Перстень графа Митрофанова
Шрифт:
На этом вопросе Светка не просто покраснела, она подскочила со своего места:
— Знаете, что? Товарищ, как вас там… капитан!
— Я старший лейтенант.
— Простите. Я, как медработник, хочу сказать, что состояние больного, еще не настолько хорошее, чтобы его можно было напрягать долгими беседами. Пожалуйста, прекратите допрос!
— Гражданка Бичева, — невозмутимо продолжал полицейский. — У нас не допрос. Мы берем показания у потерпевшего. Кстати, гражданин Семенов! Вы будете писать заявление по факту вашего избиения? Нет? Это ваше право. Но я все равно должен составить протокол и сообщить о вас в Семипалатинск. А я так и не понял, кто вам мог звонить в город и заманивать в село? Зачем?
— Я не знаю… Я ведь уже говорил…
— В таком случае, вы ответьте, гражданка Бичева. Где вы находились в тот день, когда было совершенно нападение? И как вы можете доказать, что не причастны к нему?
— Вы что? — девушка едва сдержалась, чтобы не перейти на крик. — В чем-то меня подозреваете? Я не знаю номер телефона Жени! И абсолютно уверена в том, что существует презумпция невиновности, которую еще никто не отменял!
— Господин старший лейтенант! Разрешите сказать, — обратился к нему Женя. — Светлана тут действительно ни при чем. Дело в том, что примерно за два дня до поездки сюда, я в своем мобильнике поменял SIM-карту. Потому, что с нее можно звонить по льготному тарифу «Золотая осень». И свой новый номер не успел никому сообщить. Хотя, постойте… Я его, перед самым отъездом… точно! Дал Усачеву Ивану, нашему водителю из областной больницы.
— Разберемся. А теперь у меня несколько вопросов к Светлане. Почему вы, за несколько дней до нападения на своего друга, — блюститель порядка именно так сформулировал свой вопрос, — спешно уволились с работы? И что это за фотографии с вашим изображением, о которых нам говорил, но, правда, не показал главврач больницы?
— Все! — теперь уже не выдержал Женя. — Господа офицеры! Давайте, пожалуйста, закончим нашу беседу. У меня ни к кому нет претензий, и я никого ни в чем не виню!
Полицейские, пожелав скорейшего выздоровления потерпевшему, ушли. Но Светку заверили в том, что пока Женя находится у нее дома, к ним будет заходить участковый инспектор Сандыбеков.
Кажется, Оксана Селиванова уже вплотную приблизилась к осуществлению заветной мечты — любой ценой добиться того, чтобы тетя Шура и Владимир Николаевич подарили ей свои квартиры. Конечно, не просто так, за красивые глазки и все остальное, а за хороший уход с ее стороны. Но это только легко сказать. А на деле, все оказалось гораздо сложнее. Как сделать так, чтобы старики сами этого захотели? Силком ведь их не заставишь. Значит, надо брата и сестру окружить такой заботой и вниманием, чтобы они, в знак благодарности, сделали Оксане подарок.
Девушке удалось вместо себя оставить на квартире у деда свекровку Наталью Федоровну. Женщина, после серьезного разговора с сыном, все поняла, как надо, и к своим обязанностям по уходу за Владимиром Николаевичем относилась добросовестно. Оксана почти каждый день заходила к старику. Приносила ему продукты, иногда даже покупала водочку и следила, как медсестра за его здоровьем. Дед спокойно отнесся к смене ухаживающих за ним женщин и почти не вспоминал о Светке. Но в то же время, он был абсолютно равнодушен как к Оксане, так и к Наталье Федоровне. Ну есть они и есть! А девушку это не устраивало. Интересно, а какую реакцию она ожидала от Владимира Николаевича?
Оксана «из шкуры лезла», чтобы хоть как-то обратить на себя внимание пожилого мужчины. И если бы старику было не семьдесят, а хотя бы лет на десять поменьше, или будь он покрепче здоровьем, то тогда… Оксана, наверное, пошла бы на многое, чтобы пробудить к себе интерес старого человека. Но, в данном случае, это было нереально. И тем не менее, с Владимиром Николаевичем пока не возникало никаких проблем, а тем более, трений. А вот с его сестрой…
Девушка надеялась, что за время отсутствия Светки, тетя Шура забудет о прежней медсестре. Но она ошибалась. Александра Николаевна очень часто вспоминала Светку, постоянно жалея о том, что она так скоро и надолго уехала. Похоже, бабуля и не собиралась ее забывать. И чем-либо задобрить тетю Шуру, было сложно. Она в свои годы была еще достаточно крепенькой, сама ходила по магазинам и покупала все необходимое. И пенсию получала хоть не очень высокую, но приличную, которую ей одной хватало «за глаза».
Все это лишний раз говорило о том, что заслужить доброе расположение тети Шуры, не так уж просто. Оксана не могла найти к ней подход. Пожилые люди ведь больше остальных нуждаются в доброте, искренности и взаимопонимания. Особенно, если они, по каким-то причинам, остаются одинокими. Тогда им просто необходимо иметь рядом с собой человека, с которым можно было бы поговорить. Пусть даже ни о чем. Но для подобного общения надо уметь слушать своего собеседника. А это удается не каждому, особенно молодым. И если роль слушателя Светке давалась легко, то Оксане…
Одним словом, новая медсестра, несмотря на то, что она являлась Светиной подругой, не находила общего языка с Александрой Николаевной. И злилась в душе на «вредную бабку», особенно в те моменты, когда тетя Шура, в который раз, заводила речь о Светке:
— Оксана, как бы мне найти Светочку? А то так, ненароком, умру и не увижу ее. Ты, пожалуйста, позвони к ней в село, если знаешь номер. А то и съезди к ней домой. Я тебе денег дам на билет. Напомни подруге обо мне, скажи, пусть попроведует старушку.
Во время подобных разговоров Оксана соглашалась, но всегда находила разные причины, чтобы попозже выполнить просьбу престарелой женщины. Девушка надеялась и ждала, что все как-нибудь решится само собой. И дождалась…
На одной площадке с Александрой Николаевной проживал одинокий сосед, мужчина средних лет. Хотя одиноким его можно было назвать чисто условно. Скорее всего, к нему подошло бы определение — свободный. Свободный художник слова. Он, легким росчерком пера, проведя анализ окружающей жизни города и придав ему колорит и нужную окраску, излагал свои мысли на бумагу. А затем спешил отнести написанное своему шефу, редактору местной газеты «Семь палат».
Константин Леднев являлся акулой пера, опытным журналистом со стажем. Он начинал работать в средствах массовой информации еще в советские времена, когда цензура на все накладывала свою тяжелую лапу. Каждое слово в любой статье должно было находиться на своем месте и служить делу коммунизма.
Но, как говорится: все течет, все меняется. И за развалом Союза, наступили сначала гласность, а затем и вообще, долгожданная свобода слова. Теперь стало можно писать обо всем, чего душа пожелает. Но все равно, делать это надо с оговорками, мягко, нетопорно. Ведь тираж выпускаемых газет целиком и полностью зависит от их популярности среди читателей города и конкурентоспособности с другими подобными изданиями. Что и говорить — рынок, во времена капитализма!