Первая спасательная
Шрифт:
После этого он присел у обрушенного штрека и прислушался. Конечно, Пепек там. И десятник хмурится как черт, того и гляди укусит.
Теперь Станда обнаруживает некоторый порядок в работе. Мартинек и Матула постепенно приближаются к крейцкопфу, подпорка за подпоркой - вот и ладно, друг, еще тут подпереть бы... Хансен подоидет, посмотрит, удовлетворенно кивнет и идет дальше; то тут, то там он поднимает блестящий чумазый нос к крепи и озабоченно смотрит - не ломаются ли дальше перекладины. Или остановится и настороженно прислушивается. Или опустит контрольную лампочку к полу - нет
Дед Суханек перестал тараторить и усердно разбирает завал; у него кривые, дрожащие ножки, но как много может сделать этот невзрачный человечек!
Адам работает молча, неторопливо, но завалившийся штрек словно расступается перед ним; он уже продвинулся внутрь отверстия и, стоя на коленях, расчищает следующий метр прохода. Андресу, наверно, уже надоело, что и обругать-то некого, и он лезет к Пепеку; сейчас они где-то внутри, сердито ворчат друг на друга, лаются, словно два барсука в одной норе. В остальном здесь даже спокойно - нет ни спешки, ни суматохи; только работают люди так, что ног под собой не чуют. Смотри, вот как борются за человеческую жизнь; никакого геройства, - просто тяжкий труд.
В крейцкопф заглянул крепильщик Мартинек.
– Как делишки?
– благодушно спрашивает он.
– А нам новый лес везут.
Молодой гигант сел на опрокинутую вагонетку, довольно поглаживая широкой ладонью свои голые плечи, и голубыми улыбающимися глазами стал смотреть на незаметную, неторопливую работу Адама.
– Тоже ничего себе работенка, - заметил он через некоторое время.
Из дыры, пятясь, вылезает запальщик Андрее; уже по его заднице видно, что в нем все клокочет от ярости. Едва встав на ноги, он прицепился к Мартинеку.
– Вы что, глазеть сюда пришли?
– рявкнул он.
– Ага, - спокойно отвечает Мартинек, даже не повернув головы.
– Марш на место!
– срывающимся голосом заорал "пес" Андрее.
– Вы здесь не для того, чтобы прохлаждаться, вы... вы...
За спиной у него хрустнуло, и Андрее обернулся, будто на шарнирах. Сзади стоит Матула, пригнувшись, как горилла, и глаза его налиты кровью; он грозно рычит: - Что? Это кто здесь прохлаждается?
Запальщик прижался спиной к стене.
– Что вам надо?
– резко спросил он и сжал кулаки.
– Господи боже, - вырвалось у Суханека, и от испуга он приложил пальцы к губам, словно девочка.
Молодой гигант даже не шевельнулся.
– Оставь его, Матула, - сказал он добродушно, будто речь шла о брехливой собачонке.
– Это у него само пройдет...
Андрее отделился от стены.
– А вот я посмотрю все-таки, далеко ли вы продвинулись, - сказал он неестественно спокойным тоном и пошел, не оборачиваясь.
Каменщик Матула повернул за ним, как бык, и растопырил пальцы, готовый вцепиться в горло Лндреса.
– Оставь его, - незлобиво повторяет Мартинек, продолжая поглаживать свои голые руки.
Как странно - даже здесь, в шахте, от Мартинека веет чистотой, он кажется каким-то золотистым, и невольно вспоминаются созревающие хлеба. Приветливо и чуточку сонно глядит он на медленную работу Адама. Тот все глубже вгрызается в штрек и даже не обернется; штаны у него постепенно сползают вниз по узким бедрам, на спине выпирают позвонки, но длинные неторопливые руки работают с такой уверенностью, что можно рот разинуть и глядеть, глядеть без конца.
Андрее возвращается надутый и мрачный.
– Надо бы добавить еще переклад к последней паре, - говорит он, ни к кому не обращаясь.
– И как следует закрепить скобами.
– Надо бы, - отвечает крепильщик с невозмутимой приветливостью.
– А который теперь час?
Запальщик достал часы в желтом слюдяном футляре.
– Скоро половина девятого, - буркнул он, попрежнему ни к кому не обращаясь и ни на кого не глядя.
– Я, пожалуй, поставлю тут пару стоек, Адам,-говорит крепильщик Мартинек и сладко зевает.
Адам выпрямился, подтянув штаны на голом потном заду.
– Можно, - промямлил он равнодушно.
Запальщик Андрее переминается, хмурит лоб; вон как - ему явно дают понять, что в нем никто не нуждается!
– Пулпан, - раздраженно гаркает он, - полезайте к Фалте и скажите ему, что он может смениться.
– Пожалуйста, - поспешно отвечает Станда, но вдруг чувствует, что у него схватило живот, а к горлу подступает тошнота. Как, лезть в этот завалившийся штрек?.. Но ведь там уже были другие, правда?.. Ну да, были, и Станду засмеют, если он не пойдет: эх ты, сопляк, зачем же ты первым вызывался? Будь здесь хоть Хансен, он бы поглядел на Станду, кивнул бы, и тогда все пошло бы легче...
– Ну, идете, что ли?
– ворчит Андрее.
Станда просовывает голову в черную дыру, сердце у него замирает, по кто-то дает ему пинка: - Лампу-то возьми!
Станда пролезает на четвереньках под обломками, освещая себе путь лампой; он пробирается по грудам мелкого щебня, - иногда нужно ползти на коленях, иной раз можно почти выпрямиться; с кровли свисают лопнувшие балки, он ежеминутно натыкается на них то головой, то плечом. Вдруг он каменеет от ужаса: зашуршало прямо над головой!
– Пепек! Пепек!
– зовет он в отчаянии.
– Пепек, сейчас вес упадет! Иди назад, Пепек!
"Вернусь, не могу дальше, - думает обливающийся потом Станда, распластавшись на острых камнях.
– Нет, я должен предупредить Пепека, иначе его засыплет!" Станда ползет дальше; только бы ноги так не тряслись, только бы не подкашивались - ему кажется, что они стали какими-то ватными.
– Испек!
– кричит он слабым, плаксивым голосом.
И вот в довершение всего опрокинулась лампа - пшш!
– и погасла. Стаида лежит в непроглядной тьме и всхлипывает от страха. Теперь уже и в самом деле надо возвращаться, он пробует попятиться, но ноги его натыкаются на одни полуобвалившиеся стены. Станда готов завопить благим матом, призывая на помощь. "Господи, господи, хоть бы свет был! Пепек! Слышишь, Пепек!" - Станда шарит руками в этой ужасной темноте, нащупывает впереди пустоту и лезет дальше; вот он наткнулся на кучу обломков - значит, точка, дальше пробраться невозможно.