-то слово… Чтоб из-за этого с ума сойти, вообразить невесть что, забыть, кто ты есть… Из-за какого-то слова! Подумаешь, велика магия: «Будь здорова!» – и она здорова. Очень просто так лечить: «Не пить! Не курить! Похудеть! Спать!»
«Спать!» – резко, на выдохе, шепнул кто-то рядом с Альбиной, и она чуть не ахнула, вспоминая ночные приключения. Нет, напрасно Катюшка не верит в силу слова!
Вдруг нестерпимо захотелось кому-то рассказать о том, что было ночью. И давно надо было это сделать, тогда все беспричинные страхи сразу рассеялись бы. Говорят ведь, что даже дурные пророческие сны не сбываются, если их сразу кому-нибудь рассказать.
– А вот и зря ты не веришь! – оживленно повернулась Альбина к Катюшке – и взгляд ее скользнул по лицу того парня, подошедшего почти вплотную к витрине.
Альбина осеклась, и впрямь ощутив этот взгляд, как прикосновение. Даже щека загорелась, будто от пощечины, а может, и от поцелуя.
Она беспомощно уставилась в миндалевидные ласковые глаза, начисто позабыв, о чем собиралась рассказать Катюшке, и в эту минуту послышался голос, от которого у Альбины затряслись поджилки:
– Не говорил ли я вам, барышни, что в витрине не следует допускать резких движений? Надо двигаться мягко, подчеркнуто женственно!
И Бузмакин, грациозно ступая с носка на пятку, будто балетный танцор, явился в витрине, являя взорам зрителей костюмчик от самого настоящего Версаче – подарок фирмы – хозяйки универмага.