Первая спасательная
Шрифт:
– Матулу?-ужаснулся Станда.
– Этакого силача?
– Он телегу с кирпичами поднимает. Зато Андрее хоть и недоносок, а жена его боится как черта.
– Почему Матула так зол на Андреса?
– вспомнил Станда.
– Никто не знает. Может, запальщик его какнибудь обозвал. Погоди, он Андресу еще подстроит штуку... Потому Матула и вызвался, понимаешь? Из-за Андреса, случая рассчитаться с ним ищет. Например, бревном ненароком придавить... Запальщику нужно глядеть в оба, с Матулой шутки плохи.
– А дома на коленях стоит,-дивился
– Да, брат, с бабами всегда так, - заметил Пепек тоном бывалого человека.
– А почему ты, Пепек, не пошел домой?
– С Анчкой?
– Пепек потянулся и сплюнул.А чего она нюни распустила. От этого человек... в ярмо попадает, - неуверенно сказал он.
– Как начнешь бабу утешать, так и попал к ней в лапы. Только Пепека не поймаешь! Ну, вот и пришли.
Станда остановился.
– Послушай, Фалта... почему ты, собственно, пошел добровольцем?
– Из-за денег, - процедил Пепек.
– Я, брат, старый воробей. За три часа тройная плата - выгодное дельце... Да и пострелята у меня есть, если хочешь знать. От Анчки. Двое, - добавил он нехотя.Что тут станешь делать? Ну пошли, что ли...
XIII
Станда жадно ел, наклоняясь над тарелкой супа.
Какой-то углекоп с "Мурнау", сидевший за соседним столом, так и вертелся на стуле - вот-вот себе шею вывихнет; но Пепек жевал и утолял жажду молча.
– Так вы кристинцы?
– не выдержал в конце концов шахтер с "Мурнау".
– Ага, - бросил Пепек.
– Говорят, у вас несчастье случилось.
– Да, болтали у нас тут что-то такое, - сдержанно ответил Пепек.
– И будто троих засыпало.
– Да ну-у!
– удивился Пепек.- Гляди-ка, Станда, чего только люди не знают!
Шахтер с "Мурнау" слегка обиделся, но опять не вытерпел.
– Крепильщика Рамаса я знаю, он работал у нас на "Мурнау"; говорил я ему - не ходи на "Кристину", сейчас это самая скверная шахта; туда никто и не идет, разве что такие, кого нигде не берут.
Дзинь! Пепек положил вилку.
– А еще что?
Шахтер с "Мурнау" насторожился.
– Я говорю только, что "Кристина" - третьеразрядная шахта. Вот что я говорю.
– Ну конечно, - меланхолично сказал Пепек.
– Не всякая шахта сравнится с "Мурнау". Туда принимают только тех, кто на трубе играет. И добывают там козявок из носу, верно? Потому как угля-то в шахте давно нет.
Тот, что с "Мурнау", всерьез обиделся.
– Вот я и говорю, Малек, - обратился он к трактирщику,- не знаю, как теперь, а прежде всякое несчастье на шахте было общим делом всего бассейна, Спасательные команды с "Кристины", бывало, едут на "Мурнау" или на Рудольфову шахту... А теперь уж и спросить нельзя. А говорят еще - рабочая солидарность! Получите с меня!
Пепек ухмыльнулся ему вслед.
– Да ты не беспокойся, мы тебя на похороны позовем...
– Дудит в трубу, на всех наших похоронах играет. И потому считает, что без него ни одна беда не обойдется; так и вьется вокруг, прикидывает, богатые ли будут похороны, и много ли раз понадобится трубить шахтерский туш... А, вон и Суханек, Здорово, дед.
– Бог в помощь, - с достоинством поздоровался дед Суханек. Он даже надел праздничную шахтерскую фуражку со скрещенными молоточками.
– Пришел выпить за упокой того обушка?
– съязвил Пепек.
Дед расстроился.
– И не поминай лучше. Двадцать пять лет работал, такого не бывало, чтоб я инструмент где забыл.
– Правда?- сказал Пепек.
– Ты ведь раньше на "Мурнау" вкалывал, да? Был тут один, говорил, нашли там нынче ржавый обушок. Будто не меньше двадцати лет пролежал. Теперь все ломают голову, кто бы мог оставить этот обушок.
– Слушай, Пепек!
– взмолился Суханек.- И чего ты ко мне пристал!
Пепек наклонился к огорченному старику.
– Да ведь я ему ничего не сказал, - шепнул он доверительно.
– Еще чего, стану я выбалтывать первому встречному, что у нас на "Кристине" творится! Чтоб над нами вся округа смеялась?
Старый Суханек задумчиво поморгал,
– Говорят, Брзобогатый... еще жив.
– Ну-у?
– Хребет... хребет ему, сказывали, перебило. Теперь пенсию получит.
– Сколько может он получить?
– живо заинтересовался Пепек.
– Чего не знаю, того не скажу. А Колмана в больницу свезли. Сначала будто ничего, даже до дому сам добрел, а потом как пошло его рвать, и в беспамятство впал... С головой, должно быть, что-то.Дед Суханек постучал по столу снизу.
– Надо сказать, со мной пока в шахте ничего такого не бывало, а спускаюсь я уже двадцать пять годков.
– Только вот с обушком нынче беда приключилась, верно?
– подпустил шпильку Пепек.
– Зато ты целых два принес на фуражке.
– И Пепек одним духом, даже не булькнув, втянул в себя кружку пива.Черт возьми, с меня сегодня самое меньшее ведро поту сошло.
– Смотри-ка, - сказал дед, - а я так совсем не потею. Раньше - верно, лет двадцать назад, тоже здорово потел; но тогда в шахтах такой вентиляции, как теперь, не было. Зато и о ревматизме ни у кого из шахтеров не слыхивали. Все потом выходило.
А трактирщиков сколько около нас кормилось, - пустился вспоминать старик.
– Теперь уж давно этого нет. Какое! Вот когда я парнишкой был, умели тогда поддержать шахтерскую честь!
– Хорошо бы Мартинек пришел, - заметил Пепек.
– Поет он здорово!
Дед Суханек задумался.
– Да, певали в то время... постой, как это? "Прощай же, милая моя, пора спускаться в шахту..."
Пепек кивнул:
– И знаешь, зачем? Потому что забыл инструмент в шахте. Вот как было дело.