Первая История про Юлю Первую
Шрифт:
– Ну да, потому и никудышний. Две его головы (одну зовут Пом, а другую - Дор) все время ссорятся, кто что должен делать. Поэтому ничему путному научиться он и не может. Вот сегодня - четный или нечетный?
– Кто?
– опять поразилась Юля.
– День! Какой день сегодня?
– тоже удивился ее непонятливости дядя Пихто.
– Ну, неважно. Так вот, если четный - то его зовут сегодня Пом-и-Дор, а если нечетный - то Дор-и-Пом, чтобы ни одной голове обидно не было. И вот этот самый Пом-и-Дор (или Дор-и-Пом) никак не может сам с собой договориться, что он будет теперь делать. И потому сидит он обычно в башне замка у окна и считает
– Ух-ты!
– ахнула Юля.
– Мне бы теперь хоть за половинку поесть. А что они, то есть он, ну, они за ужином едят?
– А вот небось всех, кого подсчитают за день, того и едят!
– каркнул мрачно дядя Пихто, переступая с ноги на ногу.
– Вот нас и пометили для этого.
– Так он что - вороноед?
– упавшим голосом протянула Юля.
– Ну, вообще-то он еще и мух ртом ловит, - попробовал утешить ее дядя Пихто. Но Юля грустно смотрела на черный номер на своем животе и ничего не ответила. Перья на ее хвосте печально повисли, клюв поник. В какую неприятную историю она попала! Это было даже хуже, чем забыть сделать домашнее задание или оставить дома прописи, или посадить в тетради кляксу... Стоп! И Юля даже подпрыгнула от неожиданной спасительной мысли. Клякса!
– Дядя Пихто, а где тут есть грязь? Настоящая грязь? спросила она повеселевшим голосом.
– Грязь? Зачем тебе грязь?
– удивился тот. Юля вместо ответа показала клювом на жирные цифры на них обоих. Дядя Пихто все понял и тоже просветлел.
– Летим в грязь!
– радостно закричал он, и они прыгнули с сука вниз, не забыв при этом раскрыть крылья.
– Летим в город, - повернув к Юле клюв, каркнул дядя Пихто, - там всегда грязь найти можно!
Они летели по лощине между двух склонов, спускаясь все ниже и ниже, поворачивая вместе с ней то направо, то налево. Наконец, после очередного поворота, перед ними открылся вид на город. Белые домики с красными черепичными крышами стояли вокруг высокого холма, на вершине которого громоздился большой старинный замок. Стены замка как бы вырастали из скал, составляющих верхнюю половину холма. Нижняя, лесистая половина холма словно раздвигала дома и улицы города, вынырнув посередине его из-под земли. Юля и дядя Пихто подлетали уже к окраинам, и в это время часы на высокой башне у рыночной площади пробили полдень. Густой звон колокола, отдуданивавшего свои двенадцать раз, входил в них через клюв, проходил по телу и покидал их на кончике хвоста, оставляя после себя на спине приятное шевеление мурашек.
И одновременно с последним ударом колокола откуда-то снизу раздалось громкое "Каррр!" - и большой дуб вспух прямо на глазах черно-серым облаком. Это поднялась с него туча воронья и, вытягиваясь в хищную дугу, устремилась прямо на Юлю и дядю Пихто. Бежать было поздно.
15. Воронье
Воронье окружило Юлю и дядю Пихто плотным черно-се\-рым кольцом, и это кольцо неумолимо сжималось вокруг двух наших белых ворон.
– Что делать будем?
– спросил сам себя дядя Пихто и тут же скомандовал: - Спиной к спине!
– А крылья куда?
– удивилась Юля, но все-таки крутанулась спиной к своему спутнику и растопырила вслед за ним свои когтистые лапы навстречу сжимавшемуся кольцу.
Висеть в воздухе на одном месте было совсем не просто. Юля подивилась, как только это удается мухам и колибри. Но делать было больше
– Вы зачем белые? Вы - кто?
У Юли как-то само-собой вырвалось:
– А мы - негативные...
– Что-о-о??
– от неожиданности вороний вожак (а это был, несомненно, вожак всей стаи) чуть не упал.
– Какие такие... генативные?
– Темнота!
– радостно закричал дядя Пихто.
– Ни разу не фотографировался!
– Почему же ни разу?
– тут же надулся от важности вожак.
– А для паспорта?
– Так вот мы - недофотографированные!
– заорал опять дядя Пихто.
– Снять-то нас сняли, да еще не отпечатали. Вот потому у нас все черное - белое, а все белое - черное!
– Заклюем!!!
– заревело вдруг воронье вокруг и придвинулось еще ближе.
– Ужо я их сейчас пропечатаю!
– каркнуло где-то совсем рядом. И только взмахи острых как бритва когтей окруженных белых ворон остановили воронье. Оно снова закружилось нескончаемым хороводом вокруг наших героев.
– Как это - не отпечатали?
– неожиданно заинтересовался вожак.
– Ворона - не газета ведь, чтоб ее печатали!
– Не газета! Не газета!
– закаркало снова вокруг воронье, но уже не так свирепо и не надвигаясь более на Юлю и дядю Пихто. Видимо, многие вороны вообще не знали, что такое газета. Но им было приятно поучаствовать в таком умном разговоре вместе со своим вожаком.
– Ну не газета... А я вот зато была в газете!
– выпалила не очень впопад Юля. Она действительно была на фотографии их маленького оркестрика, выступавшего на своем первом концерте в музыкальной школе. Эта фотография действительно была напечатана в газете, и экземпляр этой газеты лежал теперь в большой комнате в шкафу.
– Ага!
– обрадовался сообразительный вожак.
– Так значит тебя-то уже отпечатали! А ты все равно белая!
– Заклюем!
– взревело тут же воронье.
– Вот и нет, вот и нет!
– быстро-быстро закаркал дядя Пихто.
– Это вот она тут в негативе и осталась белая, а в газете она - черная!
Надо сказать, что тут он был отчасти прав. Юля действительно получилась на фотографии темноватой (она стояла там на фоне светлого окна). Впрочем - ты ведь, быть может, и сам уже замечал - что ни скажи, а почти всегда в словах будет отчасти правда.
– Подумаешь, умный какой, - ответил на это вожак, - мы тут и правда университетов всяких там не заканчивали. Мы народ простой, темный... Зато мы - как все! Газеты их, видишь ли, печатают! Болтовня. Чем докажешь, что вы негативные?
– А вот мы сейчас отпечатаемся!
– уже задиристо откаркнул дядя Пихто.
– Тогда увидишь! Юля, за мной!
И он, сложив крылья, рухнул вниз. Юля с упавшим сердцем ринулась за ним. Быстро спустившись почти до самой земли, они притормозили крыльями и влетели друг за другом в жидкую черную грязь, заполнявшую большую канаву у дороги на въезде в город. Барахтаясь вслед за дядей Пихто в пахучей жиже и стараясь вымазаться получше, Юля подумала, что какой же дядя Пихто оказался тут сообразительный и ловкий! Ах, если бы он только еще сообразил, где и чем им покормиться (искать листья одуванчика ей по-прежнему не хотелось).