Первая версия
Шрифт:
Последним выступал директор Федеральной службы контрразведки Сергей Степашин. Он обошелся без цифр, вполне логично объяснив это тем, что цифр и процентов и так было приведено великое множество. И вправду, совещание явно затянулось.
Он рассказал о последних и очень полезных контактах с соответствующими службами других стран.
Как всегда в последнее время, его выступление в конце концов свелось к тому, что ФСК необходимо вернуть следственные функции, без которых у его людей просто-напросто связаны руки.
Насколько Меркулов знал, этот вопрос уже давно обсуждается в высших сферах. И даже близок к положительному решению. Честно говоря, он не мог сказать с абсолютной уверенностью, за такое он решение или против. С одной стороны, Степашин прав в том смысле, что если органы занимаются борьбой с преступностью, то они должны иметь возможность официально расследовать факты. С другой стороны, у всех, и не в последнюю очередь у прокурорских работников, еще слишком свежи в памяти были те времена, когда бывший КГБ был неподотчетен практически никому. И если они и обращались к органам прокурорского надзора для получения той или иной санкции, то это было лишь чистой формальностью.
Дело здесь, как его понимал Меркулов, было не в чести мундира, а в уважении к закону. Конечно, в настоящий момент органы контрразведки не имели реальной возможности серьезно повлиять на политическую ситуацию в стране. Но если к власти придут другие люди?
Вот ведь и со Службой внешней разведки прокуратура зачастую никак не может договориться в рамках закона, те все более предпочитают договориться «полюбовно». О Службе внешней разведки Меркулов вспомнил не случайно — на него уже в который раз оборачивались взоры директора Службы внешней разведки Евгения Анатольевича Макова и его заместителя, генерал-лейтенанта Игоря Евгеньевича Митирева, который, впрочем, как и его начальник, был в гражданском.
Под занавес ждали выступления Президента. Но тот, недавно вернувшись из отпуска, видимо, не хотел говорить общих слов, а что-нибудь конкретное сказать или пообещать он пока не мог. После совещания к Меркулову подошел Митирев:
— Здравствуй, Константин Дмитриевич! — Кивнув и молча пожав протянутую руку, Меркулов предпочел сначала выслушать, что ему скажет представитель службы, с которой у них вновь какие-то тайные трения.
Ко всему прочему, Меркулов не любил этого панибратски-фамильярного «тыканья», почему-то пришлого среди высших чиновников. Кстати, это была одна из причин, почему он отказался от государственной дачи в Усово. Он представил себе, что должен будет каждое утро, день и вечер сталкиваться на парковых ухоженных дорожках с этими людьми. Совсем, глядишь, «затыкают».
Митирев между тем перешел сразу к делу:
— Что-то нестыковка у нас с тобой и твоими джигитами получается. Мы столько сил угрохали на дело этого Кларка, а твои сотрудники не только не хотят нам помогать, а более того — активно мешают. Ты понимаешь, о ком я?
— Будем считать, что в некотором смысле понимаю.
— А в некотором, значит, не понимаешь?
Меркулов утвердительно кивнул, ожидая дальнейших объяснений.
— Мы, понимаешь ли, задействовали огромные силы, договорились с этими упрямыми хохлами, так надо же! Приезжают твои, устраивают буквально нападение на украинских разведчиков, а нам потом расхлебывай. Скандал международный, понимаешь ли, устраняй...
— Это из-за прищемленного-то носа международный скандал?
Меркулов, казалось, вполне искренне был изумлен открывшейся перспективой.
Не только, — ответил Митирев, — если бы дело было только в прищемленном носе! Кто-то поторопился убрать свидетеля. Я не хочу ничего сказать против твоего Турецкого, но грубо, грубо он работает. Знаешь что, давай договоримся. Вы это дело оставляете нам. Если мы проведем его аккуратно и успешно, то лаврами с вами непременно поделимся. Если же провалим, то с вас и взятки гладки. Вся вина на нас останется. Как, пойдет? — Митирев по-дружески улыбался. Но уж очень по-дружески.
— А может, Игорь Евгеньевич, нам объединить усилия? Вы с нами материалами с яхты поделитесь, вашими сведениями о деятельности Дэвида Ричмонда, а? — сделал свой ход Меркулов.
— Да поделиться мы могли бы... Но дело, понимаешь ли, в том, что здесь задействованы такие секреты, которые в нашу с тобой компетенцию практически не входят. А Турецкому твоему там вообще нечего делать... — Митирев с сожалением развел руками.
— Однако Президент поручил это дело нам, — перешел на окончательно официальный тон Меркулов, взгляд его стал жестким. — Хотите, подойдите вместе с начальником к Президенту, вон он еще не ушел. Его личному распоряжению я беспрекословно подчинюсь.
— Ну хорошо, хорошо, Константин Дмитрич, не кипятись. Скажу тебе по дружбе, что в этом деле очень-очень сильно заинтересованы. Так что имей в виду, если у твоего Турецкого будут какие-нибудь неприятности, то на нас пусть не грешит. Да и ты не греши. Пусть он лучше к нашим советам прислушивается, чем хохлов за нос хватать да с цэрэушниками водку распивать.
Казалось, что Митирев совсем не разочарован неудачным окончанием разговора, а так, лишь по причине непреодолимой дружеской симпатии, предупреждает хорошего приятеля о грозящей тому малюсенькой неприятности. Крошечной такой, даже в чем-то симпатичной. Меркулову было немного жаль его разочаровывать:
— Тут у вас, Игорь Евгеньевич, дезинформация поступила. С сотрудником американского посольства за обедом следователь по особо важным делам Турецкий Александр Борисович пил исключительно минеральную воду. Поставьте на вид вашим информаторам. Всего доброго.
Меркулов отошел, вежливо улыбаясь. Митирев так и остался стоять на прежнем месте, не найдя слов для остроумного ответа. Лишь спустя минуту он улыбнулся и негромко сказал, прощаясь:
— Удачи тебе, Константин Дмитрич!
С Баби Спир мы встретились у метро «Беляево», я ее сразу узнал. Она выглядела настоящей иностранкой — в застиранной голубой майке и черных джинсовых шортах, с копной распущенных темных волос и цветастым рюкзачком за плечами. Обута она была в какие-то невыразимо огромные ботинки на шнуровке, вдвойне странные на ее тонких стройных ножках, да еще по такой жаре.
А было действительно жарко. К трем часам асфальт раскалился чуть ли не до температуры плавления. От непрерывно палящего солнца у старушек, торгующих зеленью около метро, вся их петрушка и укропчик увяли, несмотря на постоянные водные процедуры — старушки периодически обрызгивали свой товар теплой водичкой из самодельных брызгалок. Такими брызгалками мы в детстве пользовались в качестве оружия. Это было крайне простое изобретение — в крышечке от шампуня протыкалась дырка, и получалось прекрасное средство для борьбы с внутренними и внешними врагами.