Первая Русская национальная армия против СССР. Война и политика

Хольмстон-Смысловский Борис

Западная политика топчется в передней Тито. Спорит о линии обороны Рейна или Пиренеев. Старается верить, что в скором времени возродится великая французская армия. Сегодня она имеет готовых 5 дивизий и обещает к 1954 году — 20, хотя сами французы знают, что в будущем году будут иметь только 3 боеспособных дивизии. Швеция борется за свой нейтралитет. Старая Европа докатилась до такого позорного, что сейчас самой сильной европейской армией считается швейцарская милиция, и в руках победоносного американского генерала, если нс считать чисто англосаксонских войск, находится только 12 дивизий и 4 дивизии «сомнительного качества» побежденной Италии.

Из пустого ничего нс нальешь, а потому вполне понятно, что в главной

квартире генерала Эйзенхауэра поговаривают об обороне Нормандского полуострова, как о базе для будущих контрнаступательных развертываний.

Англия, боясь усовершенствованного Фау-2, пока что везет стратегическое сырье в порты противника. Это отчасти понятно, если принять во внимание, что в Лондоне сосредоточено 25 процентов всего населения острова, почти вся торговля и весь правительственный аппарат огромной морской империи.

Три года тому назад в статье «В мировом огне» я писал о военно-политической ситуации и о предполагаемом военно-политическом продвижении СССР, о том, что Советы ограничатся в Европе военно-политической подрывной работой. Что главный удар пойдет в направлении Дальнего Востока, и что зажжется пожар на Ближнем Востоке. Я писал: «СССР займет Китай и Тйбет, начнет партизанскую войну в Индокитае и будет сильно нажимать на Корею и Персию. Цель — Индия. Удары будут наноситься массой китайской пехоты, поддержанной монгольской конницей и под командой красных, интернациональных военных инструкторов». Прошло три года, и события точно развернулись по Хольмстону.

Однако есть и утешительные данные. Линия Мажино в принципе не восстанавливается — это значит, что западная военная мысль отказывается от пассивной обороны. Совершенно правильно, ибо ею еще никто и никогда никакой войны не выиграл.

На основании последнего корейского опыта на Западе принимается доктрина, что количество надо уравновешивать качеством огня, который является сегодня решающим фактором на полях сражений. Маневр, то есть быстрота передвижений, эластичность, решение полководца, перевес в технике, а в особенности преобладание в воздухе — вот те тезисы, на которых строится оператика американского главного командования. Наконец-то генералы отдохнули и начинают возвращаться к лучшим традициям войн. Генерал Паттон говорил, что на войне всегда больше усталых генералов, чем дивизий. Современная тактика как никогда требует сочетания быстрого и решительного маневра, смелости со стороны полководца в использовании создающегося положения, а потом железного упорства в достижении поставленной цели. Смотри войну генерала Макартура в Корее. Сейчас эта война, потеряв всякий смысл, превратилась в военный фарс топтания на месте, под аккомпанемент китайской музыки мирных переговоров.

Запад не может позволить себе вести войну «большой кровью». Вот почему западные армии учатся маневрировать огнем, стараясь выносить его на фланги противника, ибо, как показал опыт Второй мировой, фланговый огонь в три раза действеннее фронтового. Новая дисциплина должна войти в тело и кровь солдата. Она должна быть выше всех его нервов и страха, так как фланговый огневой марш требует стальной выдержки и глубокой учебы. Нельзя забывать, что обходящий всегда будет обойденным. Здесь очень важен личный пример командного состава, в особенности в первое время, пока войска не взяты в руки. Потом, с первыми победами, явится вера в самих себя и в своего полководца.

Американским главным командованием совершенно правильно понято, что для проведения глубоких стратегических операций и поддержки танковых, огневой — атомной подготовки, необходимо иметь полное стратегическое и тактическое господство в воздухе. Над созданием будущей стратегической и тактической крыши и проводится сейчас грандиозная работа. Только имея непроницаемую «воздушную крышу», можно думать о глубоких, активных оперативных, наземно-танковых

операциях. Армия должна воспитываться в этом сугубо наступательном духе. Думать о пассивной обороне и зарываться в бетон при вероятном дивизионном соотношении один к пяти, даже при решительном перевесе в огневой технике, является оперативным самоубийством. Последний опыт показал, что даже на строго пассивных участках фронта, если нет возможности наступать, то надо наступление демонстрировать. Стоять на месте — это значит идти прямой дорогой в «котел», под давлением с фронта и фланга наступающей пехотно-танковой массы, а в тылу — выброшенных партизанских и парашютных десантов.

В эпоху координации действий классической стратегии с действиями стратегии малой войны единственный выход в обороне — это искать не статики на полях сражений, а динамичноактивного, подвижного равновесия. При обеспеченной стратегической воздушной крыше и при поддержке тактического воздушного флота, при сильно подвижных наземных огневых средствах, даже при очень тяжелом не в свою пользу численном соотношении дивизий, высококвалифицированное командование всегда сможет не выпустить инициативы из своих рук и навязать маневрами свою волю малоподвижным и неповоротливым массам оперирующего противника.

В современной войне чрезвычайно важна психологическая подготовка солдата и его политико-идеологическая обработка. Он должен хорошо понимать не только свой маневр, но и ту политическую цель, которую этот маневр преследует. Солдат должен знать, с кем и почему он воюет. За какие идеалы и цели он идет в огонь.

Сознательный боец, высококвалифицированный и самоотверженный офицер и всесторонне глубоко образованный, решительный генерал — вот ведущие элементы маневренного высокого, насыщенного техникой, современного боя. Времена «а ну, кто враг внутренний», времена серой бессознательной, безымянной солдатской массы миновали бесповоротно.

Полководец должен помнить великую военную истину, что одно — это оперативный математический расчет, а другое — стратегическая интуиция. Он должен работать над собой, учась первому и вырабатывая в себе другое.

Под влиянием техники изменилась форма боя, но философская сущность войны осталась незыблемой. Разрешая стратегические задачи и выбирая оперативные средства, полководец должен неизменно помнить ту главную политическую цель, которую ему указала его государственная политика. От него требуется не только владение современными военными знаниями, умение оперативно думать, но и глубокое понимание общеполитической обстановки, привычка разбираться и знать, какие влияния на ход его операции могут оказать изменения, протекающие и совершающиеся во время кампании в политике, в технике, в методах психологической войны и в способах ведения малой войны. Он должен точно понимать и знать, на какой коэффициент поправок он может и должен рассчитывать. Эластичность управления, эластичность смелая и решительная, глубоко профессионально и организационно проведенная, должна быть путеводной звездой современного командования. Импровизации и дилетантства надо бояться больше, чем врага. Это они ставят командованию невыполнимые требования и выматывают армию до отказа. «Стратегия невозможностей» Гитлера во время Второй мировой показала, к чему можно привести свою нацию и блестящую армию.

С другой стороны, нельзя слишком увлекаться планировкой и суперорганизацией. Все хорошо в меру. Вера в исключительную силу заранее разработанного плана и боязнь потом внести в него какие-либо изменения, хотя обстановка и требовала бы их, создает то болезненное явление, которое германский вермахт прекрасно охарактеризовал словом «планглаубихкайт» (Planglaubichkeit) — в переводе на русский язык — слепою верою в план. От наполеоновского: сначала завязать бой, а потом посмотреть и действовать, в зависимости от обстановки, — все-таки «кое-что» осталось.