Перстень с печаткой
Шрифт:
— Тревога!
Кто-то принялся бить в колокол. Вилла ожила, послышались гулкий топот бегущих ног, возгласы. Кальман закурил и стал прогуливаться по двору. Еще никогда он не слышал такого мощного шума моторов, как сейчас; в небе перекрещивались лучи прожекторов, тщательно ощупывая бездонно-черное небо.
— Это вы здесь курите, Шуба? — Кальман узнал голос Шликкена.
— Я, господин майор.
— Идите в мой кабинет. Я сейчас приду. Можете зажечь свет, там светомаскировка… Ни черта не понимаю. Где ночные истребители? — проговорил Шликкен, входя в комнату. Кальман молчал, а майор, неодобрительно покачивая головой, продолжал: — Летят на высоте десяти тысяч метров, а мы пытаемся испугать их пушками. Садитесь, располагайтесь поудобнее. Курт! Курт!
Кальман не понял, откуда появился шофер. Вероятно, дремал в
— Коньяк, рюмки, содовую, — приказал майор.
Курт поставил на стол коньяк и рюмки, наполнил их, затем отошел к двери и уселся на стул.
Через несколько секунд вошел Тодт. Капитан был далеко не в таком веселом настроении, как Шликкен.
— Заходите, заходите, дорогой Йозеф, садитесь. Вот сюда, рядом со мной. Коньяку, конфетку?
— Коньяку, господин майор.
— Браво, Йозеф! — воскликнул Шликкен и поднял рюмку: — За наше здоровье. — Они выпили. — План изменился, — продолжал он, играя пустой рюмкой. — Посоветовавшись с шефом, мы решили, дорогой Шуба, ввести вас в бой. И об этом я хочу поговорить с вами… Вы знаете врача Игнаца Шавоша, не так ли?
— Он лечил меня, — ответил Кальман, а у самого сжалось сердце. К этому вопросу он не был подготовлен, хоть и мог предполагать, что когда-нибудь при случае у него спросят о главном враче клиники, где он лечился.
— Какого вы мнения об этом достойном человеке?
Кальман подтянул на коленях брюки и только тогда поднял глаза на майора.
— Я знаю его не настолько хорошо, чтобы высказать о нем свое мнение. Больные его любили. — А про себя в отчаянии он подумал, что, по-видимому, они «раскололи» Шани Домбаи и тот признался во всем. А может, случилась какая-нибудь беда с Илонкой?
— Странный он человек, — сказал Шликкен. — У него есть племянник, некий Кальман Борши, из юнкеров. И вот в прошлом году, осенью, доктор обратился с письменным заявлением к командиру батальона, что Борши хочет бежать.
— Кто? — спросил с глупым видом Кальман.
— Что «кто»?
— Кто хотел бежать? — переспросил Кальман.
— Фенрих.
— Понятно. И главный врач заявил об этом.
— Правильно, — кивнул майор.
— И он сбежал?
— Ну да. И не один. С ним сбежал также один опасный коммунист…
— Шандор Домбаи, — подсказал Тодт, предполагая, видимо, что майор забыл имя.
— Йозеф, Йозеф!.. — Шликкен поднял указательный палец и добродушно погрозил капитану. — Только тогда, когда я спрашиваю.
— Виноват, господин майор.
— Итак, Домбаи, — повторил майор. — Он был ефрейтором из вольноопределяющихся.
— Их поймали? — Кальман закурил сигарету, повторяя про себя: «Только спокойствие».
— По порядку, — сказал Шликкен. — Вначале поговорим о Шавоше. Я буду несколько пространен, но вы должны знать предшествующие обстоятельства, для того чтобы успешно провести это интересное дело. Если чего-нибудь не поймете, можете, не стесняясь, спрашивать… Итак, Шавош. — Майор собирался с мыслями, как будто потерял нить разговора. — Да, так вот. Расскажу, во-первых, о том, как я узнал имя Шавоша. Это важно. Насколько мне помнится, я уже говорил вам о своем друге Хельмеци, которого несколько недель назад, точнее, четвертого марта, убили коммунисты.
— Перстень с печаткой принадлежал ему, — сказал Кальман, указывая на палец майора.
— Верно. На другой день мы с Хельмеци должны были выехать в Афины. Обратите внимание, господин капитан, так как то, о чем я буду сейчас говорить, вам не известно. Гибель Хельмеци меня больно ранила, потому что он был моим самым надежным товарищем по работе. В штатах нашей секретной службы он состоял в звании капитана. Благодаря своей ловкости он сумел еще до войны вступить в английскую секретную организацию под названием «Политикл интеллидженс депатмент». Там он выполнял огромную и неоценимую работу. Я устроил его также в венгерский отдел контрразведки; по моей просьбе его подключили к старшему инспектору Оскару Шалго, моему старому другу. Я много раз прибегал к его услугам… Ну так вот, мы с Шалго находились возле его трупа, об этом я забыл сказать. Никаких следов нам обнаружить не удалось, точно так же как и уголовной полиции, несмотря на то, что мы обследовали каждый квадратный сантиметр на теле трупа и вокруг. В первую очередь я задал себе вопрос: кто был заинтересован в убийстве Хельмеци?
— Возможно,
— У него не было никаких дел с женщинами. А в связи с тем, что мы нигде не нашли следов пальцев и других улик, я сделал вывод, что убийство было подготовлено в высшей степени тщательно и осмотрительно. Обстановка — рюмки на столе и рюмка в руках Хельмеци — подтверждала, что убийцы близко знали его; возможно, они были его друзьями, во всяком случае, они принадлежали к числу людей, которых он даже угощал. Убийцы с помощью блестящей уловки, выдав себя за сотрудников венгерской контрразведки, удалили из дому привратника.
— Как это надо понимать? — спросил Кальман; нервы его настолько были напряжены, что он даже не слышал бомбежки.
— Я думаю, что в убийстве приняли участие несколько человек, вероятно, трое. Двое мужчин и одна женщина. И они высчитали все до единой секунды. Один из мужчин был в форме лейтенанта, другой в гражданском. Последний был в очках, лицо у него было покрыто пятнами. Согласно показаниям привратника, утром какая-то молодая женщина тщательно обследовала местность и подробно расспросила обо всем глуповатую госпожу Топойя. Вероятно, позже, когда мужчины уже были в квартире, эта женщина из уличного телефона-автомата позвонила на квартиру. Разумеется, они заставили взять трубку самого Топойю. Бедный малый так перетрусил, что, возможно, даже вытянулся в струнку, услышав, что «господин полковник» хочет разговаривать с капитаном Ракаи. Этот трюк был психологическим козырем. Не нужно было уже ни удостоверения, ничего на свете. С помощью умело выдуманной сказки они отослали из дому напуганную чету Топойя, которая была этому несказанно рада, а женщина, наверно, включила имя капитана Ракаи в благодарственную молитву. После этого, оставшись одни, они пошли к Хельмеци, который открыл им дверь; следовательно, Хельмеци их хорошо знал. Они поговорили, выпили палинки и затем застрелили его. Ими руководили злоба, гнев и ненависть.
— Почему вы так думаете? — спросил Кальман.
— Потому что они сделали пять выстрелов. Они не беспокоились, что выстрелы могут услышать. Уже первый выстрел был смертельным. Мы с Шалго пришли к выводу, что нашего друга убили люди, узнавшие, что он наш человек. Кроме того, из квартиры они ничего не унесли. Кого же можно подозревать? Коммунистов или «Интеллидженс сервис»? Я был убежден, что это дело рук англичан, а мой друг Шалго считал, что коммунистов. — Шликкен снова закурил сигарету. Его самоуверенность внушала страх. — Мои подозрения, — продолжал он, — усилились после того, как Шалго познакомил меня с некоторыми данными. Согласно этим данным, Хельмеци за день до убийства встретился с молодым баварцем, якобы по фамилии Кэмпбел, с английским разведчиком. Они вместе учились на курсах Пи-Ай-Ди.
— Кэмпбел не немецкая фамилия, — заметил Кальман. — Вы сказали, что молодой человек — баварец.
— Конечно, нет. Он англичанин. Ясно, что это его кличка. Неизвестный под этим именем закончил английскую школу разведчиков. К сожалению, Хельмеци не знал его настоящего имени. Ну так вот, этот Кэмпбел гениально заманил в ловушку бедного Хельмеци, убедился в том, что он наш человек, и убил его. Таковы были мои предположения, но я, однако, скрыл их от Шалго, потому что именно тогда перестал доверять ему. Мои подозрения в отношении Шалго позже подтвердились. Мой друг стал предателем, но об этом позже. Я должен был ехать в Берлин, мы готовились к оккупации Венгрии. Перед отъездом я договорился с Шалго относительно задач, которые нам предстояло совместно решить. На основании примет, которые сообщил Хельмеци, он объявил о розыске Гарри Кэмпбела по всей Венгрии. В мое отсутствие Шалго производил тщательный розыск, повсюду вынюхивал. Семнадцатого я вернулся в Будапешт, и Шалго доложил, что ему ничего не удалось сделать. В это время офицер полиции установил, что имя Кэмпбел фигурирует в списке разыскиваемых. Мать Кальмана Борши, племянника главного врача Шавоша, звали Эржебет Кэмпбел; она живет в Англии. Девичья фамилия жены главного врача также Кэмпбел. Я обрадовался этим сведениям и тотчас же высказал свои предположения: Кэмпбел — это Кальман Борши, а участвовавший в убийстве военный тождествен с другим беглецом, с Шандором Домбаи. Но только это надо доказать. Восемнадцатого в ночь пришлось арестовать Шалго, потому что он пытался устроить побег Марианны Калди.