Перун. Избранник богов
Шрифт:
– Почему его выписывают?
– Понимаете милочка…
– Я вам не милочка!
– Гм… гражданка Громова. У вашего мужа явный прогресс…
– Да кокой же это прогресс?! Он даже самостоятельно дышать не в силах! В себя так и не пришёл!
– Послушайте, не всё от меня зависит. Ваш муж у нас в отделении уже два месяца. Боролись за него столько, сколько могли. Но в этой койке нуждаются пациенты. Которым возможно повезет больше. Согласно протокола мы должны перевести вашего мужа в травматологию по адресу прописки.
– В эту шарагу?! Вы же понимаете, что он не протянет там и дня, с нашими то рукожопыми коновалами!
– Не выражайтесь. Я вас понимаю, но и сделать ничего не могу. И вообще вы попросились в отделение чтобы пообщаться с мужем. Вот и общайтесь! А мне некогда с вами дискуссии разводить! Меня пациенты ждут. Тем более что вопрос уже решён. С руководством вашей местной поликлиники согласованно. В обед будет машина. Сан авиация доставит вашего мужа в целости и сохранности. Могли бы и спасибо сказать за то, что я за вас похлопотал! Знаете, как сейчас сложно машину выпросить!
Донёсся звук удаляющихся, шаркающих шагов. Некоторое время была лишь тишина, где-то вдали слышались тихие всхлипы. На лицо капнуло что—то мокрое и горячее. Тьма снова навалилась на сознание. Где—то вдалеке послышался слабый голосок:
– Любимый…. Если ты меня слышишь…. То знай, что….
Очнулся хлопец от назойливых мужских голосов. Как только отрыл глаза сразу же заныла ушибленная поясница. Приложив усилия перевернулся и сел на ушибленное место пониже спины.
На дне глубокой ямы рядом с ним находились братья мельники. У противоположной отвесно стены сидели трое. Широкоплечий светлобородый мужик, в котором он признал кузница. Чуть поодаль в углу сидела дородная баба с маленькой девочкой. Всех этих людей он видел в Рубежном в ту самую кошмарную ночь.
Женщина посматривала на наго с опаской, прижимая к себе дочь. Братислав и кузнец вели разговор как ни в чём не бывало. Будто встретились односельчане не на дне ямы, в плену разбойников. А на ежегодной городской ярмарке.
– Слышь Братислав, вы как из Рубежного уйти смогли?
– Пошли вдоль берега, а дальше на лодке.
– Повезло… Я с Глашей к лесу было бросился, когда вдруг сосны как бура вспыхнули! Тогда мы вдоль поля, к тракту. А там уж нас и повязали.
– А где все остальные? Видел ещё хоть кого-то?
– Не знаю…. – Мрачно произнёс кузнец. – Кузня моя одна из первых вспыхнула. А когда по селу начали умертвия рыскать я уже семью вывел. Вернулся было за добром, когда тут такое началось! До сих пор в страх кидает…. За мной ведь много людей к лесу бежало. И кожевенник с семьёй, Мирогрев с сестрой, – кузнец принялся загибать пальцы, двигая складками на лбу, – и ещё с пяток семей. Да только вот как черный туман в долину пошёл все будто сквозь землю провалились. Сам едва ноги успел унести, благо что первым делом своих вывел.
– Тут хоть кормят? – С унылым видом встрял в разговор Буян.
– Кормят. – Кивнул кузнец. – Подымут и еще накормят. Вот погоди, на днях приедут работорговцы. Закуют нас в цепи и поедем мы с тобою на рудники. Там от пуза наедимся!
– А не ты ли однокрылому цепи ковал?! – Теряя самообладание заорал Буян.
Поднявшийся во весь рост Братислав. Не спеша, с хрустом расправил затёкшие плечи. Повернувшись к брату приказал:
– Уйми гнев братец. Не хватало нам ещё между собою передраться.
Наверху донесся грохот битой посуды, а затем и грубый хохот. Со дна ямы стало видно зарево кострища. Дюжина разбойников будто по команде затянула песнь:
Не леса шумят,
Не дубровушка
Разыгралась волюшка
Атаманская,
Всё—то братская.
Все ли мы – братцы,
Все ли мы – родные,
Чей-то хриплый, будто прожжённый дымом пожарищ голос, присоединился к пению. Коверкая и фальшивя песня разбойников эхом отзывалась от стен ямы:
Однокровные!
Спородила нас
Ночка темная,
Сосватала нас
Дубинушка матушка;
У нас сватушка
– Кистень—батюшка,
А свахонька наша
–Клинок вострый.
– Эй доходяги! – Послышался грубый голос откуда-то сверху. – Который из вас Перун?!
В яме повисло молчание. Через короткий промежуток времени на головы пленников посыпались куски земли и глины. К ним медленно опускался бревенчатый конец лестницы.
– Тот который Перун, пусть подымится. Остальным сидеть и не рыпаться!
Юнец не без труда воздел себя на ноги. Задница жутко болела. В тазу недобро хрустнуло, когда на плечо легла тяжёлая ладонь Братислава. Сморщившись, стряхнул руку товарища и полез вверх по лестнице.
Как только голова поравнялась с землей его тут же ухватили за плечи и грубо вытянули наружу. Повалив на живот и заломив руки за спину, долго вязали, бранясь и чертыхаясь. У лица, и по спине толпились заросшие бородатые мужики. В паре шагов от него пылал костер у которого столпилось не меньше двух десятков народу.
Сжимая узел за спиной, его заставили встать на ноги. Шея непроизвольно запрокинулась к звездному небу. Выходит, он пролежал без сознания весь день и вечер? Если не больше.
«Снова две луны.» – Успел подумать он перед тем как его грубо толкнули в сторону. – «Значит не привиделось».
Сквозь кроны вековых сосен, свет двух лун едва освещал усеянную песком широкую поляну.
– Давай двигай к шатру. И без глупостей! – Раздался откуда—то со спины мерзкий скрежещущий голос.
Нагнув голову, юнец зашагал к атаманскому жилищу. Стараясь попутно не расшибить голову об торчащие из земли корни. Полог шатра стремительно распахнулся и его с силой толкнули в спину. Не ожидая такого приёма по инерции пробежал пару шагов и рухнул на ковёр прямо под ноги однорукого.