Первая Мировая война
Шрифт:
Обстоятельства великой битвы побудили великого князя Николая Николаевича просить западных союзников возобновить наступление во Фландрии, чтобы ослабить давление немцев на Россию. 10 марта солдаты британского экспедиционного корпуса начали наступление в тридцати километрах от Ипра в Артуа, близ деревни Нёв-Шапель. Артподготовка началась в семь часов утра и застала немцев врасплох. Части Первой британской армии волнами пошли вперед. Проволока перерезана, немцы в панике. Немцы действовали, что характерно, по-немецки, по инструкции. Согласно предписанию Фалькенгайна от 25 января, в случае прорыва следовало твердо держать фланги, а резервам предписывалось заполнить образовавшуюся брешь, что немцы хладнокровно и сделали. К десяти часам утра доблестные британские войска стояли по
К полудню немцы укрепили фланги прорыва, а к вечеру они начали наращивать свои резервы. Через день Шестая баварская дивизия (в рядах которой служил рядовой Адольф Гитлер) бросилась закрывать брешь. Все дело кончилось потерей 11,7 тысяч англичан и 8,6 тыс. немцев{281}. Несмотря на потери, доблестные британцы считали Нёв-Шапель своим успехом - эта операция восстановила их престиж в жестокой борьбе на выживание.
Соглашение о Босфоре
Председатель Государственной Думы М. В. Родзянко начал парламентские дебаты 9 февраля 1915 г. предсказанием, что русская армия "с крестом на груди и в сердце мудро воспользуется наследием царей и откроет России путь к решению исторической задачи утверждения на берегах Черного моря".
Ставилась задача укрепления русских позиций и на севере Балкан. Вожди основных политических партий России видели в выходе к Средиземноморью закрепление европейских позиций России. Лидер конституционных демократов Милюков восславил союз с Британией и Францией - "двумя наиболее развитыми демократиями современного человечества". Будущий премьер Львов говорил о важности освободиться от "культурных и некультурных варваров" - немцев и турок. Октябрист Шидловский определил войну как столкновение двух мировоззрений, в котором русская армия воюет против идеологии "раздела мира на господ и рабов".
Комментируя дебаты в русской Думе, британский министр вооружений Ллойд Джордж 2 марта 1915 г. назвал Россию мирной нацией в отличие от милитаристской Германии. В "строю Запада" англичане в целом были более благосклонны к русским планам, чем французы. Министр иностранных дел Делькассе не считал безусловным благом закрепление России на азиатской стороне проливов, он склонялся к их нейтрализации. Ощутив "холодность" французов в этом вопросе, Сазонов 15 марта 1915 г. попросил Палеолога передать своему правительству, что, если России не будут гарантированы проливы, он уйдет в отставку. Он просил передать, что к власти может прийти такой русский деятель, который постарается восстановить Союз трех императоров.
Это была серьезная угроза - Сазонов знал, сколь велик его престиж на Западе. И все же понадобилось тридцать семь дней переговоров, прежде чем Запад гарантировал России Константинополь. Со своей стороны, Британия получила зону влияния в Персии, в Греции и Малой Азии, а Франция утвердила за собой Киликию, Сирию и Палестину. Помимо желания стимулировать русских, существовали по меньшей мере два объяснения согласия Запада на просьбу России. Первое - Париж желал тем самым обезопасить Запад от возникновения у России своих интересов собственно на Балканах, что нарушало, по мнению французов, континентальный баланс сил. Второе - Лондон полагал, что нужно предоставить русским Константинополь и проливы для отвлечения их от Южной Персии, от выхода к Персидскому заливу.
Думающие русские неизбежно должны были задать себе вопрос: как Россия, ее далекое от эффективности правительство, с трудом прокладывающее дорогу прогрессу на необъятных просторах империи, собирается распорядиться одновременно и с новой отдаленной провинцией Турции, и с мусульманским центром, каковым являлся Стамбул? Не слишком ли много новых проблем для перегруженного российского корабля? На фоне отступления, которое производило
Царь указал, пишет в воспоминаниях Бьюкенен, что после всех жертв, понесенных его народом, он "должен без промедления узнать у своих союзников, дают ли они определенное согласие на включение Константинополя в состав Российской империи в случае победы".
В свою очередь Николай заверил западных послов, что они могут полагаться на Россию в отношении решения проблем, которые встанут перед ними после войны. Франция и Англия получали своего рода карт-бланш. В частности, Палеологу император указал, что желает видеть Францию вышедшей из войны максимально укрепившейся. Он заранее соглашался со всеми французскими пожеланиями. (Подразумевался прежде всего контроль над частями Оттоманской империи - Сирией, Киликией, Палестиной).
Через пять дней, согласно телеграмме, которую Палеолог получил от министра иностранных дел Делькассе, русское правительство было уведомлено о том, что вопрос о проливах должен быть решен сообразно желанию России. Солидарность проявила и Британия. Для нее это был непростой выбор. Черчилль предлагал лишь "выразить симпатию" русским пожеланиям и пока этим ограничиться. Противники передачи Константинополя, скажем, Бонар Лоу, стояли на той точке зрения, что "если Россия будет иметь все, что она желает, результатом явится отчуждение Италии и балканских государств". Грей ответил, что Британия не может далее игнорировать этот вопрос: Россия, прилагая огромные военные усилия, желает знать мнение союзников. Возникает угроза непоправимой ошибки. Если английское правительство не поддержит пожелания России, то этим может воспользоваться Германия, стремящаяся к сепаратному миру с Россией. Сэр Эдвард Грей смотрел слишком далеко в будущее, а на текущем этапе мировой войны он поддержал требование России в отношении проливов: "Абсурдно, что такая гигантская империя, как Россия, обречена иметь порты, перекрываемые льдами на протяжении значительной части года, или такие порты, как на Черном море, которые закрыты в случае любой войны".
В конечном счете Бальфур и Холдейн поддержали Грея. Британский кабинет пришел к мнению, что требование России получить проливы следует удовлетворить. В свою очередь Британия сможет потребовать другие части Оттоманской империи (премьер Асквит: "Мы и Франция взамен должны получить значительную часть всего каркаса Турецкой империи"). Ллойд Джордж изменил первоначальному скептицизму и довольно уверенно поддержал Россию: "Русские настолько стремятся овладеть Константинополем, что будут щедры в отношении уступок во всех прочих местах".
Все помнили, что в 1854 г. Британия ради предотвращения захвата Россией Константинополя высадила в Крыму армию. В 1878 г. британский флот вошел в Дарданеллы, чтобы предотвратить русское вторжение в турецкую столицу. И вот теперь, когда британские войска, высаживаясь в Галлиполи, пытались закрепиться в Дарданеллах, Лондон согласился с выходом России к проливам.
Тогда Запад не знал, в какой мере Петроград исполнен решимости овладеть проливами. Как сейчас ясно, некоторые русские дипломаты ради достижения этой цели готовы были едва ли не переменить союзническую коалицию. Так, князь Трубецкой, русский посол в Сербии, писал Сазонову 9 марта 1915 г.: "Проливы должны принадлежать нам. Если мы сможем получить их от Франции и Британии, борясь с Германией, тем лучше; если нет, будет лучше получить их в союзе с Германией против всех остальных. Если мы потерпим поражение в этом вопросе, вся Россия спросит нас: за что наши братья проливают кровь?"