Первая кровь
Шрифт:
— Да, всё верно, — ответил я.
У меня опять пробежал холодок внизу живота, но я буквально приказал себе не пускаться в оправдания. Мои навыки — это мои навыки. И раскрывать, где я их получил, я не собирался.
— Это всё, что ты хочешь сказать?
— А что тут скажешь? — огрызнулся я. — Я не знаю, в какое время ехали вы, но, думаю, это было в будний день и после работы. А это самое нагруженное время на улицах Москвы. Мы же крутились вечером в субботу, по пустым улицам. Вон, Виталий подтвердит, что по Ленинградке мы вообще одни катились.
Это было не совсем так, но «Яндекс» поставил бы тогдашней дорожной обстановке твердый ноль.
— Всё так, — чуть смягчился Михаил
Я потупил глаза. Скромность — она украшает.
— Я же сказал — если бы не экзамены в институт, права у меня были бы. Но не сложилось. Так что ездить я умею и Москву знаю неплохо.
Не совсем эту Москву, конечно, но этого старику знать не следует.
— М-да, проблема… — Михаил Сергеевич побарабанил пальцами по столу, а потом резко допил то, что у него ещё плескалось в рюмке. — Так, молодежь, простите меня, я вас оставлю ненадолго.
Он встал и вышел из гостиной.
Алла посмотрела на меня, я посмотрел на неё. Её глаза поблескивали, и я, честно говоря, опасался, что она переберет с вином — виноделы Грузии были очень коварны, — и мне придется её тащить обратно на Новоалексеевскую, к бабуле, которая может и не оценить мою заботу о её любимой внучке. Или наоборот, оценить слишком высоко.
— Что? — спросил я — просто для того, чтобы нарушить неловкое молчание.
— Да ничего, — она мотнула головой и приложилась к своему бокалу. — Просто забавно всё получилось. Несколько часов назад я прямо вся не своя была, когда тебя ждала с занятий… всё думала, как бы лучше тебя зазвать к бабуле и случайно не наобещать лишнего. И вот мы уже сидим тут, у этого твоего…
— …Михаила Сергеевича, — подсказал я. — И он не мой.
— …у Михаила Сергеевича, и обсуждаем, как лучше перегнать машину от покупателя к продавцу. И меня такое чувство, что мы с тобой знакомы лет пять минимум. А у тебя?
— Что у меня?
— У тебя нет такого чувства?
— Не знаю, — я отхлебнул остывший чай и сделал себе бутерброд с салом, чтобы выиграть немного времени. — Вроде что-то такое есть, но если я начинаю об этом задумываться, то понимаю, что мы знакомы чуть больше недели. Хотя знакомство наше вышло странным.
— Это ты хорошее слово подобрал — странное знакомство…
— Наворковались, голубки?
Михаил Сергеевич появился в гостиной как-то резко — впрочем, я совсем не следил за перемещениями хозяев дома. Не исключено, что к нам заглядывал и Виталик, но тот не решился нас беспокоить. К тому же сало было очень вкусным — в меру соленым, нежным и с прожилками мяса. Шкурка, кстати, отсутствовала.
— Да мы…
Я тронул Аллу за руку, прерывая её возмущение.
— У вас вкусное сало, — похвалил я. — Сами делали?
Старику, похоже, мои слова пришлись по душе.
— Ну что ты, — отмахнулся он, — где мне. Знакомые привезли, из Киева. У них там много видов можно приобрести, если нужные места знать. Мне копченое нравится, но оно, увы, уже закончилось. А ты не стесняйся, ешь. Виталий от него нос воротит, а мне всю эту прорву не осилить.
«Можете нам с собой завернуть», — ехидно подумал я.
Михаил Сергеевич всё больше выглядел очень непростым товарищем. Он и жил в непростом месте, и знакомые везли ему снедь со всего Союза. Не удивлюсь, если уже в июле на столе обнаружились бы астраханские арбузы и дыни из Средней Азии. А рыбу для его стола, наверное, сразу после вылова передают летчикам почтового ведомства для скорейшей доставки. Я уже не был уверен, что старик относился к каким-то тайным спецслужбам. А вот советская мафия, которую чуть позже популяризуют под названием воров в законе, могла хорошо подойти ему в качестве, так сказать, места работы. Но о таком варианте
— Я тут поговорил с одним своим знакомым, — сказал Михаил Сергеевич. — Он помогал Виталию с правами, но этот блин, как ты понимаешь, вышел комом. Но с тобой, думаю, этого не произойдет — мы просто зафиксируем истинное положение вещей.
«Ого».
— Да, он пообещал поспособствовать, — продолжил старик. — И у всех будет то, к чему они стремятся. Ты поможешь мне перегнать машину покупателю, покупатель будет доволен, что его покупка доставлена в целости и сохранности, а ты будешь избавлен от необходимости летом, на каникулах, тратить время на какие-то экзамены.
Было видно, что он очень горд собой. Вернее, тем, что смог всё организовать буквально с одного звонка.
— А куда ехать-то надо? — вдруг вмешалась в наш разговор Алла.
Я мысленно поблагодарил её — самому мне застила глаза и мозги возможность на халяву получить права и ещё раз оказаться за рулем автомобиля.
— А я не сказал? Простите старика! Память уже ни к черту… В Анапу, адрес я позже скажу.
«В Анапу?»
— В Анапу? — Алле снова удалось опередить меня.
— Да, там хороший пляж, жаль, на майские будет ещё холодно купаться. Но позагорать на южном солнце ты сможешь, — Михаил Сергеевич победно глянул на меня.
В его представлении он меня переиграл и уничтожил. Я уже не мог отказаться — не после того, как неведомый знакомый старика пообещал помочь с моими правами. Ну а возможность оказаться в Анапе, по его мнению, видимо, была таким приятным бонусом, на которое должен был клюнуть любой обитатель одной шестой суши. Я же не торопился прыгать от счастья, хотя видел загоревшиеся глаза Аллы — правда, я не мог понять, каким образом это предложение касалось её.
Дело в том, что данная поездка очень сильно совпадала с моими собственными планами. Я уже выяснил в библиотеке почти всё, что собирался — вернее, не выяснил ничего, но считал, что и отрицательный результат является результатом. И передо мной в полный рост встал вопрос — что делать дальше? Сидеть в душном зале Ленинки до победного, пока в одной из газет не найду нужный ответ? Я мог просидеть до морковкиного заговения и ничего не дождаться. Напрячь свою память и попробовать восстановить хронологию событий вплоть до распада Советского Союза, чтобы понять критические точки и способы их ликвидации? Я уже пытался задействовать свой межушный ганглий и ничего не родил; к тому же я не был уверен, что сохранение СССР в моих интересах, а это было серьезным демотивирующим фактором.
Ещё у меня была память о катастрофе в Чернобыле — но для её предотвращения нужно было каким-то образом выйти на тех, кто способен принимать соответствующие решения и в состоянии добиться их выполнения. Были воспоминания о Спитаке — но если я сейчас напишу первому секретарю Армении о том, что его подчиненные воруют и не выполняют строительные нормы для сейсмоопасных районов, меня, скорее всего, ждет визит серьезных мужчин из бывшего ведомства товарища Андропова. И спрашивать они будут не о том, из каких материалов и по каким проектам строили дома в армянском городке, а о том, кто надоумил меня клеветать на настоящих коммунистов и примкнувших к ним беспартийных товарищей. То же самое касалось любой другой катастрофы этого времени, про которую я мог сказать хотя бы пару слов — вроде какой-то «Нахимов» когда-то затонул, где-то два поезда взорвались, ещё что-то было… Для меня-нынешнего всё это было очень давно и поросло настоящим быльем. Я не мог бы вспомнить подробности всего этого смутного времени, даже если бы меня пытали на дыбе.