Первач
Шрифт:
— Ничего, верю, что из него не слабак, настоящий мужчина выйдет! — Амантур отпустил сына.
Мальчишка смотрел исподлобья то на отца, то на Злотникова. Тихону стало его жаль.
— Спускать нельзя, говоришь? Пусть другой уступает? — произнес он. — А сказку про двух козлят помнишь?
— Каких еще козлят?! — прорычал Амантур.
— Которые на узком мостике уступать друг другу не хотели и оба в пропасть свалились. Такую сказку тебе мама в детстве не рассказывала?
— Ты маму мою не трожь, Тихон!
Брови Амантура слились в одну линию. Возникла зловещая пауза.
— Ну-ка давай, расскажи свою сказочку.
Пришлось рассказать. Амантур расхохотался и хлопнул Тихона по спине.
— А ведь ты молодец, Тихон! Здорово придумал. Но выводы неправильные делаешь. Был бы один козлик сильнее, плевал бы он на второго! Вот почему всегда надо быть первым! Теперь ты понимаешь меня, Нусуп?! — спросил он, обернувшись к сыну.
Снова налетел ветер. Возница не успел среагировать, и лошадь отклонилась в сторону. Страшно заскрипела подвеска. Амантур качнулся и навалился на Тихона.
— Дор-р-рогу держи, подлец! — крикнул он вознице.
— Думаешь, ты меня своим примером подковырнул? — прохрипел он в ухо Злотникову. — Если по твоим законам жить, все сдохнем! Ты и я — мы мужики, Тихон. Разве ты не дашь отпор обидчику, разве согласишься с тем, чтобы тебя перестали называть мужчиной?!.
Внутри Тихона все заклокотало. Он вдруг подумал: что если этот бородатый дикарь прав?
«Перестать быть собой!» Но ведь так и произошло. Тихон потерял близких и жил без жажды мести. С потерей семьи удалось смириться, только кардинально изменив жизнь. Изменив себя. Собственно, и контрабандистом он стал только ради того, чтобы прошлое осталось позади. Это настолько ему удалось, что иногда казалось, будто он вспоминает чью-то чужую жизнь, не свою.
«Неужели я потерял себя? Перестал быть мужчиной?» — как заученные, повторял он слова Амантура.
Но, может быть, где-то есть та грань, за которой не имеет значение, соответствуешь ли ты тому образу «настоящего мужика», как это понимает Амантур и другие люди, которых большинство и в цивилизованном мире. Несмотря на внешнее благополучие, они готовы мстить и ненавидеть так же истово, как этот варвар.
«Но я не желаю мстить! Давно не желаю. Правильно ли это? Не знаю. Не превратился ли я действительно в животное, которое забыло о смерти своих детенышей? Будто что-то умерло в душе, и меня это совершенно не заботит.
Не знаю! Я ничего не знаю! Но разве объяснишь этому ублюдку?!»
«Вернуться, что ли, на запад?» — подумал Тихон. Какой тут Иркутск, какая Полоса — ну их к черту!..
Однако с минутной слабостью удалось совладать, и вскоре он без всякого внимания, фоном, слушал голос Амантура, доносящийся как из преисподней и втолковывавший ему давно известные установки…
7. Предчувствие силы
К полудню два всадника взялись объезжать колонну и раздавать куски вяленого мяса, заранее брошенные в пузатый жбан с водой, чтобы избавить от лишней соли. Тихону еда показалась неприятной, мало похожей на ту бастурму, что подавали в забегаловках Братска, мясо было жестким и подванивало. После трапезы он сильно беспокоился за свой желудок, но постепенно бурчание внутри улеглось и чувство сытости растеклось по телу.
Утолив голод, Тихон почувствовал, что его начинает клонить в сон, и старался держаться. Ему не хотелось вновь погрузиться в странное (и что важно — неприятное!) состояние, чрезвычайно близкое к реальности. Взять хотя бы эти отметины на ладонях. Они выступили на коже прошлой ночью, подобно стигматам, но вскоре исчезли, заставив сомневаться — были они игрой воображения или случились наяву? Преследовал он албасту на самом деле или помутился рассудком? Его успокоил бы любой однозначный ответ. Но в том и дело, что ничего определенного сказать было нельзя. Если бы утром он обнаружил себя лежащим на прежнем месте, укрывшимся мешковиной, — тогда да, это был сон. Однако лежал он на полу, будто свалился с подоконника. Как это произошло? В самом деле он гонялся за демоном, а потом запрыгнул в комнату с улицы? Через два этажа?..
А это ощущение взгляда в спину — оно началось с той стычки на развалинах. Как будто албаста навела порчу или необычную болезнь, обострившую реакции сознания. Это нельзя назвать помутнением рассудка, но получалось что-то вроде того. Вдобавок с каждым часом росло ощущение тревоги. Оно появилось в первый день пребывания Тихона в лагере поселенцев и преследовало неустанно. А теперь час от часа усиливалось. Откуда исходила опасность и что могли означать эти ощущения, Злотников не знал, да и не мог знать. В одном только был уверен точно: что-то должно произойти в ближайшее время.
Он не заметил, как снова уснул.
Сначала ему показалось, что он вовсе не спит, а наоборот, совершенно бодр и не чувствует холода. Тихон поднял взгляд и с удивлением заметил, что он в повозке один. Осмотрелся — других повозок не было ни впереди, ни сзади. А та, в которой он сидел, катится сама по себе — ни лошади, ни возницы. Он зажмурился, а когда открыл глаза, то на краткое мгновение вернулся в реальность и как сквозь пелену увидел лицо Амантура — видимо, лишь для того, чтобы понять, что на самом деле снова погружается в сон.
Стоило на мгновение закрыть и открыть глаза, как вновь перед Тихоном расстилалась пустая дорога. Он поморгал, как и в предыдущий раз, но ничего не изменилось. Он был один. В катившейся без лошади повозке, предоставленной самой себе. Вдруг боковым зрением Тихон уловил движение. Повернулся и заметил бегущего рядом с повозкой пса. Опустив голову, тот семенил, не отставая — сильный, поджарый, на удивление красивый пес. Тихон сразу подумал о том, что прежде не видел у поселенцев собак. Почему так?
— Собаки не могут жить с нами! Их пугает близость Полосы.
Повернувшись на голос, он увидел рядом с собой Амину. Законы сна обрели окончательную силу, и Тихон был уверен, что это и есть самая настоящая реальность.
— Почему не могут? — спросил он.
— Не знаю, — ответила девушка.
Ему приятно было, что она, такая добрая и светлая, рядом с ним. Но что до собаки, то ее появление во сне вызывало тревогу.
— Откуда он? — спросил Тихон, показывая на пса.
— Он пришел за тобой! — ответила девушка.