Первая и последняя свобода
Шрифт:
Очень интересно наблюдать, какую необыкновенно сильную роль играют в нашей жизни две эти вещи, знание и вера.Посмотрите, как мы поклоняемся тем, кто обладает огромным знанием и эрудицией! Понимаете ли вы смысл этого? Если вы хотите найти что-то новое, испытать что-то, что не является проекцией вашего воображения, ваш ум должен быть свободен, не так ли? Он должен быть способен видеть что-то новое. К сожалению, каждый раз, как вы видите что-то новое, вы привносите в него всю уже известную вам информацию, всё своё знание, все свои прошлые воспоминания; и, очевидно, вы становитесь неспособны смотреть, неспособны воспринимать ничего, что было бы новым, что не исходило бы от старого. Не прилагайте, пожалуйста, это сразу же к частным случаям. Если я не знаю, как добраться домой, я заблужусь; если я не умею водить машину, мне от неё мало толку. Это совсем другое. Мы не обсуждаем здесь это. Мы обсуждаем знание, которое используется как средство безопасности, психологическое и внутреннее желание быть
Проблема наша в таком случае, как я вижу её, состоит в том, что мы связаны, отягощены верой, знанием; и возможно ли уму освободиться от вчерашнего дня и от вер, которые приоб ретены в процессе вчерашнего дня? Понимаете ли вы вопрос? Возможно ли для меня как личности и для вас как личности, жить в обществе и всё же быть свободным от вер, в которых мы воспитаны? Возможно ли уму быть свободным от всякого знания, от всякого авторитета? Мы читаем разные священные писания, религиозные книги. В них очень тщательно расписано, что делать, что не делать, как достичь цели, какова эта цель и что такое Бог. Все вы знаете это наизусть и следовали этим предписаниям. Вот ваше знание, вот что вы приобрели, вот чему вы научились; и вы следуете по этому пути. То, чему вы следуете, то, что вы ищете, то вы, очевидно, и найдёте. Но реальность ли это? Не проекция ли это вашего собственного знания? То не реальность. Возможно ли осознать это прямо сейчас – не завтра, но сейчас – и сказать: «Я вижу ту истину, что это не реальность», – и отбросить всё это, так чтобы ваш ум не был изуродован процессом воображения, проекции?
Способен ли ум быть свободен от веры? Вы сможете освободиться от веры только тогда, когда поймёте внутреннююприроду причин, заставляющих вас держаться за неё, не только сознательные, но и бессознательные мотивы, которые заставляют вас верить. В конце концов, мы не какие-то поверхностные существа, действующие только на сознательномуровне. Мы сможем проникнуть в более глубокие слои своей сознательной и бессознательной деятельности, если дадимшанс бессознательному уму, ибо он реагирует гораздо быстрее, чем сознательный ум. В то время как ваш сознательный ум спокойно размышляет, слушает и наблюдает, бессознательный ум гораздо более активен, гораздо более чуток и гораздо более восприимчив; он сможет, следовательно, дать ответ. Может ли ум, порабощённый, запуганный, изнасилованный, принужденный верить ум – может ли такой ум освободиться чтобы мыслить? Может ли он взглянуть по-новому и уничтожить процесс изоляции между вами и другим? Не говорите, пожалуйста, что вера объединяет людей. Вовсе не так. Это очевидно. Ни одна организованная религия никогда не делала этого. Взгляните на самих себя в своей собственной стране. Все вы верующие, но разве все вы держитесь вместе? Разве все вы объединены? Вы сами знаете, что нет. Вы разделены на множество мелких маленьких партий, каст; вам известны все эти бесчисленные разделения. Один и тот же процесс происходит во всём мире, на Востоке ли, на Западе ли: христиане уничтожают христиан, убивая друг друга из-за самых ничтожных вещей, загоняя людей в концентрационные лагеря, применяя все ужасы вой ны. Следовательно, вера не объединяет людей. Это так ясно. А если это ясно, и если это истина, и если вы видите её, тодолжно следовать этой истине. Но трудность в том, что большинство из нас не видит этой истины, потому что мы неспособны взглянуть в лицо тому, что не находимся во внутренней безопасности, в лицо внутреннему чувству одиночества. Мы хотим опереться на что-то, будь то государство, будь то каста, будь то национализм, будь то учитель, или Спаситель, или что-нибудь ещё. И когда мы видим ложность всего этого, вот тогда ум способен – хоть ненадолго, хоть на секунду – видеть истину; пусть даже она окажется ему не по силам и он попятится назад. Но хватит и того, чтобы видеть её хоть на время; если вы сможете хотя бы мимолётную секунду видеть истину, это го будет достаточно, ибо тогда вы увидите: происходит нечто необыкновенное. В дело вступает бессознательное, хотя сознательное может и противиться. Эта секунда – лишь миг, она не имеет продолжения; но эта секунда – единственное, что имеет значение, и она принесёт свои плоды, несмотря на всё сопротивление сознательного ума.
Итак, наш вопрос таков: «Возможно ли уму быть свободным от знания и веры?» Разве состав ума – не знание и вера? Разве структура ума состоит не из веры и знания? Вера и знание есть процесс опознания, центр ума. Процесс замыкающий, процесс как сознательный, так и бессознательный. Может ли ум быть свободен от своей собственной структуры? Может ли ум перестать быть? Вот проблема. За умом, как мы знаем, стоит вера, желание, стремление к безопасности, знание и накопление сил. Если, при всём своём могуществе и превосходстве мы не сможем мыслить самостоятельно, мира в мире не бывать. Вы можете сколько угодно говорить о мире, вы можете создавать политические партии, вы можете
Ум, который хочет быть в состоянии вместить новое – будь то истина, будь то Бог или что угодно, – должен, несомненно, перестать накапливать, собирать знание; он должен отбросить прочь всякое знание. Ум, отягощённый знанием, просто не в состоянии понять, что такое реальность – реальность, которая безмерна.
Вся наша жизнь, для большинства из нас, основана на усилии, некоем волении. Мы не в состоянии представить себе действие без воления, без усилия; наша жизнь основана на нём. Наша социальная, экономическая и так называемая духовная жизнь – это ряд усилий, высшей точкой которых всегда является определённый результат. И мы считаем усилие обязательным, необходимым.
Для чего мы делаем усилие? Не для того ли, собственно говоря, чтобы достичь результата, стать кем-то или чем-то, добиться цели? Если мы не будем делать усилие, мы считаем, что загниём. Мы одержимы идеей о цели, к которой постоянно стремимся; и это стремление стало частью нашей жизни. Если мы хотим переделать себя, если мы хотим произвести кардинальные изменения в себе, мы предпринимаем гигантские усилия по искоренению старых привычек, изо всех сил сопротивляемся привычному влиянию окружения. Так, мы используем ряд усилий для того, чтобы найти что-то или достичь чего-то, для того, чтобы жить вообще.
Не является ли всякое такое усилие активностью нашего «само»? Не является ли усилие эго(само)центрической активностью? Если мы совершаем усилие из центра нашего «само», оно неизбежно должно вызывать ещё больший конфликт, ещё большую запутанность, ещё большее страдание. И всё же мы продолжаем делать усилие за усилием. Очень немногие из нас осознают, что эго(само)центрическая активность усилия не проясняет ни одной из наших проблем. Напротив, она увеличивает нашу запутанность и страдание, наше горе. Мы знаем это; и тем не менее продолжаем надеяться как-то вырваться из тис ков эго(само)центрической активности усилия, действия воли.
Думаю, мы поймём смысл жизни, если поймём, что значит делать усилие. Разве счастье приходит благодаря усилию? Пытались ли вы когда-нибудь быть счастливым? Это невозможно, не так ли? Вы боретесь за то, чтобы быть счастливым, а счас тья нет как нет? Радость приходит не путём подавления себя, не путём самоконтроля или потворства себе. Вы можете потворствовать себе, но вас ожидает горечь в конце. Вы можете подавлять или контролировать себя, но за этим всегда скрывается борьба. Следовательно, ни счастье не приходит благодаря усилию, ни радость – благодаря самоконтролю и подавлению себя; и всё же вся наша жизнь – ряд подавлений самих себя, ряд контролей над собой, ряд достойных сожаления потворств самим себе. К этому прибавляется постоянное преодоление, постоянная борьба со своими страстями, своей жадностью и глупостью. Не прикладываем ли мы все силы, не боремся ли мы, не делаем ли мы усилия в надежде найти счастье, найти что-то, что даст нам чувство покоя, чувство любви? А разве любовь или понимание приходят путём борьбы? Думаю, очень важно понять, что мы подразумеваем под борьбой, под усилием.
Усилие, не означает ли оно борьбу – борьбу за то, чтобы из менить то, что есть, в то, что не есть, в то, что должно быть или должно стать? И вот мы постоянно боремся за то, чтобы избежать прямо смотреть в лицо тому, что есть, или пытаемся убежать от него, или преобразовать, изменить то, что есть. По-настоящему довольный человек – человек, который понимает то, что есть, придаёт правильное значение тому, что есть. Вот истинное довольство; это озабоченность не владением малым или многим, но – пониманием всего значения того, что есть; а такое понимание может прийти только тогда когда вы признаёте то, что есть, когда вы осознаёте его, а не когда вы пытаетесь преобразовать или изменить его.
Итак, мы видим, что усилие – борьба за преобразование того, что есть, во что-то, что вы хотите, чтобы было. Речь идёт только о психологической борьбе, а не о борьбе с какой-нибудь физической проблемой, наподобие инженерной, не о каком-нибудь открытии или чисто техническом преобразовании. Я говорю только о той борьбе, которая разворачиваетсяв психологическом плане, всегда преобладающем над планом техническим. Вы можете с величайшим тщанием построитьчудесное общество, пользуясь бесчисленными знаниями, которые дала нам в руки наука. Но до тех пор пока не будут поняты психологическая битва и борьба, до тех пор пока не будут преодолены психологические обертоны и подводные течения, структура общества, как бы изумительно ни была построена она, обречена на крах – как это и происходит вновь и вновь.