Первая Мировая война
Шрифт:
Генерал Сект убедил Фалькенгайна перейти Сан у Ярослава{293}. Германские дивизии подошли к Варшаве. Чтобы эвакуировать военные припасы из Варшавы, требовалось более двух тысяч поездов{294}, которых у России, естественно, не было. Британский представитель при Третьей русской армии сообщил в Лондон: "Эта армия ныне представляет собой безвредную толпу"{295}.
Русская армия потеряла 3000 орудий. Поток пленных, плетущихся в Германию, достиг 325 тысяч.
Обнадеживающие сведения шли только с Апеннин - здесь Италия 23 мая объявила войну Центральным державам. Но вооруженная старыми ружьями неопытная итальянская армия едва продвинулась на австрийскую территорию. Итальянцы не сумели отвлечь значительные австрийские силы и ослабить агонию Третьей русской армии. А сербская армия, спешащая захватить Албанию до прихода итальянцев, также ослабила давление
В июне шестидневным броском Макензен вывел свои войска ко Львову. Великий князь Николай Николаевич доложил царю, что две трети войск Иванова уничтожены. В отчаянной обстановке генерал Иванов, когда-то бывший воспитателем императора Николая II, пособивший царю в получении Георгиевского креста (для этого царю нужно было участвовать непосредственно в бою), попросил об отставке. Алексеев взял на себя командование войсками в Северной Галиции. Запас снарядов на одно орудие сократился до 240, войска были измотаны тяжелыми боями, все их помыслы были направлены уже не на Сан, а на Днестр. Янушкевич просил военного министра об одном: "Дайте нам патронов". А Сухомлинов говорил о недостаче талантливых людей в военном производстве{296}.
Вопрос о вооружении русской армии приобрел критическую значимость. Если бы Россия между августом 1914 и концом 1917 г. мобилизовала такую же долю своего населения, как Франция за то же время, то ее армия составила бы 60 миллионов человек, но встает вопрос: как вооружить такую армию? В результате Россия не смогла вооружить и четверть указанного количества{297}. Ее производство росло - с 450 тысяч снарядов в начале 1915 года до более чем миллиона в сентябре{298}. Но этого еще было недостаточно, в высшей степени препятствовала неэффективность системы коммуникаций. Процитируем и мнение английского историка о военной помощи западных союзников: "Нечестность и авантюризм иностранных бизнесменов разрушили веру русского народа в иностранных капиталистов. В Петрограде, в отталкивающей атмосфере ожидания обогащения, один за другим паразиты въезжали в отель "Астория". Кризис с военным оборудованием и боеприпасами длился до тех пор, пока русские не оказались способными обеспечить себя сами"{299}.
Немцы же развернули грандиозные силы. Летом 1915 г. на Восточном фронте было вдвое больше германских и австрийских дивизий, чем на Западном фронте. (К сожалению, Запад не полностью воспользовался представившейся возможностью - стратегической переориентацией центральных держав). Россия призвала в ряды своей армии к лету 1915 г. десять миллионов человек, и германское наступление захлебнулось кровью русских солдат. Потери по двести тысяч человек в месяц - таков страшный счет 1915 г., счет, к сожалению, не оплаченный Западом. И все же возрождаемое русское военное искусство сказалось в том, что отступающая армия была спасена Немцам, при всех их огромных успехах, так и не удалось добиться главного - окружить русскую армию.
Ставка санкционировала эвакуацию Львова. 22 июня Вторая австро-венгерская армия вошла в город. Эта шестинедельная операция была одним из самых больших успехов немцев и австрийцев за всю войну. Ударный кулак из восьми германских дивизий, потеряв 90 тысяч своего состава, взял в плен 240 тысяч русских воинов{300}.
Страшный для России 1915 год продолжал свое течение. На протяжении его страна потеряла миллион солдат и офицеров только пленными. Началась подлинная деморализация русской армии, разобщение офицерского и рядового состава. На военной конференции в Холме было решено строить бараки в небольших городах - расквартированные в крупных промышленных центрах части быстро становились жертвою агитаторов. Ощутим был коллапс прежней армейской структуры. 40 тысяч офицеров 1914 года были, в основном, выбиты из строя. Офицерские школы выпускали 35 тысяч офицеров в год. На 3 тысячи солдат теперь приходились 10-15 офицеров, и их опыт и квалификация желали лучшего. 162 тренировочных батальона за шесть недель подготавливали младший офицерский состав. Увы, на протяжении 1915 года разрыв между офицерской кастой и рядовыми значительно расширился. Капитан русской армии пишет осенью 1915 года: "Офицеры потеряли веру в своих людей"{301}. Офицеры часто были поражены степенью невежества своих солдат. Россия вступила в войну задолго до массовой культурности. Часть офицеров ожесточились чрезвычайно, не останавливаясь перед самыми тяжелыми наказаниями.
Заметим, что немцы рекрутировали 86 процентов постоянного персонала армии из горожан, из квалифицированных рабочих, образованных
Завершение драмы
В середине апреля 1915 года Людендорф получил свободу делать все, что может отвлечь русские силы из Галиции{303}. Его внимание сразу оказалось обращенным к Курляндии с прицелом на Ригу. Русские здесь излишне полагались на крепость Ковно, хотя опыт войны уже развенчал миф о значимости хорошо укрепленных крепостей. Верили они и в страх немцев перед курляндским бездорожьем. Здесь немцы начали формировать армию "Неман". Алексеев думал, что с немецкой стороны это чистая потеря сил и времени - продвижение вперед не обещало здесь немцам ничего, кроме пустынных мрачных низин. Но под угрозой оказалась Рига, и ставка послала в Курляндию в начале июня девять пехотных и девять кавалерийских дивизий против тринадцати дивизий немцев. Немцы затаились.
На совещании русского командования в Холме 17 июня все внимание русских генералов было сосредоточено на Галиции, а не на холодных просторах Севера. К тому же считалось, что у Алексеева достаточно сил: 43 пехотные и тринадцать кавалерийских дивизий (из общего числа 116 пехотных и 35 кавалерийских дивизий на всем Восточном фронте). Тогда впервые прозвучали голоса о целесообразности оставления польского выступа в целом, чтобы сократить линию фронта и укрепить оборону. Но претензии на Босфор не позволяли пойти этим путем на виду у всех союзников. К тому же крепости Русской Польши считались еще бесценными.
Все эти великие крепости - Иван-город, Новогеоргиевск, Ковно, Гродно, Осовец, Брест, - построенные в предшествующую эпоху, потеряли свое значение в век мобильности. Возможно, Иван-город и Осовец весной-летом 1915 года и сыграли позитивную роль, но уже становилось ясным, что все эти грандиозные крепости являются ненужной и дорогостоящей роскошью. Первое: они сковывают слишком много собственных войск. Второе: они представляют слишком хорошую цель для тяжелой артиллерии. Это русским в горах было тяжело подвести осадные орудия к австрийскому Перемышлю, а немцам не составляло особого труда подвести свои сверхмощные орудия к расположенным на равнинах крепостям типа грандиозного Новогеоргиевска. Крепостные пушки иногда превосходно стреляли (скажем, из Осовца{304}), но эта дуэль ничего не решала. В то же время в великой крепости Новогеоргиевске, считавшейся ключом к Варшаве, было 1680 пушек с миллионом снарядов. В целом в крупных крепостях были сосредоточены 5200 старых орудий и 3148 новых орудий плюс 880 тяжелых пушек{305}. Но опыт Льежа, Намюра, Мобежа и Антверпена должен был внести сомнения в представления о ценности огромных крепостей в текущей войне.
Третьего июня 1915 г. состоялась имперская военная конференция немцев в замке Плесе с участием кайзера, Фалькенгайна, Гинденбурга, Людендорфа, Гофмана, Макензена, Конрада. Обозревалась вся военная обстановка. Аппетит восточного командования немцев рос пропорционально их успехам. Людендорф и Гинденбург требовали продолжения давления на Востоке, Фалькенгайн настаивал на решении на Западе. Макензен получил командование над несколькими австрийскими армиями. Но главным было оглашение амбициозных планов Гинденбурга и Людендорфа: окружить врага между Ковно и Гродно, прервать жизненно важную для русских железную дорогу между Вильно и Петроградом. Людендорф потребовал от Фалькенгайна и Вильгельма Второго крупных подкреплений, которые позволили бы германским войскам рвануться вдоль балтийского побережья и окончательно решить судьбу войны. 30 июня Людендорф снова попытался пробить идею отрезать отступающие вглубь своей территории русские войска. Затем повернуть на юг и, замыкая кольцо у Брест-Литовска и Припятских болот, уничтожить все основные боевые соединения противника.
В июле Фалькенгайн решил нанести по выступу Русской Польши удар с севера и юга. Он отставил идеи похода против Сербии для расчистки пути к Турции, хотя внутренне всегда был скептичен в отношении побед на восточном фронте: они мало что решали, Россия была огромна. "Русские могут отступать в огромную глубину своей страны, и мы не можем преследовать их бесконечно"{306}.
Фалькенгайн не верил, что Германия может выиграть войну на четырех или пяти фронтах и он предпринял попытки наладить сепаратный контакт с Россией, пользуясь посредничеством датчанина Андерсена. "И он и Конрад хотели построить "золотые мосты" к России, - без сомнения, через пролив Золотой Рог - их стратегия была построена на том, чтобы убедить русских в непобедимости Германии; в противном случае Германия могла попытаться нанести России полное поражение"{307}.