Первая формула
Шрифт:
– Ты ставишь пьесу о Сахане? Хочешь сказать, что я сыграю главного героя? – Я задрожал от восторга.
– Аррей-аррей. – Халим обнял меня за плечи. – Кровь Брама, мальчик! Да тебя трясет сильнее, чем Махама, когда тот блюет, налакавшись испорченного пива. Да, Ари. Данная пьеса – часть истории Ашура. Сахан, Атвун, Девятеро – все они будут связаны общим сюжетом. – На секунду задумавшись, он поскреб подбородок. – Впрочем, похоже, до конца я его не распутал, хотя именно мне случилось потянуть эту ниточку за хвостик. Не знаю, где она заканчивается,
Я кивнул, едва не вывихнув шею:
– Джи!
Халим разомкнул руки:
– Вот и молодец. Считай, у тебя выходной. Сценической работы не будет. – Он слегка улыбнулся и ласково дернул меня за мочку уха. – Сегодня можно пошалить. Только не на сцене, Ари. Мне очень хочется, чтобы до премьеры у тебя с Махамом установилось перемирие, иначе я выпорю вас так, что оба научитесь думать о деле, – серьезно добавил Халим и отвесил мне легкий подзатыльник.
Предупреждение я воспринял без лишних споров и, вспомнив о своем наставнике, бросил взгляд в коридор в дальнем конце зала:
– Не знаешь, куда пошел Маграб?
Халим шумно выдохнул и слегка поник:
– Наверное, роется в моей библиотеке. Когда у нас нет возможности обсуждать одну интересную историю, твой учитель предпочитает заниматься раскопками. Сбегай посмотри, только не забудь о нашем разговоре. Пусть гнев старика утихнет. Не подливай масла в костер.
Он похлопал меня по спине, и я побежал в кабинет, на ходу крикнув «спасибо». Дверь была чуть приоткрыта, и я просунул в щель голову. Из темного угла доносилось раздраженное бормотание. Ну да, насчет настроения Маграба Халим не соврал. Я тихонько постучал по косяку костяшками пальцев:
– Можно войти, риши?
– Ого, с чего это я вдруг удостоился почетного титула?
– Ты ведь мой наставник, Маграб, – вздохнул я, пытаясь сохранить улыбку.
Учитель промолчал.
Я засопел, понимая, что сейчас лучше поступиться гордостью и попросить прощения. Вроде бы ничего сложного, однако подростковый апломб и дерзость никто не отменял.
Чем я отличался от обычного мальчишки? Добавь к этому месяц упражнений с гранями восприятия да занятий по фехтованию… Словом, я считал, что оснований для уверенности в себе у меня хоть отбавляй.
Однако настоящий лицедей должен чувствовать публику, так что я наступил своей песне на горло и смиренно вошел в кабинет.
Маграб и не подумал оторваться от книжки. Сидел, лениво листая страницы и просматривая текст, лишь слегка изменил позу – иначе и не скажешь, что он ощутил в комнате чье-то присутствие. С шуршанием сухой бумаги перевернулся еще один лист, заскрипела потертая кожаная обложка.
Тяжело сглотнув, я заговорил:
– Маграб… Риши…
Многие сыплют извинениями, нимало не смущаясь, однако, чем быстрее они выскакивают, тем хуже их принимают. Тут все дело в искренности, а вовсе не в словах. Все это само собой, вот только во мне зрел внутренний раздрай.
Конечно, на крыше я поступил неправильно,
Вновь зашелестела бумага. Маграб молчал, уставившись в книгу.
– Риши, прости меня!
Он убрал палец со строчки, но глаз не поднял. Чего же еще хочет учитель, ведь я извинился? Наверное, надо объяснить, за что именно.
Я набрал полную грудь воздуха, пытаясь не нервничать:
– Прошу прощения за то, что хотел схитрить в нашем поединке. Знаю, что поступил безрассудно. – Учитель наконец взглянул мне в глаза, хоть и не удостоил ответом. – Мне не следовало думать, что я умнее тебя…
– Уфф. Ну, начало хорошее, продолжай.
Подавив желание повысить голос, я пробормотал:
– Мне не следовало экспериментировать, просто я вспомнил, что ты рассказывал об истории огня. Решил, что немного понимаю его природу, вот и захотелось проверить догадку. Конечно, надо было попросить тебя прерваться и рассказать о своей теории. Забыл об осторожности… Обо всем забыл, не сделал ничего, что полагается в таких случаях… Прости меня, риши.
Захлопнув книгу, Маграб положил ее на темную дубовую столешницу и оперся подбородком о сплетенные в замок пальцы:
– Похоже, теперь моя очередь извиниться за то, что разозлился, за излишнюю суровость?
Внезапно обретенная мудрость заставила меня смиренно промолчать. Впрочем, врать не буду – раскаяние Маграба мне здорово польстило бы. Другое дело, что скорее небо упадет на землю…
– Ари, я гневался не зря. Может, и был с тобой грубоват, однако правда на моей стороне. Плетение – не игрушка, не фокус для смышленых детишек, а инструмент изменения ткани мироздания, который позволяет нам идти по проложенной богами дороге. Стихии – это отдельный разговор. Легкомысленно в них вмешиваться не следует, тем более зная лишь малую часть их истории.
Еще раз извиниться? Нет, пока Маграб сердится, толку от этого не будет. Склонив голову, я уставился в пол, словно меня вдруг заинтересовали каменные плиты.
Учитель тяжело вздохнул и откинулся на спинку кресла:
– Ари, мальчик, меня беспокоит не столько твое поведение, сколько твоя безопасность. Я могу справиться с отдачей от прерванного плетения. Ты – нет.
– Что ты говоришь? Ведь я не пытался связать огонь!
– Все не совсем так. Ты ведь держал его образ на гранях восприятия, верно?
Я молча ждал продолжения.
– Так вот, в тот момент ты был одним из звеньев цепи. Мы оба воздействовали на огонь – каждый по-своему. Не восстанови я контроль, ты, резко схлопнув грани, получил бы жестокий удар. Наши волевые импульсы боролись друг с другом, огонь стоял между нами, и ты был частью плетения. Плетущий, пытаясь подавить волю противника, всегда рискует, и ни один из соперников не находится в безопасности. Внезапно остановить процесс – все равно что перерезать веревку воздушного змея и ждать, что он по-прежнему будет послушно реять над твоей головой.