Первая Стая
Шрифт:
Плохо дело. Если чешуя не восстановится, я больше не смогу сражаться, я стану слишком уязвим. Даже думать об этом не хочется! Она зарастет, должна зарасти. А иначе зачем я выжил?
Меня навещали часто, по нескольку раз в день. Те, кто раньше отворачивался при моем появлении, казалось, простили мне все. Мне было приятно их присутствие, оно отвлекало от мрачных мыслей.
У Женьки пока не было заданий, он все равно скучал, так что он заходил ко мне поболтать чаще других. Артем бывал реже, зато он научил меня играть в шахматы,
Однажды налет на мою комнату устроили звери первой серии: Цербер, Лино и Титан. Цербер пытался со мной поговорить, хоть всем своим видом давал понять, что не очень-то за меня беспокоится. Я видел, что он лжет. Лино притащил мне какие-то свои игрушки, и это было чертовски мило. Титан только сказал, что я могу рассчитывать на него, но не уточнил, в чем. Я и сам прекрасно знал; он в тот момент смотрел на мою левую руку.
Я не мог и предположить, что они так поступят - сами, без принуждения. Женька, конечно, мог подговорить Лино, но не гордого и независимого Цербера.
Мы разговаривали о многом, однако некоторые темы оставались закрытыми. Я не хотел вспоминать о том, что произошло на станции, а они не знали, что стало с Первой Стаей и остальными. Я не спрашивал о Лите; молчали и они.
Она и близко не подходила к моей комнате, может, покинула базу... получается, не простила меня.
На шестой день ко мне пришел Лименко.
– Пожать тебе руку уже можно?
– усмехнулся он.
– С крайне бережливостью, как хрусталь.
Он последовал моему совету, после чего сел напротив меня.
– Как ты?
– Если объективно, то паршиво, - признал я.
– Моя броня не восстанавливается, рука болит, я могу есть только через трубочку, потому что все съеденное обычным путем тут же выходит обратно. Если вежливо, то я в порядке. А как дела у вас?
– Все шутишь... Значит, будешь жить.
Он рассматривал меня долго, изучающе, будто надеялся прочесть мои мысли. Я сначала терпел, а потом уставился на него выпученными глазами.
Лименко рассмеялся:
– Ты не перестаешь поражать меня, Кароль! То ведешь себя, как последний подонок, то делаешь то, что не под силу многим людям.
– Да. Я очень разносторонняя личность.
Он достал пачку сигарет, собрался закурить, но передумал.
– Первая Стая пока себя не проявляла. Мне бы хотелось сказать тебе, что ты их уничтожил...
– Лучше не говорите, - я не нуждался в этой их любимой лжи во спасенье.
– Я знаю, что не уничтожил, не мог. Им ничего не стоило прошибить стену и убраться оттуда.
– Да...
Казалось, он чувствует себя виноватым за мою неудачу. И кто кого сейчас должен утешать?
– Но хоть кого-то я задел?
– Боюсь, что нет. Мы нашли в завалах три трупа, все из нашего отряда. Остальные наши звери просто исчезли.
Ага, значит троих мне удалось убрать... Надо бы ему кое-что пояснить:
– Они уже не ваши. Любой зверь, который встретится с Первой Стаей, подчинится им.
– Как это?
Как только я вспоминал об этом, внутри все холодело. Может, я и преодолел инстинкты, но шрам остался. Я пока был не готов говорить об этом.
– Я... не могу объяснить. Пожалуйста, поверьте мне. Не посылайте против них зверей. Рано или поздно Первая Стая объявится. Скорее всего, они тоже ранены, и некоторое время вы можете быть спокойны, но потом они вернутся. Травите их, стреляйте, устраивайте ловушки, но не позволяйте им встречаться со зверями первой серии.
Я видел, что ему неприятно узнавать все это, хотя вряд ли он злится на меня. Просто их проблема стала серьезней, естественно, он не будет радоваться!
А у меня пока хватало забот и без Первой Стаи. Лименко мог дать мне больше информации, чем смотрители.
– Послушайте... врачи со мной не говорят. Может, боятся, может, не хотят расстраивать. Но вы-то все знаете. Каковы мои шансы на полное восстановление? Я смогу вернуться к работе?
Он отвернулся; одно это было дурным знаком.
– Твое тело заживает очень хорошо. Ты пережил то, что не перенес бы ни один человек и почти никто из зверей первой серии. Но броня не восстанавливается вообще, напротив, есть тенденция к полному отмиранию. Насчет второго не волнуйся, это временно. Но... если твоя чешуя не восстановится на сто процентов, работать ты не будешь.
– А что тогда со мной будет?
– с трудом произнес я.
– Ты будешь жить здесь. Кароль, мы не позволим тебе умереть.
– Я буду бесполезен...
– Ни в коем случае. Ты можешь помогать нам не только на заданиях, мы очень ценим твое мнение, твои советы.
Отговорки, причем довольно нелепые. Но он хотя бы пытается меня взбодрить... Мы оба знаем, что я буду беспомощен, бесполезен, не нужен. Мне позволят не жить, а доживать свой век, но при этом не устанут напоминать мне, что я всего лишь животное, заслужившее право уйти на покой.
Ладно, сдаваться еще рано. Раз уж мы перешли к тяжелому... зачем откладывать, пусть будет еще больнее.
– А как... как дела у Литы? Ее не уволили?
Глупый вопрос, учитывая, что она была на том корабле.
– Нет, конечно! Неужели ты и правда думал, что из-за одной твоей нелепой прихоти мы откажемся от ценной сотрудницы?
Если бы он прямо сказал мне, что я пустое место, было бы не так обидно.
– Чем она занималась все это время?
– Взяла отпуск, съездила отдохнуть в Европу, потом вернулась, - ответил Лименко.
– Все это время она оставалась твоей официальной смотрительницей. Смотрителей не меняют никогда, Кароль. Ты можешь быть исключением во многом, но не в этом.
– Почему меня обманули?