Перстень Парацельса
Шрифт:
– Подождите! – Виктор поднялся на ноги. – Наш… – Друг? Коллега? Кто? – Наш знакомый признался в двойном убийстве, а мы обсуждаем, замёл ли он следы?
– Что может быть важнее? – с издёвкой осведомился Сатурн.
Даша хмыкнула.
– Но мы ведь говорим об убийстве. – Виктор оглядел команду. – Об убийстве.
– Давай дождёмся подробностей и тогда сделаем выводы, – предложила Даша.
– Ага, – поддакнул Сатурн.
Карина молча кивнула. Марат, помедлив, тоже.
А Громов вдруг почувствовал себя нелепым. Чего он хотел добиться? К чему призвать?
Виктор вернулся в кресло, Антон Арнольдович, не скрывая иронической усмешки, дождался, пока он расположится, и спросил у Германа:
– Расскажешь подробности?
– Они были бандитами и сочли меня лёгкой добычей…
И снова – полуправда. Несмотря на взгляд Бранделиуса, которому Герман не мог противиться, взгляд Карины был для него важнее. А Карина – это Герман чувствовал кожей – впала бы в ужас, узнав, что он сам искал неприятности, сам хотел убить тех двоих, а убив – испытал невероятное наслаждение. Карина сошла бы с ума от такого откровения, поэтому Герман постарался пересказать историю так, чтобы оказаться в роли потерпевшего… И поэтому говорил медленно, подбирая слова и не уточняя, где именно произошла стычка. Складывалось впечатление, что он просто шёл по улице и стал жертвой нападения.
Ему внимали, не отрываясь и не перебивая. Все, кроме Дарьи, которая, едва услышав, в чём признаётся Герман, задумалась над тем, что она ещё не выступала на их импровизированном собрании, не делилась обретённой силой, и у неё совершенно не было желания это делать.
«Что я буду говорить?»
Если взглянуть правде в глаза, то придётся признать, что Дарье не очень-то хотелось заглядывать в себя. В душу, в которой всё сильнее и сильнее разгоралось тёмное пламя. Чудилось даже, что она различает его багровый цвет, идеально подходящий к тьме подземелья. Пламя распирало её, раздувало опасный жар, требовало больше, чем она была готова дать… Девушка страшилась признаться себе в том, что может вот сейчас, сию минуту, послав всё к чёрту, с бешеной страстью броситься в объятия Громова, пусть видят, пусть обалдевают – плевать на них! – и отдаться безумному сексу.
Готова! Никаких сомнений.
И… почему только Громову?
«Любовь требует больше!»
Эти слова будто кто-то злорадно прокричал в её мозгу, и она содрогнулась, но не с отвращением, а с мучительно-сладостным бесстыдством, ужасаясь, восторгаясь и чувствуя себя демоном Лилит, первой женщиной, неудачно созданной до Евы, а затем уничтоженной и почти позабытой, память о которой похоронена в веках…
А почему, собственно, похоронена? Вот же она, живее всех живых! Вошла в меня, воплотилась…
Дарья ощутила, как её обдало холодом, жаром, чёрт-те чем ещё… Бред! Тут она осадила себя, заставила опомниться – и увидела наставленные в упор тёмные очки.
Сатурн смотрел на неё, только глаз его не было видно, а смысл взгляда… А впрочем, что там – смысл взгляда был ясен, даже несмотря на то, что глаза закрывали непроницаемые очки: по губам, по напряжённому положению тела, по тому, как медленно он поднял руку и прикоснулся
– Вот и всё, – закончил Герман.
– Познавательно, – буркнул Сатурн, продолжая смотреть на Дашу.
– Странное определение, – заметил Виктор.
– Такое могло произойти с каждым из нас, – вздохнул Марат.
– Разве ты тоже получил силу воина? – удивилась Карина.
– Каждый из нас воспользовался бы силой, окажись в обстоятельствах Германа, – объяснил свою мысль музыкант.
И каждый с ним согласился.
Бранделиус едва сдержал радостный вопль: всё шло так, как он хотел.
– Я не чувствую в себе силу убивать, – помолчав, произнесла Даша.
– Любую силу можно использовать для боя.
– А если я не хочу?
– А если придётся?
– Защищаться?
– Иногда нужно и атаковать, – заметил Антон Арнольдович.
И едва всё не испортил.
– Вам нравится, что Герман убил двух человек?! – взвился Виктор. – Может быть, вам именно это и было от нас нужно? Вы для этого нас готовили? Для этого давали силу?
«Проклятый кретин!»
На мгновение Бранделиус повис над пропастью, потерял равновесие, шагая по канату: он не мог не ответить, но не мог и решиться на ответ. Они ещё не дышат верой в него, они ещё не рабы, ещё мыслят, и ссора сейчас ни к чему… На мгновение Антон Арнольдович запаниковал, но его выручила молчавшая до сих пор Карина.
Которая, похоже, не услышала обвинений Виктора.
– Подождите! – Девушка яростно оглядела присутствующих. – Погодите!
И таким ярким оказался её порыв, что все замолчали. И вскочившая Карина тоже замолчала, растерянно глядя на остальных, словно позабыв, что хотела сказать и для чего привлекла общее внимание.
– Да-да, – мягко произнёс Бранделиус. – Мы слушаем.
Девушка сглотнула, посмотрела на Германа, который явно стушевался, оказавшись в центре внимания, и произнесла:
– Мы так сосредоточились на своей силе и на себе, на том, как мы изменимся, что совершенно позабыли о том, что находится за рамками нас.
– За рамками нас?
– А зачем об этом думать?
– К чему всё это? – растерялся Громов.
– Пусть скажет! – громко произнесла Даша.
И Виктор ответил ей изумлённым взглядом.
– Я думаю, сила нам дана не просто так, не только для того, чтобы мы познали невозможное, изменились и разобрались в себе… У нас появилась высшая цель.
– Убивать бандитов? – недовольно поинтересовался Виктор.
– Нести справедливость, – уточнила Карина. – Мы могли защищаться, когда были никем, когда стояли у мест силы в тщетных попытках овладеть ею, когда только мечтали, но теперь… Теперь мы другие – сильные. Теперь мы не имеем права ждать, когда на нас нападут, а должны помогать людям: восстанавливать справедливость и предотвращать преступления.
Бранделиус хотел сказать нечто подобное, но эмоциональное выступление Карины оказалось и своевременным, и проникновенным. Она сделала за него работу.